Ловец бабочек
Шрифт:
И глянула на часы: четверть одиннадцатого. В доме тишина. Старуха, похоже, опять закрылась в опустевшей кладовке, закопалась в лохмотья и дремлет. Девочки… чем бы ни занимались, матери мешать не станут. Супруг?
Панна Белялинска очень надеялась, что у него хватит совести сделать хотя бы ту малость, которую не требовала вовсе никаких усилий.
Почти не требовала.
В половине двенадцатого, вполне удовлетворенная жизнью – договор о страховании отыскался и до окончания его оставалось без малого пять лет – панна Белялинска спустилась.
В половине
Вдохнула сыроватый воздух. Мило улыбнулась дворнику, который все одно не запомнит ее лица, пусть и уверен ныне, что знает жиличку из тринадцатой квартиры распрекрасно.
Она вошла в парадную и поднялась по лестнице.
Открыла дверь тяжелым ключом. Замок был тугой, а петли издавали премерзейший скрип, но панна Белялинска готова была смиренно вынести это неудобство.
Она скинула плащ.
Пригладила волосы, собранные в банальнейший куколь. Покусала губы, ибо нынешняя бледность пусть и всецело соответствовала роли, но все ж раздражала даму.
Бросила взгляд на часики – пора бы уже… и в дверь позвонили.
– Драсьте, - за дверью обнаружилась девица самого преотвратного вида: высокая, что каланча, крепкая и румяная, в платье сером да еще и с пошарпанным чемоданом в руках. – Это вам кухарка надыть?
– Проходите, дорогая, - панна Белялинска посторонилась, пропуская гостью. – Вы верно сказали, я ищу кухарку, а вы…
Девица крутила головой.
И походила на курицу, жирную такую курицу, присмиревшую в хозяйских руках, но все одно любопытную…
– …стало быть, родственники ваши в деревне остались? – панна Белялинска устроилась на козетке, обтянутой полосатою тканью. Местами ткань выцвела, местами – лоснилась. И панну Белялинску раздражала сама необходимость притворяться, будто бы не замечает она ни этого лоску, ни скрипящего полу, ни шифоньеру, дверцы которого не смыкались.
– Так оно так, - девица ерзала.
Ее распирало любопытство, которое она не давала себе труда скрывать.
Некрасивая.
Крупнокостная. Глаза навыкате. Румянец во всю щеку. Губы пухлые. Волосы… коса с руку панны Белялинской толщиною. И здорова она.
– Девица? – строго поинтересовалась панна Белялинска. И щеки девки полыхнули алым. Панна Белялинска строгим голосом добавила. – Мне не хотелось бы, чтобы здесь вдруг объявился любовник…
– Вот, - девка сунула руку в ворот и вытащила пару бумажек. – Дохтор писал…
Это она уже шепотом договаривала, полыхая вся.
Стыдно?
Хорошо.
Просто замечательно… стыд – лучшее свидетельство… румянец не подделаешь. Для виду панна Белялинска бумажки почитала.
Рекомендательное письмо с каких-то курсов… свидетельство… готовить… убирать… основы этикета… надо же, а по ней и не скажешь. Скорее всего курсы из тех, за которые берут гроши, а на эти гроши и знаний давать не стремятся.
– Хорошо, - панна Белялинска вернула бумаги. – Я думаю, вы
мне подходите…Она поднялась, и девица вскочила.
– Жить будете здесь. Наведите порядок…
– Конечне…
Она так радовалась. Найти работу – большая удача.
– И себя тоже, - панна Белялинска подняла ручку. – Постарайтесь выглядеть соответствующим образом… вечером мне предстоит отправиться в гости. Будете меня сопровождать…
Девица от удивления рот приоткрыла. И какие, спрашивается, курсы по этикету?
– К сожалению, я не могу позволить себе компаньонку, - панна Белялинска позволила голосу дрогнуть. – Или горничную… и я надеюсь, что вы сумеете…
– Конечне!
– И не подведете… а теперь простите, мне надо прилечь… постарайтесь не громыхать…
…конечно, девка старалась, только все одно что-то роняла, вздыхала, а после, забывшись совсем, запела. И голос у нее, как выяснилось, оказался сильным, этакому хлипкие стены съемной квартирки не преграда. Панна Белялинска поморщилась.
Пару дней…
Всего-то пару дней потерпеть, и часть проблем разрешится. А потом, когда с Гуржаковыми все выйдет, то и… и главное, чтоб братец не подвел… с него станется чужими руками жар загрести, но нет… панна Белялинска не позволит себя обмануть.
…даже если придется пожертвовать братом…
Глава 17. О мертвецких и визитах в оные
Талантливый человек талантлив во всем. Идиотов это тоже касается.
Жизненное наблюдение.
В здешней мертвецкой было на диво свежо. И пахло цитронами. А в остальном…
…тот же подвал.
Белые стены. И пол, плиточкой выложенный. Черные решеточки водостоков. Столы оцинкованные. Шкапы с мертвяками. И тело, заботливо прикрытое простыночкой.
Мрачный типус с бритою головой. Этакий характерно бугристый череп, глядеть на который уже удовольствием было. Глаза-впадины. Нос, налево свернутый. Губа из лоскутов шитая. И подбородок обильный, щетинистый.
– Тельце науке завещать не желаете? – осведомился типус, окинувши князя внимательным взглядом. Не то, что раздели – шкуру содрали.
Себастьян почесался, как-то вот представилось, что шкуру оную соломкою набивают.
Или там опилками.
Науки ради.
– Пожалуй, воздержусь пока.
– Это вы зря, - типус не испытывал ни малейшего смущения, да и совестью, похоже, обезображен не был. – Жизнь пройдет и что? А так в бессмертие шагнете…
– Все равно воздержусь, - Себастьян проявил редкостную несговорчивость.
Наука – дело такое, чуть зазеваешься, без хвоста оставят.
– Ну как знаете… зачем привела? – типус облокотился на стол, на котором, аккурат поверх простынки, ноне служившей скатертью, расставлены были подстаканники числом три – два пустых, а один со стаканом, наполненным темною жидкостью.