Локомотивы истории: Революции и становление современного мира
Шрифт:
Тем не менее более широкое понятие Нидерландского восстания позволяет нащупать контуры некой модели. Это модель революции «с остановками», которая вдобавок то и дело меняла свой центр, пока окончательно не обосновалась в семи северных провинциях, группировавшихся вокруг Голландии. Первый мятеж вспыхнул в 1566 г., и, хотя он охватил все Нидерланды, главный очаг его находился на юге, во Фландрии и Брабанте. Уже в следующем году Испания его повсеместно подавила. Второй, начавшись в 1572 г., увенчался успехом только в двух голландских приморских провинциях — собственно Голландии и Зеландии. Третье восстание началось с падения (временного) испанской военной власти в 1576 г. и снова распространилось на всю территорию Нидерландов, но после 1578 г. внутренний раскол среди мятежников помог испанцам вернуться на юг. С тех пор в северных провинциях продолжалось уже действительно по сути Голландское восстание, после 1581 г. переросшее в международное противостояние — войну между Испанией и новой республикой. Картина «революции в трёх сериях» лучше всего нарисована в книге Джеффри Паркера «Голландское восстание», впервые увидевшей свет в 1977 г., в золотую пору «стасиологии» [126] .
126
Parker G. The Dutch Revolt. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1977. См. также: Zagorin P. Rebels and Rulers, 1500–1660. Cambridge: Cambridge University Press, 1982. Vol. 2: Provincial Rebellion; Revolutionary Civil Wars, 1560–1660. Chap. 11.
Несмотря на относительно небольшие размеры, в 1566 г. Нидерланды вместе с северной Италией представляли собой самую передовую в экономическом отношении, богатую, густонаселённую и урбанизированную часть Европы. Занимая по площади от силы две трети территории Англии и Уэльса, Нидерланды имели примерно такую же численность населения: порядка 3 млн чел. (на землях будущей Голландской республики в 1500 г. проживало чуть меньше миллиона). Впрочем, с учётом рассматриваемой темы, наверное, уместнее будет сравнение с Испанией, где королевства Кастилия и Арагон в совокупности насчитывали около 6.5 млн жителей. В Антверпене — крупнейшем городе Нидерландов, главном коммерческом и финансовом узле Европы — жило 80 тыс. чел. (в Амстердаме — 30 тыс. с небольшим). Крупнее в то время были только Париж с 300-тысячным населением и Лондон с 200-тысячным.
Нидерланды являлись ключевым элементом международной системы Габсбургов, поскольку, подобно самой Испании и в отличие от остальной империи, управлялись непосредственно Карлом V как его родовая вотчина. Соответственно в Нидерландах император стремился осуществить то, о чём не мог и мечтать в Германии, — превратить своё бургундское наследство в нечто вроде унитарной монархии по французскому или английскому образцу [127] .
Это означало, во-первых, завоевание или присоединение иным способом северо-восточных провинций по другую сторону залива Зёйдерзее. Но притом все провинции, теперь уже семнадцать, сохраняли традиционные права и привилегии. Наглядным примером может служить брабантская хартия «Радостное вступление» («Joyeuse Entree»), на верность которой присягал каждый новый суверен. Политика Габсбургов сводилась к тому, чтобы дать стране ряд центральных административных и фискальных институтов, функционирующих наряду с редко созываемыми Генеральными штатами и аристократическим Орденом Золотого Руна. В конце концов, в 1548 г. Нидерланды, формально входящие в состав империи, были организованы как особый Бургундский округ — по сути, новое государство, отдельное от собственно Германии. Вместе с тем политика Карла вела к повышению налогов ради финансирования войн императора с Францией. Это, в свою очередь, означало решительное усмирение любого бунтарства на муниципальном уровне, традиционного явления для городской жизни Фландрии, что наиболее ярко продемонстрировал Гент в 1540 г. Наконец, после 1520 г. это предполагало и систематическое преследование религиозной ереси, чего Карл никак не мог добиться в Германии. В конечном счёте он планировал создать в Нидерландах 3 новых архиепископства и 15 епископств (существовавшая в тот период устаревшая иерархия включала только 4 епископов и совершенно не соответствовала численности населения страны). Назначать новых епископов государь собирался сам. В общем, в своих владениях Карл делал то же, что делали или пытались делать все прочие современные ему государи в своих. И мотивы имел схожие: наращивал силы для международного соперничества. Однажды он сказал на французском (которым обычно пользовался): «Я заберу Париж в свою перчатку», — произнеся слово «перчатка» (gant) как название своего родного города Гент.
127
Полную историю государственного устройства Бургундских Нидерландов см.: Koenigsberger Н.G. Monarchies, States Generals and Parliaments: The Netherlands in the Fifteenth and Sixteenth Centuries. Cambridge: Cambridge University Press, 2001.
Однако к моменту его отречения в 1555 г. государственное строительство в Нидерландах продвинулось гораздо меньше, чем во Франции, Англии или Кастилии. Каждая из 17 провинций имела собственные уложения законов и права. С момента их административного объединения прошло слишком мало времени, чтобы они обрели сильную общую идентичность, учитывая вдобавок лингвистическое разделение между голландско- и франкоязычными территориями по линии от Дюнкерка до Лимбурга, огибавшей Брюссель с юга. Правда, все чаще слышались разговоры о нидерландской «родине» (patrie), особенно среди дворянской элиты. Но на деле, как выяснилось, провинциальный партикуляризм оказался сильнее.
Таким образом, нидерландское восстание было революцией, которую спровоцировала фаза нарастания государственного строительства в Европе. Тот же процесс в менее зрелой стадии породил гуситов век назад, а в более зрелой — подстегнёт пуритан век спустя.
Ситуация стала накаляться, когда власть перешла к сыну Карла Филиппу II. В отличие от отца, он родился и вырос в Испании. Несмотря на четырёхлетнее правление в Брюсселе с 1555 г. (когда завершалась последняя война с Валуа), Филипп так и не овладел французским языком и всегда смотрел на местные проблемы взглядом испанца. Он продолжал курс на консолидацию, взятый Карлом V, особенно в отношении преследования еретиков и создания новых епископств. Когда в 1559 г. он вернулся в Испанию (как оказалось, навсегда), то
предоставил проводить эту линию своей единокровной сестре, герцогине Маргарите Пармской, назначив её правительницей. Однако реальной властью Филипп наделил кардинала Антуана де Гранвеля, верного слугу королевской семьи, обойдя высших нидерландских сановников, которым покровительствовал Карл. Он также оставил в Нидерландах трёхтысячный испанский корпус, чего ранее в мирное время никогда не случалось.По вполне понятным причинам эти меры не понравились таким знатным вельможам, как принц Оранский и граф Эгмонт, традиционно входившие в Государственный совет. По их мнению, политика Филиппа обрекала Нидерланды на абсолютную зависимость от Испании, как Милан или Неаполь. В частности, эти сановники возражали против его религиозной политики на том основании, что Филипп нарушил традиционные права страны, передав рассмотрение дел о ереси из ведения местных судов в юрисдикцию специально учреждённой инквизиции. В знак протеста они бойкотировали заседания Государственного совета, и Филипп уступил: к весне 1564 г. он вывел из Нидерландов испанские войска, а главное, отозвал Гранвеля. Столь очевидное поражение королевского абсолютизма перед лицом аристократический оппозиции вызвало общий кризис системы.
К 1564 г. Нидерланды превратились в котёл, где бурлило недовольство полувековым государственным строительством Габсбургов и все больше — репрессиями на религиозной почве. Реформация пришла в Нидерланды в 1520–1522 гг., то есть почти одновременно с её первыми вспышками в Германии и Швейцарии. Однако между Нидерландами и княжеством Саксонским, вольными городами империи или Швейцарией существовало одно очень большое различие: светский «меч» в лице Карла не только не поддержал реформу, но, напротив, приложил все усилия, чтобы её пресечь. В результате четыре следующих десятилетия нидерландская Реформация развивалась снизу, тайно и, тем не менее, активно [128] .
128
Schilling H. Religion, Political Culture, and the Emergence of Early Modern Society: Essays in German and Dutch History. Leiden: E. J. Brill, 1992.
Это движение прошло в общих чертах три этапа. На первом, в 1520-х гг., довольно нестойкое лютеранство накладывалось на христианский гуманизм, поначалу среди духовенства, но вскоре процесс затронул и класс ремесленников. К 1530-м гг. появился также весьма заразный, в основном для низов, анабаптизм. В 1535 г. его приверженцы предприняли неудачную попытку захватить власть в Амстердаме. Тысячам их собратьев пришлось бежать от преследований в северо-восточную Германию — обстоятельство, немало способствовавшее впечатляющему мюнстерскому бунту 1536 г., ведь два его главных предводителя, Матис и Ян Лейденский, были голландцами. Однако после катастрофы в Мюнстере преемники воинственного голландского анабаптизма, подобно чешским адептам Хельчицкого раньше или английским квакерам позже, укрылись по сектам, проповедующим пацифизм и богоугодные дела. Ключевой фигурой такого преображения стал Менно Симонс, основатель секты меннонитов. Третий и наиболее важный этап нидерландской Реформации ознаменован подъёмом с 1540 г. воинствующего, но притом дисциплинированного и хорошо структурированного кальвинизма. Придя в Нидерланды из Франции через валлонские провинции, он быстро распространился по всей стране, хотя кальвинисты везде поневоле действовали тайно, «под крестом», собираясь малыми группами. Наиболее ревностные из них эмигрировали в голландские «общины иностранцев» в Лондоне и Эмдене (Германия). Именно там к 1571 г. они организовали церковь по женевским канонам, с формальным символом веры и отдельной пресвитерианско-синодальной структурой, управляемую местными консисториями и региональными синодами.
Соединение воинственной религиозности с конституционными устремлениями дворянства породило восстание 1566 г. Историки-марксисты указывают, что и времена тогда наступили экономически тяжёлые, особенно для низших классов. В 1564–1566 гг. за суровой зимой последовал неурожай, так же как во Франции в 1788–1789 гг. Но «голодный год» всё же послужил усугубляющим обстоятельством, а не главной причиной революции [129] . В истории Европы бывало много голодных лет, однако не всякий из них современники нарекали «годом чудес».
129
Kuttner E. Das Hungerjahr 1566.
Мятеж 1566 г. казался annus mirabilis («годом чудес») из-за необычайной скорости и радикальности развития событий. Это поистине один из величайших революционных годов европейской истории, потрясение, вполне сопоставимое с тем, что произошло в 1419 г. в Богемии, в 1520 г. в Германии, даже в 1640 г. в Англии, а то и в 1789 г. во Франции. По сути, нидерландская революция достигла максимальной мощи именно во время своего начального эпизода. Так что данный эпизод нужно рассматривать наиболее внимательно, месяц за месяцем.
Отзыв Филиппом Гранвеля в 1564 г., по-видимому, сигнализировал грандам из Государственного совета, что они могут осуществить свою программу; в сущности, по всей стране королевская власть стала терять позиции. В декабре вельможи обратились к королю с предложением смягчить религиозные преследования, в феврале 1565 г. отправили графа Эгмонта в Мадрид отстаивать своё дело. Эгмонт наивно полагал, что убедил Филиппа, хотя в действительности тот всего лишь согласился продолжить теологические консультации, и по возвращении сообщил об этом соратникам. В мае теологическая комиссия, избранная советом, рекомендовала проявлять умеренность. Однако реальная политика Филиппа оставалась прежней. Все иллюзии развеялись в ноябре с появлением знаменитых «Писем из лесов Сеговии», в которых монарх подтвердил жёсткую позицию в отношении ереси, занятую им ещё в 1559 г. Перед дворянством встал выбор: повиноваться или нет. Однако страна так сильно жаждала перемен, что, если бы совет не оказал сопротивления, его авторитет мог сильно пошатнуться.