Лужок черного лебедя

Когда я вернулся из школы, мама сидела за столом на кухне, обложенная банковскими бумагами. Отцовский огнестойкий футляр для документов был вскрыт. Остановившись в дверном проеме, я спросил, хорошо ли она провела день.

– Не то что бы очень уж «хорошо», – сказала она, не поднимая глаз от калькулятора. – Но это было настоящее откровение.

– Это хорошо, – с сомнением сказал я. Я съел лишь пару крекеров и запил их черничной газировкой. Есть было нечего – Джулия сегодня весь день дома готовится к экзаменам, и она уже опустошила холодильник, съела все пироги. Жадина.

– Что ты делаешь, мам?

– Катаюсь на скейтборде, разве не видно?

Мне следовало пойти к себе, но я зачем-то спросил:

– А что на ужин?

– Жаба.

Ненавижу ее сарказм. Я ведь всего лишь хотел поговорить.

– А разве не папа обычно занимается всей этой бумажной работой?

– Да, – мама наконец-то посмотрела на меня. – И твоего отца ждет приятный сюрприз, когда он вернется. – В ее голосе было что-то гадкое. Мои внутренности завязались узлом, и я до сих пор не могу развязать их.

Уж лучше бы на ужин была «жаба» – это всяко вкуснее, чем консервированная морковь, тушеная фасоль и фрикадельки в собственном соку. В итоге на тарелке – оранжево-коричневая жижа. Мама очень хорошо готовит, но лишь в те дни, когда приезжают родственники. А сегодня все еще хуже: думаю, она устроила итальянскую забастовку и будет травить нас консервами до тех пор, пока не получит свой сад камней. Но отца так легко не возьмешь, он съел свою порцию и сказал, что «это было восхитительно». Он даже не пытался скрыть сарказм. И мама тоже: «я очень рада, что тебе понравилось, дорогой», – сказала она (то, что мои родители говорят друг другу в последнее время, и то, что они имеют в виду – это совершенно разные вещи. Даже простые слова вежливости в их устах звучат, как отравленные). На десерт – яблочный пудинг. Сиропом я нарисовал на тарелке тропу – это была дорога наших пехотинцев. Я провел их сложным и извилистым путем через заснеженную вершину заварного крема на пудинге – к победе в битве при Порте Стэнли.

Сегодня была очередь Джулии мыть посуду, но мы с ней в последнее время вроде как сдружились, поэтому я помог ей – протирал чистые тарелки полотенцем и складывал в шкаф. Мы с сестрой не всегда воюем, вот и сейчас она была добра ко мне настолько, что даже рассказала немного о своем парне Эване. Его мама играет в Бирмингемском симфоническом оркестре. Она – перкуссионист, и ее задача бить в цимбалы (это такие большие тарелки) и изображать раскаты грома с помощью литавр. Я очень смеялся, когда представил себе это.

С тех пор как папа с мамой стали ссориться, Палач особенно агрессивен, поэтому я не мог поддержать разговор с Джулией – и лишь слушал. Я постоянно думал о войне – война была моей первой мыслью утром и последней – ночью, перед сном, поэтому я был рад послушать Джулию, послушать о чем-нибудь мирном.

Вечернее солнце красным светом затопило землю между нашим садом и Малвернсом.

Я смотрел на тюльпаны: сливово-черные, масляно-белые и золотые, цвета яичного желтка.

Пока мы мыли посуду, родители, похоже, успели объявить перемирие (или, во всяком случае, договорились о временном прекращении огня), потому что теперь они спокойно сидели за столом и обсуждали сегодняшний день. Джулия спросила, не налить ли им по чашке кофе, и отец ответил «это было бы очень мило с твоей стороны, дорогая», и мама сказала «спасибо, доченька». Мне даже показалось, что я просто неверно истолковал мамино поведение сегодня днем, когда застал ее за чтением отцовских бумаг. И у меня немного отлегло от сердца. Отец как ни в чем не бывало рассказывал маме забавную историю о том, как Крэйг Солт позволил стажеру Дэнни Лоулеру покататься на своей спортивной машине «Делориан». Поэтому вместо того, чтобы, как обычно, запереться у себя в комнате, я пошел в зал, включил телевизор и стал смотреть программу «Завтрашний мир».

Именно там, сидя на диване, я и услышал, как мама загнала отца в ловушку.

– Кстати, Майкл, скажи, а зачем ты перезаложил наш дом в банке «NatWest» в январе? Сколько там, пять тысяч фунтов, правильно?

Пять тысяч фунтов! Весь наш дом стоит двадцать две тысячи!

В «Завтрашнем мире» рассказывали о том, что в будущем машины будут ездить самостоятельно, без помощи водителей, используя специальную электронную разметку на дороге. Автовладельцу будет достаточно лишь вбить в компьютер координаты пункта назначения. Эта система поможет полностью исключить дорожно-транспортные происшествия.

– Шарилась в моих бумагах, да?

– Ну, знаешь, просто хотела быть в курсе дел.

– И ты «просто» зашла в кой кабинет и «просто» залезла в мои бумаги.

Папа, не надо!
– хотел крикнуть я.
– Не говори этого!

– Ты это серьезно? – мамин голос дрожал. – То есть мне запрещено входить в твой кабинет? И мне запрещено трогать твои картотечные шкафчики?

Отец промолчал.

– Может, это прозвучит несколько старомодно, но мне кажется, что если жена находит среди бумаг мужа запись о скрытых от нее 5 тысячах фунтов, то она имеет полное право услышать ответы на свои вопросы.

(Меня бросило в дрожь и затошнило.)

– И с чего это у тебя вдруг взялся такой живой интерес к бухгалтерии? – наконец сказал отец.

– Зачем ты перезаложил наш дом?

Ведущий «Завтрашнего мира» приклеил себя к потолку вниз головой. «Британские ученые разработали химический состав, который сильнее гравитации, – ухмыляясь, сказал он. – Можете не сомневаться».

– Так, понятно. Ты всерьез думаешь, что я обязан отчитываться перед тобой, не так ли?

– Да, именно так я и думаю.

– Это перепланирование.

Мама усмехнулась.

– Ты пытаешься сбить меня с толку терминологией?

– Это не терминология. Это перепланирование. Только, пожалуйста, не надо истерить…

– Не надо «истерить»? А как мне еще реагировать, Майкл? Ты используешь наш дом в качестве залога, а потом деньги маленькими порциями уходят непонятно куда. Или, может быть, непонятно кому?

– На что это ты намекаешь? – тихо сказал отец.

– Я вежливо спрашиваю тебя, что происходит, – мама словно сама испугалась своих слов и пошла на попятную. – И все, что я слышу в ответ – это отговорки. Ты можешь сказать мне, что происходит? Пожалуйста. Потому что я не понимаю, что…

– Вот именно, Хелен! Спасибо! Спасибо, что сама озвучила эту мысль. Ты не понимаешь! Я перезаложил дом, потому что нуждался в деньгах! Я знаю, что вечно думать о деньгах – это удел мещан, но ты наверняка заметила, пока играла в Шерлока Холмса, что на нас висит огромная румяная ипотека, и нам нужны деньги, чтобы оплачивать ее! Твоя изумительная плитка на кухне и твой новый изумительный фарфор фирмы «Doulton», который мы ставим на стол лишь два раза в году, чтобы произвести впечатление на Эллис и Брайана – за все это нужно платить! Когда ты требуешь обменять свою машину на более новую модель лишь потому, что у «старой» прикуриватель вышел из моды – за это тоже нужно платить! И вот теперь - теперь ты решила, что жизнь не имеет смысла без… без новых удивительных экспериментов в области ландшафтного дизайна!

– Потише, Майкл. Дети услышат.

– Раньше тебя это не беспокоило.

– Так, теперь уже ты истеришь.

– Я? Истерю? Отлично. Ты хотела, чтобы я что-нибудь предложил, Хелен. И вот мое предложение: я предлагаю тебе проводить жизнь на корпоративных собраниях, я предлагаю тебе выслушивать жалобы от сотрудников каждый раз, когда твое начальство задерживает зарплату, я предлагаю тебе выслушивать выговоры от начальства каждый раз, когда ты отсылаешь им отчеты со слишком низкими цифрами в графе «прибыль». Я предлагаю тебе наматывать по двадцать, двадцать пять, тридцать тысяч миль каждый год по всей гребаной Англии! И тогда, тогда, может быть, я позволю тебе разговаривать со мной таким тоном. Но пока этот день не настал, я был бы благодарен, если бы ты избавила меня от допросов с пристрастием насчет того, как я оплачиваю твои счета. Вот мое предложение, Хелен.