Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
Во время последнего похода чаще всего почему-то попадался люрик — маленькая черно-белая пташка, гнездящаяся обычно на побережье. Что она делала у подножья горы, Сиф представить не могла, но встретила, как минимум, трех представителей этого вида. Еще больше недоумения вызвал чуть припорошенный снегом трупик фифи, которая, по непонятным причинам, не улетела на юг. Коричневая птичка выглядела так, будто погибла минуту назад, возможно, из-за мороза. Что заставило её остаться в родных краях в зимнее время года, когда световой день не превышал пяти часов? Фандрал и Тор тихо переговаривались, стоя в стороне и наблюдая, как Сиф осматривает полянку, будто немая природа могла дать ответ. В лесу неподалеку путешественникам встретился пару раз клинтух, как назвала Сиф серо-коричневую птицу (по мнению Тора, это был обычный голубь). Они заспорили, Фандрал вставлял едкие комментарии. Воительница заявила, что голуби живут ближе к городам, что у них длиннее тело и хвост, хотя окрас и правда схожий. Фандрал ввернул шутку, что недокормленный голубь сразу же превращается в клинтуха, Сиф обиделась и полдороги молчала. Тор вздохнул было спокойно, посчитав,
Тор поднимался молча. Он наслаждался холодным ветром, снегом под ногами, препятствием, которое он должен преодолеть, да не один, а с друзьями. Сын Одина не признавал проторенных, веками выверенных дорог. Еще в детстве, только начиная осознавать свое место в этом мире, наследник Асгарда заставил себя полюбить трудные препятствия, крутые вершины, могучих соперников — все то, что давало ему шанс проявить силу, которой он так гордился, которую считал лучшим из своих достоинств. Дитя могущественнейшего мага, он преуспел лишь в покорении физически ощутимых измерений: высоты, тяжести, скорости. Бесчисленное количество раз он проваливался в пустоту, тщетно пытаясь коснуться эфемерной магической паутины, пронизывающей все пространство родного мира. И каждый раз буквально захлебывался гневом, наблюдая, как младший, без видимых усилий, окружает себя целым отрядом размытых двойников, вызывая одобрение отца, улыбку матери. Но, едва не дойдя в своем отчаянии до мысли, что его родство с царской семьей — какая-то ошибка, Тор обнаружил свой путь к божественному совершенству, свой способ доказать, что он более, чем кто-либо, достоин править всеми мирами. И на этом пути не было места придворным фокусам и хитроумным магическим уловкам. Раз обретя свой путь, он делал все, чтобы не потерять его, и всегда стремился оказаться там, где тяжелее, сложнее, невыносимее. Первым он несся в бой против любого врага, не признавая заумных тактических хитростей. А снежные наносы и коварные горные тропы стали для него обычным ежегодным развлечением. И не только для него. Была рядом с ним и девушка, которая так же, как и он, искала свое место в этом мире. Прекрасный чертог женщин Вингольф навевал на нее только скуку, мастерские для рукодельниц, прекрасные сады, кухни, даже купальни, в которые мужчинам вход был заказан — все это отбросила юная Сиф и устремилась к цели, которая мерцала перед ней туманным призраком — к миру мужчин.
Доказав однажды другим, что она лучшая из защитников Асгарда, воительница теперь не могла успокоиться и доказывала себе, что она может все делать лучше, чем мужчины. Тор был уверен, что если бы его молот можно было поднять, то Сиф приложила бы для этого все усилия. Сказать по правде, наследник золотого мира находил свою подругу девушкой необыкновенной. Её красотой восхищалось пол-Асгарда, все говорили, что она просто копия Фригг в молодости, разве что волосы черные. Тор, правда, не мог представить собственную мать, обнажившую меч и бросившуюся в атаку на какого-нибудь великана, но не отрицал, что чертами лица и некоторыми привычками воительница и в самом деле походила на стареющую, но все еще прекрасную царицу.
Тор гордился уникальностью своей команды: ни одна другая не включала в себя девушку, не уступающую мужчинам ни в чем, даже в уме. Конечно, он не мог не замечать её стремления к абсолютному лидерству, желания командовать не исподтишка, а отдавать прямые приказы. Бог грома не хотел подчиняться даже своему отцу, мудрейшему из асов, что уж говорить о девице, пускай и дающей вполне дельные советы, которые, правда, почему-то всегда оказывались диаметрально противоположными советам Локи. Тор уж не раз думал, что его брат и боевая подруга заключили своего рода пари и специально во время любого спора отстаивают противоположные точки зрения.
Сиф буквально расцветала, когда рядом не было Локи, поэтому, возможно, так сильно любила всевозможные зимние горные походы, в которых младший царевич никогда не участвовал. И девушка никогда не упускала возможности напомнить ему об этом, намекая на своё превосходство. Однако и с ней однажды случилось несчастье: несколько зим назад она неудачно споткнулась и едва не сорвалась вниз. Тор бросился за ней и с большим трудом вытащил. Сиф повезло: мелкие ссадины, ушибы, синяки. Фандрал предлагал вернуться во дворец и считать, что поход окончен, но воительница заявила, что на настоящей войне такие пустяковые царапины не стоило бы даже замечать, и восхождение продолжилось. Тор полагал, что после этого неприятного инцидента Сиф надолго охладеет к вулканам, но вышло наоборот. Сразу после неудачного восхождения она предприняла несколько самостоятельных вылазок, чем навлекла на себя гнев и обиду друзей: те с огромным удовольствием составили бы ей компанию да и не отпустили бы одну после недавнего происшествия. Воительница объясняла, что ей необходимо было залезть на несколько вершин в одиночестве, чтобы вернуть уверенность в собственных силах и доказать себе, что она — лучшая.
Вот и в этот раз, несмотря на легкую простуду, Сиф не отказалась от предложения друга. Поднимался отряд тяжело, то и дело упираясь в тупики, несколько раз хотел повернуть
назад, но в самый последний момент находился какой-нибудь затерянный в снегах проход, и друзья продолжали путь. Это восхождение было особенно трудным, гораздо труднее предыдущих. Неожиданные препятствия на привычном маршруте наводили на мысль: уж не побывал ли на горе проказник-братец?Вершины достигли уже в потемках, что было немудрено при таком коротком световом дне. Решили возвратиться в Асгард поутру, а заночевать у самого кратера. Тор не чувствовал никакой усталости, но его друзья выглядели изможденными: у Сиф слипались глаза, Фандрал прекратил свой бесконечный рассказ и даже украдкой позевывал. Развели костер, поставили палатки и заснули почти сразу, даже и не посидев толком у огня.
Утро встретило путников промозглым тяжелым туманом, в который совершенно не хотелось погружаться. Собрав пожитки, двинулись вниз, сетуя, что в этот раз не смогли насладиться видом Асгарда с высоты птичьего полета. Спускались легко, но молча: Сиф больше думала о птице, которая, казалось, не доживет до возвращения в город, Фандрал не выспался и поминутно клевал носом, едва не оступаясь. Тор зевал и думал только о том, чтобы оказаться в своих теплых покоях и проспать там несколько часов, если не целый день.
Однако когда они спустились с вулкана, когда вдали показался золотой город, Тору пришла в голову мысль, не посещавшая его уже очень давно: дойти до старого заброшенного храма, расположенного неподалеку от столицы Асгарда. После первого восхождения на вулкан ноги сами принесли наследника в старый храм. Он посчитал это добрым знаком и дал себе зарок впредь приходить сюда. Но в следующую зиму он забыл и в через следующем тоже, а потом решил, что нет смысла блюсти традицию, которую он не может даже запомнить.
Но в этот раз все было иначе. Молодому богу отчего-то казалось, что его ждет встреча. Возможно, судьбоносная. А своим предчувствиям он привык доверять.
— Идите вперед, я догоню, — бросил он друзьям, когда они остановились в нерешительности у ворот золотого города.
Фандралл было попытался возразить, но был остановлен одним нетерпеливым движением руки и вынужденно покинул будущего царя. Тор вздохнул с облегчением, когда резные ворота столицы закрылись за подозрительно хмурящейся Сиф, и направился к храму, перепрыгивая чрез маленькие ручейки. Путь мог быть близким, если бы существовала прямая дорога, но её не было, приходилось пересекать мостики через ручейки, каналы и реки, попадавшиеся чуть не на каждом шагу. Столица Асгарда по праву считалась городом воды и зелени. Наверно, во всем царстве нельзя было сыскать более «водного» города. Девять больших каналов разветвлялись на множество мелких. Они просто кишели рыбой и омерзительно пахли в редкую летнюю жару. На широких набережных росли деревья, подаренные царями союзных миров. Это были не скрученные рябины и березы, а красивейшие стройные деревца с пышнейшими кронами. Некоторые из них должны были плодоносить и плодоносили бы, если бы не суровый климат Асгарда. Единственные деревья, которые давали фрукты даже в условиях холодного ветреного лета, были яблони. Тор облизнулся, вспоминая свое любимое лакомство: блины со сладким яблочным кремом. Их обычно изготовляли к праздникам: на дни рождения или в дни летнего и зимнего солнцестояний, поэтому вся придворная челядь любила их больше иномирских сластей. Эти блины были неразрывно связаны радостью и весельем…
Едва не поскользнувшись на шатком мосту, Тор вцепился в перила. Вот ведь погода: снег только выпал, реки еще даже не замерзли, а лед уже блестит из-под мелкой снежной крупы, так что стоит отвлечься — упадешь, и хорошо, если не в холодную, еще не застывшую воду.
Поминутно оскальзываясь и теряя равновесие, воитель приближался к своей цели. Храм представлял собой одноэтажный домик, на крыше которого лежала «золотая цепь» — резной фриз, олицетворяющий сияющий город богов. Над храмом летали полукруглые блоки, которые, если бы их поставили на землю, могли бы сами служить храмом, правда, без крыши. Отец рассказывал, что в древности этот храм построили как символ города, который в будущем планировали возвести из золота. Святилище было посвящено непонятно кому: асы не верили в богов, ибо сами себя таковыми считали. Однако это не мешало мастерам прошлого возвести в Асгарде множество храмов, и никто не мог бы с точностью сказать, кого именно они восхваляли. Уже на памяти Тора вокруг старого храма посадили рощу с тремя огромными ясенями в центре. Это была насмешка над миром людей. Боги прознали, что у смертных есть необъяснимая традиция: каждые семь зим приносить в жертву своим богам, то есть Одину и Тору, многочисленных жертв. Была выбрана священная роща, на ветках деревьев которой развешивали кабанов, петухов, даже людей, по семь каждого. Асы смеялись над этой глупостью: неужели смертные и правда думают, что их боги будут есть человечину? Неужели думают, что на царственный стол Асгарда подадут этих жертвенных животных? Боги веселились, смеялись, а потом посадили рощу, точную копию мидгардской. Даже два колодца выкопали. В одном жрецы топили приговоренных, для чего использовался другой, асы так и не поняли.
Тор остановился около ближайшего колодца и заглянул внутрь: вода была прозрачной, позволяющей разглядеть песчинки на самом дне. Собственное отражение исказилось, являя другой лик, кого-то знакомого, неведомого союзника, который поможет достигнуть неведомой цели.
— Я знала, что ты придешь сюда.
Тор поднял голову и встретился глазами со своей матерью. Царица Асгарда была в непривычном для нее черном одеянии. Люди почему-то считали, что раз она богиня атмосферы и облаков, то должна быть столь же переменчивой, сколь и погода, и носить как черные одежды, так и белые, но на самом деле царица редко надевала платье более темного оттенка, чем старое потускневшее золото. По крайней мере сейчас. В юности она вместе со своим отцом развлекалась также, как сейчас Тор — покоряя горы, и тогда она точно носила не платья, а удобную одежду немарких цветов.