Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов

Нью–Йорк тронул ее за руку. Он ткнул большим пальцем в сторону Буна, который подался вперед, и прокричал:

— Что вы желаете выпить?

— Какая разница?

Он осклабился.

— Здесь не подают забродивший виноградный сок под видом шампанского. Заведение подходит к выбору напитков серьезно.

Превосходно.

— «Маргариту». С солью.

Если коктейль достаточно кислый, ей не захочется глотать его.

Танцовщица повисла на шесте вниз головой и расстегнула лифчик. Ее груди выглядели произведением современного искусства, почти что архитектурным.

— Боже мой, — отметила Коди, — да это же Святая София.

— Что? — выкрикнул ньюйоркец. — Ее зовут София?

— Нет, — закричала Коди в ответ, — ее груди… Неважно.

— Искусственные, — кивнул ньюйоркец.

Появились напитки, поданные блондинкой, на которой не было ничего, кроме пурпурных бархатных стрингов и улыбки. Она обращалась к Буну «миленький» — он был завсегдатаем, а к Коди — «дорогуша».

Коди сумела оторвать взгляд от невероятных сосков достаточно надолго, чтобы отыскать долларовую бумажку и бросить ее на поднос с напитками. Двое мужчин засовывали свои презенты под джи–стринг: пятерку и десятку. Блондинка, уходя, подмигнула Коди. Ньюйоркец заметил это и ухмыльнулся. Коди попробовала свою «Маргариту»: кислятина. Она все равно сделала глоток.

Музыка изменилась, теперь это был ритмичный ремикс мэм–музыки: Slowhand группы Pointer Sisters. Басовая тема шла непрерывно, сдавливая живот Коди, будто теплая рука. Она облизнула губы и сосредоточилась на своем напитке. Левый пилон заняла другая танцовщица, с мягкими черными кудрями, а рыжеволосая переместилась на четвереньках в центр сцены и оказалась прямо перед их столом, медленно вращая попой, поглядывая на них через плечо, щурясь, словно кошка. У Буна, Дейва, у всех парней в руках были купюры: «О-о, крошка, у меня есть то, что тебе нужно». Рыжеволосая медленно пятилась к ним, выгибая спину в мнимом экстазе — но заходящем не настолько далеко, чтобы не заметить самую крупную купюру: двадцатку Буна. Она позволила подразнить себя ею, пощекотать купюрой внутреннюю поверхность бедра и провести по груди вокруг соска, прежде чем оттянуть пояс псевдоюбки и спрятать туда двадцатку. Остальные, вероятно, и не заметили, что она собрала у них деньги по очереди — двадцатку Буна, десятку Дейва, две пятерки. Потом танцовщица переместилась вправо, к толпе хипстеров, просидевших здесь дольше, чем нужно: двое из них размахивали пятидесятидолларовыми бумажками. Танцовщица изобразила совокупительные движения перед купюрой, находившейся на уровне ее таза. Она потрясающе владела своими мышцами. Нью–Йорк рядом с Коди с трудом сглотнул и полез за бумажником. Но было поздно. Хипстер широко ухмылялся, а танцовщица коснулась его щеки, склонила голову набок, что–то сказала. Он встал, и под одобрительное гиканье приятелей они с рыжеволосой скрылись за тяжелой матовой стеклянной дверью в дальней части зала.

«О, крошка…» Лицо Дейва было теперь скорее красным, чем загорелым. Он вытянул из бумажника пятидесятку, похрустел ею, сложил вдоль и поманил оставшуюся танцовщицу.

— Эй, кудрявая, иди и получи ее!

— Да! — тенором подхватил Нью–Йорк.

Портленд и Бостон, казалось, были поглощены своими напитками.

Бун поймал взгляд Коди и слегка улыбнулся. Она пожала плечами и развела руками, словно говоря: ну это же их деньги, — и он улыбнулся снова, на этот раз с оттенком скептицизма. Ах, черт.

— Дорогуша? — официантка в бархатном джи–стринге подошла вплотную и склонилась над Коди, сосками взъерошив ей волосы и мазнув по щеке.

Коди взглянула в ее выцветшие голубые глаза и отыскала десятидолларовую банкноту. Она с улыбкой засунула ее под стринг на бедре женщины и поманила пальцем, чтобы та снова склонилась к ней поближе.

— Я сочла бы за личное одолжение, если бы вы принесли мне еще один такой же чудесный коктейль, — сказала она женщине на ухо, — но без текилы.

— Все, что угодно. Но мне все равно придется посчитать по полной стоимости.

— Разумеется. Главное, чтобы он выглядел как надо.

Коди мотнула головой в сторону остальных.

— Предоставьте это мне, дорогуша. Я состряпаю для вас самую натурально выглядящую «Маргариту» во всем Дикси. Они будут сражены, сражены начисто вашей стойкостью. Это будет наш маленький секрет.

Она нежно погладила руку и плечо Коди, провела тыльной стороной ладони по ее груди.

— Меня зовут Мими. Если вам понадобится еще что–нибудь, потом.

Она одарила Коди знойным взглядом и направилась к бару. Кожа на ее играющих ягодицах выглядела неестественно гладкой, будто фарфор. Косметика, решила Коди.

Кудрявая заметила пятидесятку Дейва и теперь возлежала перед их столом на спине. Коди она представлялась роботом с заглючившей программой, подчиняющимся безумным командам: сжать, разжать, выгнуться дугой, дернуться в эту сторону и в ту. Тот, кто создавал ее, хорошо поработал над мускулами: каждый на виду, округлый, налитый силой, мягкий на ощупь. Какая досада, что создателям не хватило воображения на выражение лица и способностей, чтобы заронить хоть какую–нибудь искорку в ее глаза.

Груди, закачавшиеся у нее перед носом, возвестили о прибытии безалкогольного коктейля. Она выудила из портмоне десятку и потянулась к набедренной повязке Мими.

Официантка отступила на полшага, отложила поднос и обеими руками свела свои груди вместе.

— Может, предпочтешь положить ее сюда, дорогуша?

Коди моргнула.

— Можно засовывать ее медленно. Тогда, возможно, мы сможем познакомиться получше.

Но глаза ее, как и у робота, оставались пустыми.

— Ты чересчур горяча для меня, Мими.

Коди сунула купюру в джи–стринг и постаралась не чувствовать полыхнувшую в Мими ненависть. Она пригубила напиток и украдкой благоразумно заглянула в свой бумажник. Все это обходилось компании в целое состояние.

Бун с бесстрастным выражением лица наблюдал за Дейвом и ньюйоркцем. Потом он с любопытством взглянул в ее сторону. Приглашение к разговору?

Она поднялась. И повернулась взглянуть на сцену как раз в тот миг, когда длинноволосая женщина в ковбойских ботинках вышла к центральному шесту.

До сих пор для Куки все шло как обычно, и голеностоп вел себя лучше, чем она ожидала. Ботинки помогли. Она не могла вспомнить, когда сделала для себя эту пометку, «Ковбои и индейцы!», но это было внушено ей свыше. Она на автопилоте извивалась, и сгибалась, и надувала губы, и выпячивала грудь. Может, сделать рентген лодыжки? Нет. Это просто растяжение. Две таблетки ибупрофена и немного льда, и все будет в порядке.

Приличная толпа для вечера вторника. Есть и щедрые транжиры, но Джинджер уже раскрутила их на четыре приватных танца. Ну что же, всегда найдутся еще мужчины, у которых денег больше, чем здравого смысла. Она бросила взгляд за кулисы. Дэнни держал ее шляпу. Он кивнул. Она двигалась автоматически, отсчитывая про себя, и едва из колонок донеслись первые свистки саундтрека Морриконе к фильму «Хороший, плохой, злой», она вскинула руку, поймала шляпу и нахлобучила ее на голову. О-о, малышка, отлично сегодня, отлично. Она улыбнулась и медленно двинулась на авансцену. Женщина за первым столиком стояла. Куки заметила вспышку очень дорогих часов, и без какой–либо видимой причины ее захлестнула уверенность, что сегодняшний вечер и впрямь будет очень удачным. Куки, крошка, сказала она себе, сегодня ты станешь богатой.

И, увидев эту шляпу, эту важную походку, Коди позабыла про Буна с его контрактом, про свою непробиваемость, позабыла обо всем. Танцовщица была хороша, гибкая и нежная, сильная, как лань. Стразами на ее шляпе было выложено имя, Куки, и еще на девушке были крошечный топик из оленьей кожи с бахромой, и нечто вроде набедренной повязки — лоскутки замши, свисающие с талии спереди и сзади, но не с боков, — и устрашающие шпоры на ботинках. Она взглянула прямо на Коди и улыбнулась, и ее глаза не были пустыми.