Лувр
Шрифт:
Архитектор Ео Минт Пей. Пирамида (новый символ музея)
Глава 3. Создание знаменитой коллекции Лувра
Впервые мысль о том, чтобы превратить Лувр в музей, открытый для публики, возникла в годы, непосредственно предшествовавшие Великой французской революции. Особенно настойчиво проводили эту мысль ученые-энциклопедисты.
И все же кардинально жизнь Лувра изменилась после Великой французской революции. В 1792 году Конвент издал постановление, по которому в королевском дворце должен был размещаться музей. 10 августа 1793 года состоялось официальное открытие Центрального музея искусств. Руководящую роль здесь играл знаменитый живописец Жак Луи Давид, который, помимо прочего, руководил и подготовкой декретов Конвента. Он определил задачу музея в довольно-таки краткой формуле: «Раскрыть все богатства искусства перед животворным оком народа». Первые экспонаты поместили в Квадратном салоне. После ряда декретных мероприятий началось стремительное расширение музея. В Лувр начали свозить произведения искусства, взятые из королевских дворцов, из церквей. Огромную часть коллекции составили ценности эмигрировавших из революционной страны аристократов.
Поистине колоссально обогатилась коллекция Лувра в результате наполеоновских войн. Из покоренных стран, и прежде всего из Италии, в Лувр отправлялись замечательные шедевры живописи и скульптуры. Музей теперь стал называться именем французского императора. Кроме того, Наполеон распорядился выселить из дворца всех его прежних обитателей.
И далее, в XIX столетии, коллекция Лувра продолжала активно пополняться. Музей французских памятников передал сюда все свое собрание скульптуры. В результате в музее появилась Галерея греческих ваз. В 1827 году состоялось открытие Египетского музея.
Во время июльской революции 1848 года народ захватил Лувр, однако не пострадал ни сам музей, ни хранившаяся в нем коллекция. Лувр стал называться Дворцом народа. 1 мая 1848 года появился декрет, где указывалось, что Лувр предназначается для экспозиции выдающихся произведений искусства и для промышленных выставок; в этом же документе правительство обращалось к народу с призывом принять участие в завершении строительных работ в Лувре.
В период Парижской коммуны в Лувре обосновалась федерация художников. Ее возглавляла комиссия из 46 деятелей разного рода искусств; председателем комиссии был избран Курбе.
В 1881 году в Лувре организовали Эколь де Лувр, школу, готовившую научный персонал специально для музеев.
В XX столетии в музее также произошли значительные переделки: произведена перепланировка интерьеров, изменилась экспозиция.
В годы Второй мировой войны, когда во Францию вошли войска фашистов, было решено вывезти коллекцию Лувра из Парижа. Сотрудники музея начали составлять список, но каждый хранитель называл все новые и новые экспонаты из своего отдела, поскольку все предметы был исторически значительными. Наконец было принято решение о полной эвакуации коллекции Лувра. Но где же спрятать многочисленные шедевры? Для этой цели лучше всего подходили старые замки, расположенные в сельской местности, вдали от военных дорог. Подземные ходы могли бы предохранить бесценные экспонаты от бомбардировок. Большинство таких замков находилось в полуразрушенном состоянии, и вряд ли оккупантам пришло бы в голову ими заинтересоваться. Экспонаты тщательно упаковали в шесть тысяч ящиков и отправили в дорогу.
«Плот “Медузы”» перевозили целиком, не сворачивая в рулон. Жорж Салль пишет: «В те дни многие видели огромное полотно Жерико «Плот “Медузы”», возвышающееся в кузове грузовика, который уносил его в замок Сурш в департаменте Сарта, на юго-запад от Парижа. Перипетии путешествия были многочисленными; первая остановка у виадука Пасси, арка которого была недостаточно высокой, чтобы под ней проехала машина. Пришлось ехать окольным путем. А на счету была каждая минута… Вторая остановка у виадука Отейль, свод которого, к счастью, оказался немного выше. Уже за Парижем, в Версале, новое осложнение: провода трамваев и троллейбусов образовали непроходимую сеть – картина постоянно бы их задевала. Была вызвана бригада электриков, и, чтобы расчистить полотну дорогу, они сопровождали «Плот “Медузы”»
до самого выезда из города».Одной из последних вывозилась Ника Самофракийская. За нее, собранную из отдельных кусков, опасались больше всего. «И вот крылатая богиня покинула свой «нос корабля» из камня, где, по преданию, древние греки, шедшие на неприятеля, устанавливали статуи богов, суливших им удачу, чтобы «улететь» в замок Валансэ… на юго-востоке Франции. Для ее перевозки был сооружен из подручных средств деревянный наклонный мостик, оборудованный каркасом».
Тревожились работники Лувра и за пастельные работы, поскольку для этого порошка особо опасны толчки и удары. Однако нашли выход и из этого положения – использовали брезентовые складные кровати и раскладушки, выложенные шерстяным очесом. Так удалось спасти «Мадам Помпадур» Кантена де Латура.
Жорж Салль рассказывает: «Но, разумеется, наши хлопоты не ограничились только перевозкой. Как правило, глава каждого такого хранилища, разместившегося в замках, был, к счастью, и опытным специалистом по хранению своих подопечных, с которыми много работал еще до войны. Он регулярно навещал этих «узников подземелья» и в случае необходимости обращался к реставраторам. Большинство экспонатов так и оставалось в ящиках. Но ведь живопись нуждается в свете. В темноте она тускнеет, лак теряет блеск и краски утрачивают былую яркость. Поэтому иногда все же картины извлекались из своих укрытий – им позволялось подышать воздухом». Хранители полотен выставляли бесценные шедевры на полянах близ замков, не боясь, что картины будут замечены случайными прохожими.
Далее Салль пишет: «…в замках Сурш, Монтобан, Монталь экспонаты извлекли из рам и поставили в ящиках с перегородками, как книги в библиотеке. Они были окружены не меньшими заботами, чем в Париже». Таким образом музейные экспонаты провели пять лет оккупации. Фашисты обещали огромное вознаграждение тому, кто сообщит им сведения о местонахождении тайников с луврскими произведениями искусства. Оккупационные власти оценивали шедевры мирового музея так же, как и жизнь участников движения Сопротивления.
На самом деле многие знали, где работники музея прячут картины, – деревенские жители, искусствоведы, простые любители искусства и, наконец, большое количество случайных прохожих, которые просто не могли не заметить, как проезжал по дорогам Франции «Плот “Медузы”». Тогда трагедия, которую с такой силой запечатлел на полотне великий Теодор Жерико, воспринималась французами как символ одного из самых тяжелых дней в истории Франции. Никто не польстился на деньги оккупантов, поскольку каждый понимал, насколько страшно духовное рабство и потеря связи с прошлым своего народа. «Мне передали слова одного солдата из оккупационных войск; обозревая с моста Искусств великолепный вид на Лувр, собор Парижской Богоматери и церковь Сент-Шапель, он, указав на этот изысканный пейзаж, созданный веками, заметил: «Вы боитесь, как бы мы не разрушили эти ваши памятники? Для этого нам совсем необязательно сбрасывать на них бомбы. Пройдет совсем немного времени после установления у вас фашистской диктатуры, и они сами исчезнут из вашего поля зрения. Они станут вам не нужны. Их руины были бы красноречивее: они тревожили бы вашу память…» (Ж. Салль).
К концу 1944 года территория Франции была освобождена от фашистов. После пяти лет пребывания в замках Сурш, Монталь, Шеверни, Шамбор, Бриссак, Монтобан, Оннетабль, Орфразьер сокровища Лувра торжественно возвращались на свое прежнее место. Картины и скульптуры сопровождал специальный эскорт мотоциклистов, а для остановок в пути была предусмотрена охрана. Так победители вернулись в столицу.
Очень скоро жизнь музея наладилась, один за другим открывались залы, хранители занимались тем, что обустраивали свои отделы, и ни один из них не считал свое поведение героическим. Однажды один из журналистов воскликнул: «О, вы спасли национальное достояние Франции, нашу национальную культуру! Вы – герои Лувра!» Один хранитель отдела смущенно ответил: «Что вы, месье! Я так же, как и все, упаковывал, перетаскивал, грузил – как видите, занятие вовсе не героическое, а потом занимался все пять лет привычным делом, был хранителем, правда, на лоне природы», а другой искусствовед заявил: «Какое геройство? За всю войну я так и не убил ни одного фашиста! А следовало бы!» Наконец, директор Лувра произнес: «Истинные герои Лувра – вот они…», и он обвел рукой раскладушки с акварелями и рисунками, заполнившие галереи Лувра, полотна, лишенные рам, и Нику Самофракийскую, которая казалась зримым воплощением новой победы в самой страшной войне XX столетия.