Ложь и прощение

Я опустился на крепкий деревянный стул, качнулся взад-вперед на толстых ножках, слушая их тихий скрип, как он нарушился шорохом со стороны дальнего стола, где обычно трапезничал Ниволе. Я медленно повернул голову и прищурился. Из темноты выплыла долговязая фигура Люсии.

— Надеялась, что ты там утопился, — сказала она и криво улыбнулась.

— Нервничаешь по поводу завтра? — спросил я, замечая за ухмылкой нервозность.

Девушка сощурилась, верхняя её губа дернулась, демонстрируя враждебность. Конечно, за эти недели мы поладили, если наши взаимоотношения можно было так назвать. Но дружба не была нужна никому из нас.

— Я не такая трусиха, как твоя девка. — Люсия качнулась на носках в мою сторону, потом обратно, будто хотела подойти, но передумала. Её слова не прозвучали уверенно, скорее вызывающе и агрессивно.

С моих губ сорвался смешок. Ведет себя так, словно считает страх чем-то позорным. Бояться — нормально, в этом нет ничего зазорного. Добыча боится, когда уносит лапы от хищника. Человек боится, встречаясь с незнакомой или некомфортной для него ситуацией. Даже мне довелось испытать страх, несмотря на то, что человеком я не являюсь.

— Ты боишься Софи? Завидуешь тому, что у неё было нормальное детство, — протянул я, внимательно наблюдая за тем, как гнев и обида от моего предположения исказили её лицо. — Иначе зачем так открыто выражать неприязнь.

— Мне нет до неё дела! — рявкнула Люсия. Её кудрявые волосы взметнулись, когда она подошла и прошипела мне на ухо: — Если бы не Йорн, я бы выставила вас прямо к охотникам! Пока вы не пришли, мы были в безопасности. Йорн, я, Шон, Лиам, малышка Мириам. Все мы! А теперь можем попасть под раздачу, потому что за вами придут. Либо это сделает Орден, либо тот бесов Пожиратель. — Девушка отстранилась. Ярость пропала. Я увидел боль, почувствовал её отклик в себе. Люсия отступила на шаг, скрыла эмоции в глазах за опущенными ресницами. — Так скажи мне, Джо: почему я должна терпеть ваше присутствие?

Она пробежала мимо, тихо прикрыла дверь, помня о спящих товарищах. А я сидел на все том же стуле и еще некоторое время смотрел ей вслед.

***

После разговора идти в общую спальню не хотелось по вполне понятным причинам. Вряд ли Люсия тут же уснула. Потому сейчас я стоял у двери в комнату Софи, ежась от ночного сквозняка. Ветер никогда не покидал коридоров этого дома. Он шептал мне в уши тысячи причин развернуться и уйти, передумать. Например, о том, что не нужно приближаться к девушке в таком растрепанном состоянии. Напоминал о чувствах, о том, как сжал недавно её пальцы в своих, украдкой желая получить больше. Ветер выл о возможных последствиях нашей близости, о том, что в следующий раз не обойдется, они могут оказаться фатальными для Софи. Но я притворился глухим. Не послушал и вошел внутрь. Эгоистичный порыв. Таков я. Мне плевать, кто или что пострадает, пока она рядом со мной. Точно собака, которая не в силах покинуть хозяина.

Раньше меня это сравнение раздражало. Твёрдая ассоциация с псом на поводке сформировалась, когда судьба свела нас вновь спустя года. Но теперь… не знаю, желал ли я избавиться от этой связи или её укрепить. Чтобы Софи точно никуда не исчезла. Раньше мне был известен ответ, а сейчас я понятия не имел, чего хочу на самом деле.

Огонь в камине затух. Подкинув дров, я наблюдал за тем, как он разгорается заново. Искры перекинулись на кору, из неё повалил дым, затем неуверенно и робко вспыхнул первый язычок пламени и угас, потом второй и третий. Голодный огонь охватил сухое дерево, оно затрещало, поедаемое сантиметр за сантиметром.

Девушка в постели шевельнулась, перевернулась на другой бок, сбросив куртку, которую использовала вместо одеяла, и снова засопела. Я присел рядом, ощутив, как прогнулась кушетка под весом, услышав, как скрипнула её деревянная основа.

Софи спала, согнув ноги в коленях. На спальном месте она помещалась с трудом, я бы и вовсе не смог тут уснуть из-за роста, разве что сидя.

Девичьи ресницы дрогнули, затрепетали. Она разлепила веки и сонно моргнула.

— Ты пришел, — шепнула, протянув пальцы к моей руке, положила свою ладонь поверх моей ладони. — Почему ты не у себя в лавке? Матушка разозлится.

Я горько усмехнулся, осознав, что Софи попросту не до конца проснулась. Её взгляд медленно сместился с моего лица на окружающее пространство, меж бровей залегла складка. Морщинок стало больше, они обозначились и на лбу. Понимание мелькнуло в зелёных глазах.

— Мне не спится, — почти не соврал я, решив не посвящать её в ссору с Люсией, они без того не ладят.

Она одернула руку.

— И поэтому ты решил прокрасться в мою комнату среди ночи? — В голосе я уловил осуждение. — Очень воспитанно.

— Я и раньше так делал, ты не жаловалась, — хмыкнул я. — Ты не спутала меня с Чарли? Кстати, заметь, не я в итоге поступил как ублюдок.

— Я никогда вас не сравнивала, — закатила глаза Софи, усаживаясь.

Её плотные косы расплелись, крупные кудри свободно спадали на грудь и талию. Я придвинулся, не сдержавшись, тронул упругое колечко, накрутил на палец под её удивленным взглядом. Посмотрел прямо в глаза, разглядывая светлые прожилки цвета молодой травы на болотной радужке, а сразу после обнял, прижавшись носом к виску. Она шумно и глубоко втянула ртом воздух.

— Джо?

— М? — промычал я, вдыхая знакомый аромат. Мелисса, ромашка и совсем немного мыла.

— Что нам делать? — Если бы я только знал, непременно бы поделился с ней первой. Но ответа не было. И кто знает, когда это изменится. — Мне страшно, — прошептала девушка. — Очень, очень страшно, — её голос сорвался на последнем слове, задрожал. Пальцами я огладил её лопатки, зажмурился.

— А я говорил, что затея дурацкая, — фыркнул в волосы и немного повернулся, чтобы опереться подбородком о её макушку.

Софи откинула голову, прислонив щеку к моему плечу.

— Ты был прав. Ты часто бываешь прав, — отозвалась она, выводя узоры на ткани моей рубашки.

От этих невинных прикосновений меня пробрала дрожь. А еще вернулось желание. Оно тлело в груди, разгораясь сильно и ярко, как недавно пламя в камине.

— Я всегда прав, — сказал нарочно излишне самодовольно и тут же почувствовал тряску женского тела под боком. Испугался даже, но оказалось, что она просто смеется. — Эй! Вообще-то это так.

— Шут, — острый локоть столкнулся с моими ребрами.

Я запустил пальцы в густые темно-русые с рыжиной волосы, зарылся в них. Немного спутанные. Густые. Мягкие. Не то что мои — жесткие и торчащие во все стороны.

Софи дрогнула, когда я легонько погладил кожу на затылке, зажмурилась, словно ей было и приятно, и щекотно одновременно.

— У тебя подбородок слишком твердый, — лениво пожаловалась девушка, развернувшись.

Её искусанные от переживаний губы приоткрылись. Заметив мое внимание, она смутилась. Смущение окрасило щеки в розовато-алый. Ей очень шло. И румянец, и стыдливое желание, сокрытое за опущенными ресницами. Даже чужие вещи поверх хрупкого тела. Слишком красивая. Порой грубая. Порой безрассудно смелая. А еще открытая.