Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Один кивнул, но ничего не ответил. Говорить о красоте бесполезно, её можно только видеть и чувствовать. Нельзя научить чувствовать, можно только мягко указывать, а Локи к мягким указаниям не привык, по крайней мере, из его уст. Один всегда считал, что нет ничего худшего в мире, чем недопонимание, из которого рождаются глобальные просчеты, поэтому всегда старался объяснять все как можно проще или же наоборот давать туманные советы на будущее. И нельзя сказать, что метода оправдала себя полностью…

Они вышли из рощи и влились в очередную гудящую толпу. Локи вел себя теперь на редкость странно: метался от одной лавки к другой, скупая вещи, к которым ранее никогда не проявлял интереса и которыми совершенно точно не собирался пользоваться. Художественные книги из самых разных миров, наборы игр и красивых мелочей, женские украшения. Один молча наблюдал за поведением того, кто впервые дорвался до собственных денег. И ведь это он уже второй день гуляет и в этот раз под присмотром благодетеля. Царь не хотел даже представлять себе, сколько ненужных и откровенно глупых вещей Локи накупил вчера. По возвращении домой он обнаружил с десяток свертков, небрежно разбросанных на кровати. Сколько времени Локи может понадобиться, чтобы новое развлечение прискучило, Всеотец не представлял; зато теперь начинал понимать, почему Хагалар настойчиво считает царевича ребенком. Поверить в то, что этот юноша, с горящими глазами торгующийся за совершенно невзрачный на вид пузырек с блестящим малиновым веществом, способным менять форму по желанию хозяина, объявлял Мидгарду войну и вел за собой армию — возможным не представлялось.

— Может, рыбу подарить? Ведь сам Эгир помогает ванам в рыболовстве… — Локи отошел от очередного прилавка с очередным чересчур улыбчивым продавцом.

— Кому ты не можешь подобрать подарок? — спросил Один заинтересованно. Раньше царевич не смел даже думать о таких вольностях, теперь же скупает все, что попадается ему на глаза. Неужто хочет стать богом хотя бы маленького поселения, раз среднего Асгарда и большого Мидгарда не получилось?..

— Тюр… Хагалару, — пробормотал Локи как-то невнятно. Он настолько привык мысленно называть фелаг «надсмотрщиками» или, на худой конец, «тюремщиками», что чуть не проговорился. А отцу всего знать не следует.

— Хагалару? — Один уж думал, что никакому ответу не удивится. — Мне послышалось Тюру.

— Нет, Хагалару, — заверил его Локи. — Остальным я купил.

— Значит, бриллиантовых подвесок достойна та искалеченная девушка? — Один указал на один из свертков, который Локи прижимал к груди, опасаясь воров.

— Ну да.

— Ты понимаешь, что такие дорогие вещи дарят только невестам и женам?

— Я видел эти подвески на маме. Искалеченная преступница, сотрудничающая с богом, достойна многого, не так ли? — Локи испытующе посмотрел на отца, будто делился с ним какими-то тайными знаниями. Он был готов купить Беркане колье вдесятеро дороже, чем у царицы. Все равно при её мужеподобной фигуре любое украшение будет смотреться отвратительно, но зато он получит любовь и почитание личной собачки старого мага, а это дорогого стоит. Если уж невозможно тягаться с ним в силе и ловкости, то можно попытаться найти слабое место.

Один только головой покачал. Расточительство сына порядком расстроило его — он не этому его учил.

— Пойдем в винную лавку, выберем там подарок.

Ближайшая обнаружилась за поворотом. Локи вошел вслед за отцом и наблюдал со стороны, как тот последовательно отвергает все напитки. Продавец расхваливал каждую бутылку так, будто это была невеста на выданье, все время прикасался к покупателю и активно жестикулировал. Если бы Локи покупал алкоголь лично, то покинул бы лавку прежде, чем ему показали бы хоть что-то по-настоящему стоящее — он не выносил чужих прикосновений и бессмысленной болтовни. Отец отвергал один дорогой напиток за другим, пока не добрался до самой верхней пыльной бутылки. Именно на нее он и указал Локи, предлагая купить. Царевич взял её в руки, прочитал надпись на этикете и подумал, что ослышался или что глаза подводят его. Но нет, это был виски четырехтысячелетней выдержки — невиданная редкость. Сам царевич пробовал этот напиток раз в жизни на каком-то торжестве в честь отца. На коронацию Тора было закуплено несколько бутылок, и они предназначались только для царской семьи и их приближенных. Жидкость цвета растопленного цветочного меда с терпким запахом фруктовой мякоти, вызревшей на солнце, и почти неуловимым горьковатым ароматом кофейных зерен и темного шоколада не могла не прийтись по вкусу даже заядлому трезвеннику. Каждый ас в тайне мечтал хотя бы раз в жизни ощутить горячее, чуть маслянистое скольжение напитка по гортани и остающийся привкус топленого сахара и душистой корицы. Одну бутыль столь ценного нектара Тор разбил, когда в порыве ярости перевернул стол после срыва коронации.

— Меня впечатляет твой выбор, — проговорил Локи чуть дрожащим голосом.

— Только один напиток Хагалар любит больше всего на свете, — подтвердил Один.

— Да кем он был, чтобы любить подобное?! — воскликнул Локи, не надеясь услышать правдивый ответ.

— Он был и остается моим доверенным лицом, — просто ответил отец. — Я думал, ты давно принял эту простую истину.

Локи молча расплатился и вышел из лавки. Один, не торопясь, последовал за ним.

— Ты мог бы дать полную власть надо мной тому, кого я хотя бы знаю, почему же не дал? — процедил Локи сквозь зубы.

— Полной властью над тобой он не обладает, — откликнулся царь, резко сворачивая в сторону и увлекая сына в животный сад, где обитали существа из самых темных закоулков всех миров. Один знал все о повадках зверей и умел столь увлекательно рассказывать, что, несмотря на небольшое пространство, у царской семьи уходило два-три дня на то, чтобы осмотреть всех обитателей чудо-сада.

— Локи, ты не можешь жить в поселении в одиночестве, — продолжил царь Асгарда, с трудом пробираясь мимо лавки со свежей выпечкой. — Маму печалит твой отъезд, и она не доверяет поселенцам.

— А Хагалару доверяет?

— Полностью. Он сможет защитить тебя от любого врага.

— Но не от себя, — усмехнулся Локи, вспоминая о недавней пытке, после которой решил, что лучше на время забыть о дерзости и покорно соглашаться со всеми требованиями старого мага. Следовать то он чужим советам в любом случае не обязан!

— В твоей голове только подозрения, — Один вошел в сад и теперь выбирал направление движения. — Однажды он решил, что никогда не причинит боль ребенку. А даже если тебя объявят царем, для него ты останешься лишь мальчишкой.

— Ты его совсем не знаешь, — едва слышно прошептал Локи и добавил громко: — Все мое детство было пропитано допросами, моральными пытками, запретами и играми в суд, — слова отнюдь не были почтительными, но отец позволял говорить с собой в таком тоне, а значит, можно безбоязненно продолжать. — Ты великий мастер причинения страданий без физической боли.

— Ты прав, но мои методы Хагалару тоже не нравятся. Твоя участь в руках одного из самых достойных асов. Ты должен гордиться этим.

Отец резко свернул разговор, значит, ничего полезного больше узнать не удастся. Локи поморщился и огляделся, отмечая, что в саду ничего не изменилось. Когда молодые царевичи в первый раз попали сюда, восторгу их не было предела: ваны создали настоящее чудо, впечатлявшее не только детей, но и взрослых. Площадь сада была поделена на девять квадратов, в каждом жили звери из определенного мира Иггдрасиля. Поскольку их земли разительно отличались по температуре и прочим показателям, для каждой твари были созданы специальные условия, максимально приближенные к природным.

Локи скучающе смотрел на огненного ворона — уроженца жаркого Муспельхейма. С виду обычная птица, если не считать оперения из язычков жаркого пламени. Только такие звери и могли выжить в огненном мире. В любом другом им было слишком холодно. Ванам приходилось превращать загоны для муспельхеймских животных в незатухающий пожар. За все время существования сада несколько раз случалась беда — магия огня развеивалась. Спасти помороженных животных было почти невозможно, но вороница Налви родилась под счастливой звездой — она пережила уже три обморожения и чувствовала себя прекрасно.

Прогулка по саду и Локи, и Одину нравилась гораздо больше, чем по ярмарке: не было сотен существ из разных миров, никто не ругался, не спорил, не зазывал посмотреть товар. Некоторые звери, правда, выпрашивали еду, но и только.

Животные Муспельхейма сменились животными Нифльхейма — этим наоборот везде и всегда было жарко. Для них строили специальные загоны, где круглый год шел снег и выл промозглый стылый ветер. Животный мир Нифльхейма был самым бедным и скучным из всех, так что боги, не сговариваясь, прошли мимо обитателей холодных подземелий и оказались среди уроженцев Мидгарда. Эти непоседы сразу заинтересовались божественными гостями. Длинношеему страусу настолько понравилась золотая пластина Одина, что он попытался выклевать её. Царь не обратил внимания на подобную мелочь и так легко отмахнулся от дерзкой птицы, будто перед ним стояла чайка, а не огромная и по-настоящему опасная тварь. Из соседней клетки доносились отвратительные крики: два зеленых и один белый павлин, распушив хвосты, танцевали перед невзрачной самкой, стараясь одновременно понравиться ей и клюнуть соперника.