Лодки уходят в шторм

— Не медли, Федя, делай, что тебе говорят! — Он выскочил из рубки: — Ребята, готовь канистры!

Коломийцев вбежал в каюту, растолкал спавшего Германа:

— Отто, вставай, надевай френч, пойдем на берег за топливом! — и убежал.

Герман со сна не понял, что происходит, куда они пойдут в открытом море, но быстро оделся и поднялся на палубу.

Монотонный стук мотора оборвался, катер остановился, загремела якорная цепь, качка усилилась.

— Почему стали?

Услышав голос Коломийцева, Комов оглянулся и невольно вздрогнул: перед ним стояли деникинский и английский офицеры.

— Ближе не подойдешь, мелководье, — объяснил Комов.

— Тогда спускай лодку! — приказал Коломийцев.

— Так нет ее, лодки-то…

— Ну что ты будешь делать! — досадливо всплеснул руками Коломийцев. Потом измерил взглядом расстояние до берега, где смутно вырисовывались деревянные бараки и небольшие домишки с темными окнами. Он решительно сбросил китель, принялся стаскивать сапог.

— Ты что надумал, Иван Осипович? — встревожился секретарь миссии Руманов-Асхабадский, разбуженный шумом на палубе.

— Пригоню лодку…

— Не дело говорите, Иван Осипович, — обиделся Комов. — А ну, братцы!

Матросы начали раздеваться.

— Один управлюсь! — Машинист Тутин, раздевшись раньше других, прыгнул за борт. Раздался шумный всплеск, и темнота поглотила матроса.

Томительными казались минуты ожидания. Люди на борту до рези в глазах всматривались в темноту, чутко прислушивались к тишине. Только чавкала вода возле борта. Но вот наконец послышался плеск весел, и немного погодя рыбачья лодка-подчалок глухо ткнулась о борт катера.

Коломийцев, Герман в форме офицеров и двое матросов спустились в лодку, и она направилась к берегу.

Перед складским бараком, обняв винтовку, спал солдат в овчинном тулупе. Коломийцев тихо подошел и осторожно вытянул из его объятий винтовку. Солдат почмокал губами и удобнее прилег к стене.

— Встать! — крикнул Коломийцев.

Солдат вздрогнул, вскочил, вытянулся по стойке "смирно" и часто заморгал, глядя с испугом на офицеров.

— Так-то ты несешь караульную службу? Да ты знаешь, что за это полагается?

— Так точно, ваш бродь!..

— Где начальник базы?

— Спят, ваш бродь.

— Ну, пусть спит. Открой склад, срочно нужна смазка.

— Никак не могу, ваш бродь, ключи у начальника.

— Ну, тогда буди! — Коломийцев вернул солдату винтовку.

— Слушаюсь, ваш бродь! — с готовностью отозвался солдат, почувствовав, что гроза миновала, и поспешил к дому начальника.

Немолодой интендантский офицер, встревоженный и недовольный появлением господ офицеров в такой неурочный час, накинул шинель поверх исподнего и, почесывая волосатую грудь, спросил, что угодно господам офицерам.

Герман, жестикулируя, торопливо заговорил по-английски.

— Не обессудьте, господа, не владею… Что он говорит? — обратился начальник к Коломийцеву.

Коломийцев взялся исполнять роль переводчика.

— Он говорит, что ночью из Баку бежала парусная лодка с бензином. Нас по тревоге подняли в погоню, и мы не успели запастись маслом.

— Тьфу, будь они прокляты! Эдак весь флот угонят. Вы на каком баркасе?

— "Перебойня", — не задумываясь ответил Коломийцев. — Англичанин говорит, что вы должны отпустить нам масла.

— Бумага есть у вас? Специальное отношение нужно…

— Какое еще отношение? — возмутился Коломийцев. — Говорят же вам, что мы вышли по тревоге среди ночи. Вы что, не верите английскому офицеру?

— Да верю я вам, верю… Но как же без указаний…

Герман снова сердито заговорил по-английски.

— Англичанин говорит, — переводил Коломийцев, — если мы упустим лодку, вы головой ответите перед коммодором Норрисом.

При упоминании имени Норриса начальник почувствовал озноб и натянул рукава шинели, застегнулся.

— Так нет у меня машинного масла, господа офицеры, — начал он оправдываться. — Я бы и рад, да не завезли…

— Ну и порядки: не завезли!

— Мазут найдется, если желаете.

Коломийцев оглянулся на Тутина.

— Черт с ним, дойдем на мазуте, — ответил тот.

Начальник открыл склад, матросы наполнили канистры и понесли их к лодке.

— Может, подбросить вас на моторке? — вызвался начальник, довольный тем, что ловко обманул непрошеных гостей: минерального масла на складе было хоть отбавляй.

— Сделайте милость, — согласился Коломийцев, в свою очередь довольный тем, что так искусно разыграл начальника.

По пути начальник пожелал успеха господам офицерам, сообщил им, что всех большевиков, бежавших два месяца назад из Баку на катере "Встреча", в Астрахани посчитали за шпионов и расстреляли.

Коломийцев расхохотался:

— Туда им дорога!

Моторка подошла к катеру, матросы подняли на борт канистры. Поднялся и Герман, как вдруг начальник заметил спасательный круг с четкой надписью: "Встреча".

— Так вы что, изловили "Встречу"? — изумился начальник.

"Вот черт, забыли сиять!" — подумал Коломийцев.

— Нет, не изловили, а угнали. Мы угнали ее, — с улыбкой ответил Коломийцев. — И, как видите, никто из нас не расстрелян. — Иван Осипович явно потешался над растерянным начальником базы. — Большевики не такие страшные, как вам кажется. — И пригрозил: — Не подплывайте к берегу, пока мы не отойдем от острова на пушечный выстрел, иначе пулемет достанет вас.

Начальник покорно закивал.

Коломийцев поднялся на борт, мотор весело застучал, и катер понесся навстречу редеющей мгле. Продолжая широко улыбаться, Коломийцев смотрел на моторку с оцепеневшим начальником. Угроза быть срезанным пулеметной очередью не на шутку испугала его.

Удачно проведенная дерзкая операция, недоуменно вытянувшееся лицо начальника развеселили всех, и только Комов обеспокоенно поглядывал на полоску земли, открывшуюся справа по борту. То были мелкие вулканического происхождения острова Бакинского архипелага, а за ними — изогнувшаяся с севера на юг оконечность Апшеронского полуострова — Шахова коса с мысом Тюленьим, напоминающим птичий клюв. Стаи гусей и лебедей, летавших над мысом, казались розовым облаком в лучах раннего июльского солнца.