Локомотивы истории: Революции и становление современного мира
Шрифт:
Поколение 1900 г. Не успел ортодоксальный взгляд утвердиться, как его ниспровергло появление социализма как массового движения. В том же году, когда Олар занимался своим политическим синтезом, Жан Жорес за пределами академии приступил к написанию четырёхтомной социалистической истории революции. Ранее великая эпопея, даже у Мишле, изображалась под углом зрения «сверху» путём изложения протоколов революционных собраний и описания деяний главных лидеров. Жорес рассказывал историю «снизу», с помощью архивных материалов, посвящённых экономическим проблемам и политической активности масс. Его основная мысль, в равной степени в духе Мишле и Маркса, заключалась в том, что существующая республика в конечном счёте должна стать социальной [216] .
216
Jaures J. Histoire socialiste de la Revolution fran^aise. 81. Paris: Editions de la Librairie de Гhumanitё, 1922–1924.
Но, как только на это было обращено внимание, умами исследователей данной темы завладела советская модель, показывавшая, что на деле может означать социализм; бывший ученик Олара Альбер Матьез предпринял попытку в отражённом свете Октября реабилитировать жестокий террор Робеспьера. Комитет общественного спасения, который устанавливал контроль над ценами (максимум), стал у него уже не только правительством национальной обороны, но и зародышем диктатуры пролетариата, увы, задушенной реакционной термидорианской буржуазией. Соответственно Матьез чернил оларовского Дантона и пел дифирамбы своему Робеспьеру, который якобы вёл настоящую кампанию за социализм против существующего республиканского истеблишмента. Однако этому первому квазимарксизму недоставало социологической глубины, поскольку Матьез подробно расписывал
217
Mathiez A. La Reaction Thermidorienne. Paris: A. Cohn, 1929; Idem. La vie chere et le mouvement social sous la Terreur. Paris: Payot, 1927.
Поколение 1936 г. Расцвета это движение достигло благодаря преемнику Олара в Сорбонне — Жоржу Лефевру [218] . Его социалистическое и марксистское, в духе Жюля Геда, творчество предлагает максимум того, на что способна социальная интерпретация революции. В начале 1920-х гг., следуя примеру дореволюционных российских учёных, много писавших о французском крестьянстве XVIII в., — главным образом И.В. Лучицкого [219] — и воодушевлённый картиной решающей роли крестьянства в событиях 1917 г., Лефевр, по сути, создал современную отрасль французской аграрной истории монументальным исследованием жизни крестьян его родного департамента Нор в эпоху революции [220] . В методологическом плане он был весьма восприимчив к социологии Эмиля Дюркгейма и историков школы «Анналов», чьё влияние очевидно прослеживается в посвящённой крестьянству всей Франции работе 1932 г. «Великий страх» — социальной истории того типа, который впоследствии получит название «истории менталитета» [221] . В 1937 г. после победы Народного фронта Лефевр возглавил кафедру в Сорбонне, а в 1939 г., к 150-летию 1789 г., написал сокращённое изложение событий того судьбоносного года, которое представляет собой лучший образчик классового анализа, нежели знаменитые памфлеты самого Маркса, изданные в 1848 г. [222] После войны, в 1951 г., когда Лефевр начал симпатизировать ФКП, на которую тогда падал отсвет Сталинграда, из-под его пера вышел обобщающий труд о революции во всех её аспектах: политическом, экономическом и социальном [223] . Он включил туда, в частности, данные скрупулёзных экономических исследований Эрнеста Лабрусса, демонстрирующие рост благосостояния до 1778 г., а затем десятилетие кризиса, в результате которого цена на хлеб взлетела до максимальной отметки за столетие как раз 14 июля 1789 г. [224]
218
Краткий обзор его жизненного пути см.: Cobb R. Georges Lefebvre // Idem. A Second Identity: Essays on France and French History. London: Oxford University Press, 1969.
219
Loutchitsky J. La propriete paysanne en France й la veille de la Revolution (principalement au Limousin). Paris: H. Champion, 1912; Idem. L'etat des classes agricoles en France a la veille de la Revolution. Paris: H. Champion, 1911. Российские учёные дали толчок к развитию и английской, и французской аграрной истории. В первом случае такую роль сыграл П.Г. Виноградов (позже — сэр Пол Виноградофф), вдохновитель Фредерика Мейтленда, см.: Maitland F. Domesday Book and Beyond. Cambridge: Cambridge University Press, 1897. Во втором — публикация на французском языке работы Н.И. Кареева, прямого продолжателя российской народнической, то есть аграрно-социалистической, традиции (Лучицкий, кстати, был студентом Кареева), см.: Kareiew N. Les paysans et la question paysanne en France dans le dernier quart du XVIIIe siecle. Paris: V. Giard & E. Briere, 1899. См. также: Kareiew N. Les travaux russes sur 1'epoque de la Revolution fran^aise depuis dix ans (19021911) // Bulletin de la 8ос1ёГё d'Histoire Moderne. 1912. No. 2. P. 132–143; Погодин С.H. «Русская школа» историков: H.И. Кареев, И.В. Лучицкий, М.М. Ковалевский. СПб.: СПбГТУ, 1997.
220
Lefebvre G. Les paysans du Nord pendant la Revolution fran^aise. Paris: F. Rieder, 1924.
221
Lefebvre G. La Grande peur de 1789. Paris: A. Cohn, 1932.
222
Lefebvre G. The Coming of the French Revolution, 1789 / trans. R. R. Palmer. Princeton: Princeton University Press, 1947. Оригинальное изд.: Lefebvre G. Quatre-vingt-neuf. Paris: Maison du livre fran^ais, 1939.
223
Lefebvre G. La Revolution fran^aise. Зе ёс!., rev. Paris: Presses Universitaires, 1951.
224
Labrousse С.E. Esquisse du mouvement des prix et des revenues en France au XVIIIe siecle. 2 t. Paris: Librairie Dalloz, 1933; Idem. La Crise de I'economie fran?aise & la fin de l'Ancien Regime et au debut de la Rёvolution. Paris: Presses Universitaires de France, 1944.
Хотя в целом Лефевр рассматривал 1789 г. как «буржуазную революцию», он всё же не сводил те события исключительно к взаимодействию политики с классовыми интересами и не считал их главным образом промежуточной станцией на пути к Октябрю. Подобно Мишле, он полагал, что народный суверенитет и «Декларация прав человека» сами по себе — эпохальная историческая кульминация. Соответственно его классовый анализ событий 1789 г. достаточно нюансирован. Движение, по его словам, началось как аристократическая революция в 1787–1788 гг., переросло в буржуазную революцию в мае-июне 1789 г., потом в народную и муниципальную революцию в июле и, наконец, в крестьянскую революцию против феодальных податей в августе — в том же месяце после этих четырёх стадий наступила кульминация в виде провозглашения «Декларации прав человека» и отмены сословной системы. Именно путём такого каскада изменений революция уничтожила «старый режим».
Лет через пятнадцать после Второй мировой войны престиж «партии» во Франции достиг наибольшей высоты, в то время первый парижский «мандарин» Жан-Поль Сартр мог с уверенностью провозглашать марксизм «неизбежным горизонтом нашего века». В такой атмосфере Альбер Собуль, ученик и впоследствии преемник Лефевра в Сорбонне, ревизовал творчество Матьеза, изучая санкюлотов 1793 г. в более диалектической манере. Его диссертация, напечатанная в 1958 г., показывает, как «пехотинцев» революции трагически стёрли в порошок её внутренние противоречия [225] . С одной стороны, они были революционным классом в полном смысле слова, поборниками прямой демократии и протосоциалистического экономического контроля; с другой — лишь архаичным «предпролетариатом», состоявшим из ремесленников и мелких лавочников вкупе с неимущими наёмными работниками. Тем не менее их способность к прямому действию толкала революционные законодательные собрания влево, от 1789 г. к якобинской диктатуре 1793 г., и в данной роли они действительно выглядели предтечами современного пролетариата и российских советов. А трагедия термидора произошла из-за несовместимости между этим народным движением и «буржуазной» приверженностью Комитета общественного спасения к представительной демократии и экономическому либерализму. На деле монтаньяры использовали санкюлотов только для защиты от «феодальной» реакции. И как только их власть упрочилась, Робеспьер пресёк народное движение, невольно лишив себя телохранителей к решающей схватке 9 термидора.
225
Soboul A. Les Sans-culottes parisiens en Гап II: Mouvement populaire et gouvernement rёvolutionnaire, 2 juin 1793 — 9 Thermidor An II. Paris: Librairie Clavreuil, 1958.
Однако не всё пропало, остался ориентир грядущего Октября — данная тема с растущим усилием подчёркивалась в каждом последующем издании «Краткого курса» истории революции от Собуля [226] . Этот «Краткий курс» сделал социальную интерпретацию революции застывшей политической догмой. А Собуль, член партии, воспользовавшись должностным положением, превратил кафедру, созданную для проповедования принципов буржуазной республики, в коммунистическую вотчину.
Поколение 1968 г.
Как и следовало ожидать, вскоре последовало наступление «ревизионистов». Первый залп дали британские историки-эмпиристы, которые не рассматривали события 1789 г. ни с точки зрения судьбы нации, ни с точки зрения политики настоящего времени. В 1964 г., в разгар послевоенной гегемонии марксизма (Э.П. Томпсон выпустил свой главный труд в предыдущем году, а Собуль свою диссертацию — несколькими годами ранее), Альфред Коббан опубликовал «Социальную интерпретацию Французской революции» [227] . Он исходил из предпосылки, что «якобы социальные категории наших историй — буржуа, аристократы, санкюлоты — по сути, категории политические» (а также в действительности метафизические) [228] . Он отыскал у Лефевра примеры, показывающие, что легендарная буржуазия и её феодальный противник — пустые абстракции. К сожалению, ему не удалось придумать ничего лучше, чем (как вы наверняка уже догадались!) приписать революцию «слабеющей буржуазии» в лице озлобленных юристов и королевских чиновников (officiers).226
См., напр.: Soboul A. La Rёvolution fransaise. 7e ёd. Paris: Presses Universitaires de France, 1981. Это дополненная версия его «Краткого курса истории Французской революции», вышедшего в 1962 г.
227
Cobban A. The Social Interpretation of the French Revolution. Cambridge: Cambridge University Press, 1964. Фактически он уже изложил раньше суть своей позиции в более краткой форме в 1955 г., см.: Idem. The Myth of the French Revolution: An Inaugural Lecture Delivered at University College, London, 6 May 1954. London: University College, 1955.
228
Cobban A. The Social Interpretation of the French Revolution. P. 162.
На следующий год ревизионистский вызов прозвучал уже во Франции в более аналитической форме. Здесь его бросили бывшие коммунисты Франсуа Фюре и Дени Рише, взявшие на себя весьма смелую для столь юных историков задачу создания обобщающего труда с провокационным акцентом на политику и идеологию [229] . В 1971 г. в битву оказалась непосредственно втянута собулевская Сорбонна, когда Фюре напечатал в «Анналах» свой «Катехизис Французской революции», устанавливающий эсхатологическую связь между 1789 и 1917 гг. [230] В 1978 г. «Архипелаг ГУЛАГ» А.И. Солженицына нанёс непоправимый урон советской загадке во Франции, а ревизионизм обрёл свой манифест в виде «Размышлений о Французской революции» Фюре [231] . Теперь Фюре объявил, что революция, расколовшая Францию в XIX в. и косвенным образом — вследствие её проекции на Октябрь — в XX в., наконец «закончилась». Поскольку ссылка на Советы перестала быть фактором французской политики, пора изгнать советский призрак и из науки.
229
Furet F., Richet D. La Рёуо1ийоп. 2 t. Paris: Hachette, 1965–1966.
230
Furet F. La са1ёсЫ8те de la Rёvolution fransaise // Annales. 1971. № 2.
231
Furet F. Penser la Rёvolution fran?aise. Paris: Gallimard, 1978.
Героями Фюре стали два представителя традиции XIX в. — Токвиль и ученик Тэна Огюстен Кошен, которых ныне «открыли» во Франции [232] . Раньше оба фактически пользовались вниманием только со стороны «англосаксов» — Токвиль само собой, и даже Кошен, которому следовал наш первый «стасиолог» Крейн Бринтон в своей до сих пор не потерявшей актуальности истории революции, вышедшей в 1934 г. [233] Кошен понадобился во Франции, потому что предоставил противоядие против объяснения террора «обстоятельствами»: «теорию заговора». Название неудачное, поскольку Кошен имел в виду не настоящий заговор, а лишь организацию идейно подкованного меньшинства в политически влиятельные группировки. Подобного рода организация действительно стояла за всеми ключевыми событиями революции — от взятия Бастилии до чистки жирондистов в 1793 г. В конце концов, «люди сами делают свою историю», как сказал величайший «социологизатор» истории Маркс, характеризуя собственную систему объяснения провала 1848 г.
232
Cochin A. L'esprit du jacobinisme: Une interpretation sociologique de la Rёvolution fran^aise. Paris: Presses Universitaires de France, 1979. Статьи из этого тома были впервые опубликованы после смерти автора в 1921–1924 гг. (Кошен погиб в Первую мировую войну).
233
Brinton С. A Decade of Revolution, 1789–1799. New York: Harper & Brothers, 1934. По сути, анализ Бринтона с особым акцентом на идеологическую «лихорадку» во многом предваряет ревизионизм Фюре. Жорж Рюде, ученик Лефевра, также был хорошо знаком с работами Кошена. См. также: Lord Elton. The Revolutionary Idea in France, 1789–1871. London: Edward Arnold, 1923.
Фюре, синтезировавшему идеи Токвиля и Кошена, первый дал ключ к пониманию истоков и последствий революции, а второй — к характеристике самого революционного процесса. Этот процесс Фюре определяет как «поток», «каскад» или «шквал» событий, движимый диалектикой идеологического «перебивания цен» между революцией и контрреволюцией. Период 1789–1791 гг. вылился в стремительно раскручивающуюся спираль «патриотических» подозрений и упреждающих действий против всепроникающего «заговора аристократии» — всё во имя «чистой демократии» и «равенства». Революционная политика перестала касаться конкретных экономических, социальных или иных вопросов, сосредоточившись на манипулировании эгалитарным parole (словом), то есть дискурсом.
Разумеется, у Фюре были свои политические задачи. Отбирая тему революции у Маркса, уравновешивая его влияние мыслями Токвиля и Гизо, он стремился к деидеологизации текущих политических дебатов во Франции. Международная ситуация благоприятствовала выполнению такой задачи. К 1970-м гг. история Французской революции перестала быть «галлоцентричной». Современный массовый университет сильно расширил её границы, и рядом с парижским ядром все более заметную роль стали играть британцы и американцы [234] .
234
См., напр.: Furet F., Ozouf M. The Transformation of Political Culture, 1789–1848 // The French Revolution and the Creation of Modern Political Culture / ed. К. M. Baker. 3 vols. Oxford: Pergamon Press, 1987–1989. Vol. 3.
Поколение 1989 г. В этот момент вступление на пост президента Франсуа Миттерана в 1981 г. в последний раз бросило Францию в объятия Народного фронта. Однако его попытка «перехода от капитализма к социализму» вскоре провалилась, и общий социалистический миф оказался дискредитирован почти так же, как коммунистический. Теперь считалось, что Раймон Арон, автор скандальной некогда книги «Опиум интеллектуалов» (1951), был прав во всех своих выпадах против Сартра, своего бывшего однокашника [235] . Затем сразу после падения берлинской стены Франция отметила 200-летие революции. Устроенное социалистическим правительством праздничное торжество омрачила критическая переоценка взглядов, произведённая Фюре и его давней соратницей Моной Озуф [236] . Фюре ревизовал собственный ревизионизм: в труде 1965 г. он изображал 1793 г. как отклонение от курса 1789 г.; в работе, написанной к двухсотлетию, 1793 г. уже ставился в прямую связь с годом «прорыва». Революция вновь признавалась «единым целым», однако в более трагичном смысле, чем в эпоху Клемансо. Некоторые историки даже полагали революцию и Наполеона чрезмерно затратным способом модернизации и, кивая на другой берег Атлантики, доказывали, что из-за этого экономическое развитие страны отстало на целое поколение и Франция начала постепенно приходить в упадок как мировая держава [237] .
235
Пожалуй, лучшая интеллектуальная история послевоенной Франции: Aron R. Мётоиез. Paris: Julliard, 1983. См. также: Judt Т. Past Imperfect: French Intellectuals, 1914–1956. Berkeley: University of California Press, 1992.
236
Furet F., Ozouf M. The Transformation of Political Culture. Сама идея «торжества» ставилась под сомнение в ряде статей Фюре, собранных Моной Озуф в сборник: Furet F. La Rёvolution en dёbat. Paris: Gallimard, 1999.
237
Chaunu P. Le grand declassement: A propose d'une commemoration. Paris: Laffont, 1989.