Ловушка для потерянной души

Сквозь узкую щель в стене видны костры, яркое пламя высоко поднимается, пропадает там, где мне не разглядеть. На земле доски, накрыты цветастыми пушистыми коврами. А под мелодию танцуют девушки. Очень красивые, в полупрозрачных платьях. Звенят браслетами, извиваются тонкие фигурки в ярком зареве костров. Лишь у одной не получается. Она сбивается, падает. Но я вижу, что старается.

Отчего-то, кажется, что мы похожи. Одинаково заперты в клетке, которая для каждого из нас своя. У меня ошейник, цепь и четыре стены. У нее браслеты, тонкая ткань платья, что не спасает от холода и боль от ударов странными палками. Когда их наказывают хочется выть, бросаться на стены. Не справедливо. Эта боль, которая чувствуется даже на расстоянии, сквозь толстые стены рушит всю красоту представления. Кажется обидным обманом. Чувство, как там, на площади, когда люди радовались смерти других. Почти то же самое. Сколько горя спрятано за внешней красотой танца.

С каждым днем я все слабее. Мысли все медленнее ползут в голове. Порой даже забываю, о чем думалось секунду назад. Ищу новую мысль, что бы думать ее, но тоже бросаю, забываю. Тело все хуже слушается. Все чаще просто лежу на холодных влажных досках пола и слежу за лучиками света. Сил нет, даже руку поднять. Меня не кормят, совсем. Интересно, это такая казнь, заморить голодом, которого я не чувствую? Просто так лежать и ждать смерть? Грустный конец для того, кто так и не стал человеком.

Тьяра Ка Тор.

Дочь рода наместников третьего полного ранга ныне бесполезных земель.

– - Знаешь, а может не все так плохо и у меня есть шанс?
– сижу на попоне, прислонившись спиной к стенке повозки.

В последнее время у меня появилась дурная привычка. Сижу вот так у той странной повозки, слушаю, как неизвестный зверь гремит цепями, и изливаю душу. Рассказываю о том, что было. Пытаюсь забыться, вспоминаю веселые моменты из жизни.

С каждый днем у меня выходило танцевать все лучше. Привычным стал звон браслетов и холод. Уже не смущаюсь прозрачной ткани заморского платья. Синяки понемногу таяли, превратились в желтые разводы, цеплялись друг за друга тонкой черной каемкой, что пропадали с каждым часом. Даже безвкусная каша стала казаться съедобной.

– - Вот тебе хуже, - вздыхаю.

Мои слова подтверждает звон цепей за стенкой. Жалко его. Иногда, кажется, что он понимает, о чем я говорю. Сидит один, заперт в четырех стенах, видит мир только сквозь узкие щели между досок. Удается разглядеть серые, почти прозрачные, похожие на человеческие, глаза. Но мне это только кажется. Не могут там держать человека. Все рабы -- товар и отношение к ним почти бережное.

Я в отличие от него могу дышать свежим воздухом, смотреть на небо, спать в тепле. Хоть маленькие, но радости жизни. А он там, за стеной. Совсем один в темноте. И ему намного хуже, чем мне. Наверное, именно это заставляет меня смотреть вперед и приходить сюда. Понять ту разницу между нами. Впервые в жизни ценить то, что имею. Все познается в сравнении и жизнь мне это наглядно доказала.

– - Сегодня впервые за долгое время вижу звезды. Зима близко. Ты знаешь, какие они, звезды? Красивые, яркие. Светят с темного неба, то ярче, то слабее, словно подмигивают. Тебе бы понравилось. Небо такое глубокое, огромное и свободное. Я бы хотела стать одной из звезд. Слышала, что где-то есть люди, которые верят, что после смерти будут сиять на небосводе, озарять путь тем, кто остался внизу, дарить надежду.

Тихие шаги рядом. Оглядываюсь по сторонам. Показалось? Просто ветер гонит мимо опавшие листья. Медленно раздеваются деревья, царапают небо острыми ветками, стряхивают жухлую листву на мертвую землю. По утрам уже мороз прихватывает, оставляет белую пыль вокруг, покрывает ею редкую траву. Красиво.

На всякий случай кутаюсь плотнее в старый плащ и придвигаюсь к телеге, подтягиваю к себе ноги. Если поймают здесь, могут и наказать. Никогда не знаешь, что взбредет в голову тем, кто чувствует свою безнаказанность во власти над другими. А с магом и вовсе встречаться не хочется. Страшный человек. Салих сказал ему что-то, и он теперь не подходит к рабам, лишь издали смотрит. Чувствую на себе его тяжелый взгляд. С трудом сдерживаюсь, когда танцую, чтобы не остановиться. Все еще свежи воспоминания о наказаниях.

В душе вновь появилась надежда. Говорят, скоро мы перестанем от чего-то прятаться в лесу и поедем в город. Будет выступление. Придет много народу. Страшно. Что, если меня продадут? Пустота холодного леса стала привычной, спокойной. А что будет там? Нет. Нельзя думать об этом. Я смогу что-нибудь придумать. Передать через зевак записку, обратиться к кому-то из стражи, попросить о помощи. Слабая надежда, но она есть, греет изнутри, прогоняет сомнения и страхи. Отец всегда говорил, что главное -- верить.

– - Ты подожди немного, - шепчу, все еще боясь быть услышанной. Поглаживаю шершавые доски повозки.
– Скоро все наладится, мы с тобой выберемся. Я обещаю.
– Утвердительно зазвенела цепь внутри. Улыбаюсь, глядя на небо. Представляю будущее, в котором не будет никаких оков, ни железных, ни магических.

Никто.

Темноту внезапно развеял чей-то тихий голос, зазвенел в пугающей тишине леса. Она пришла. Та девушка, что теперь так красиво танцует. Стала одной из тех извивающихся теней, ловит ритм прекрасной музыки. Сидит, прислонившись к стене повозки, разговаривает со мной. Рассказывает о мире. О своем доме, который мне сложно представить. Ее голос не дает окончательно раствориться в темноте, напоминает о жизни, заставляет думать. Пытаюсь представлять себя мир и те ситуации, что она описывает. Получается плохо, но я стараюсь. Она удивительная. Ищет свет там, где царит беспросветная темнота, хуже, чем в моей клетке. Если и быть, то именно таким человеком, как она. Не той серой массой, что сама втаптывает себя в землю, продает душу за монеты. Она настоящая, яркая, живая.

Она приходит каждый вечер. Хочу ответить, успокоить, поделиться своими мыслями и воспоминаниями, но не получается. Слабость накатывает волнами, сил хватает только на то, что бы дышать. Поэтому молча слушаю. Она касается пальцами стены прямо напротив моего лица, поддавшись эмоциям, протягиваю свою руку, прислоняю к железной клетке, пытаюсь почувствовать тепло ее ладони. В глазах темнеет, медленно скользят пальцы по решетке. Снова темнота, куда не долетает ее тихий голос.

Яркие огни пролетающих мимо повозок, нестройный голос толпы, музыка, что теряется в общей какофонии звуков. Кругом слова. Такие знакомые, но забытые, надписи на непонятном, но родном языке. Кто-то рядом, держит мою руку, но не могу разглядеть лица. Его пальцы сжимаются все сильнее, причиняют боль. Пытаюсь вырваться, но он держит все крепче, не хочет отпускать, притягивает к себе. Перестаю сопротивляться, щурюсь от яркого света, пытаюсь рассмотреть его лицо. Но оно будто размыто, окутано дымкой осеннего тумана, что плотной пеленой застилает глаза.

– - Кто ты, - спрашиваю, но голоса нет, словно пропал, растворился в оглушающем реве странного мира.

Сильный рывок и я уже совсем близко к его лицу. Касается кожи липкий туман его маски, расползается, тянет свои расплывчатые грани ко мне, опутывает.

Напротив -- не лицо, а маска. Такие знакомые пустые, почти прозрачные глаза, острый длинный нос и тонкая линия губ, искривленная страшной хищной улыбкой. Он все ближе, впивается в меня взглядом, затягивает в свою пустоту.

Шум незнакомого мира дрогнул, поплыли яркие огни. Все громче странный звук, будто треск дерева, совсем рядом. А я все глубже падаю в пустоту, из последних сил цепляюсь за пропадающий шум.

– - Ты еще жив?
– голос глухой, словно сквозь туман. И снова непонятный скрежет.

Пропали огни, затих грохот горящих повозок, лишь скрежет, что совсем близко, у самого уха и темнота. Она повсюду. Не такая пустая, как там. Живая темнота обычной ночи, где слышатся далекие звуки леса, голоса людей и шум деревьев.

– - Тебя не кормят, я принесла немного. Повозку мне не открыть, но тут пол прогнил немного, ты ведь не откусишь мне руку, правда?
– слова больше похожие на бормотание. Она снова пришла. До носа долетает приятный запах еды, так похожий на кашу Хорха. Девушка усиленно ковыряла одну из досок, что и издавала тот неприятный скрежет.