Лужок черного лебедя

Мама Хлюпика и его беременная сестра были на полпути к дому, когда куранты в церкви Святого Гавриила пробили первый раз – из девяти. Я рванул к стене и запрыгнул на компостную кучу. Я хотел оттолкнуться от нее, но вместо этого увяз по пояс в вонючей гниющей жиже. Это было похоже на страшный сон, в котором земля поедает тебя.

Куранты пробили второй раз.

Я выбрался из кучи и перебрался через забор и несколько секунд висел на нем, махая ногами в неопределенности, пока часы пробили в третий раз. Я отпустил забор – и приземлился на дороге рядом с магазином мистера Ридда. И в мокрых и облепленных компостом джинсах я дал деру через перекресток – и достиг «финишного» дуба на седьмом ударе курантов – за два удара до конца.

Когда я упал на колени среди корней дуба, мое дыхание было похоже на скрежет ржавой пилы. Я не мог даже выдернуть колючки из своих носков. Но именно в тот момент, именно в том месте я чувствовал себя счастливее, чем когда бы то ни было.

– Ты, сын мой, – Гилберт Суинярд хлопнул меня по спине, – будешь первоклассным Призраком.

– По-моему, никто и никогда раньше не приходил к финишу так! – Грант Берч хмыкнул. – С тремя секундами в запасе!

Пит Рэдмарли сидел, закинув ногу на ногу, и курил.

– Я думал, ты слился, – Рэдмарли трудно чем-то удивить, у него уже даже усы начали расти. Я знаю, он считает, что я гей и сноб, но мне в лицо он этого никогда не говорил.

– Выходит, ты ошибся, – сказал Гилберт Суинярд (когда за тебя заступается пацан типа Гилберта Суинярда, ты понимаешь, что не зря так старался стать Призраком). – Господи, Тэйлор! Что с твоими штанами?

– Наступил в… – я все еще задыхался, отчаянно хватая воздух ртом. – В гребаный пруд во дворе у Артура Ившама.

Даже Рэдмарли хмыкнул.

– А потом… – я тоже начал смеяться, – упал в компостную кучу во дворе у Подгузника.

Появился Плуто Новак.

– Ну чего? Он успел?

– В самый последний момент, – сказал Суинярд.

– В прямом смысле за две секунды до конца, – сказал Грант Берч.

– Там… – я поприветствовал Новака. – Там целые толпы людей в этих садах.

– Ну естественно. Еще не до конца стемнело. Я знал, что ты успеешь, – Плуто хлопнул меня по плечу. (Отец лишь однажды хлопнул меня по плечу – когда я учился нырять.) – Сейчас я устрою праздничный салют в твою честь. – Плуто сделал вид, что сидит на невидимом мотоцикле, он дернул правой ногой, и «мотоцикл» завелся. В момент, когда Плуто надавил на газ, так, словно разогревал двигатель своего невидимого Харлея-Дэвидсона, раздался характерный звук – он громко пернул. Этот рычащий грохот, действительно похожий на звук мотоцикла, исходил из его задницы в течение трех, пяти, десяти секунд.

Призраки хохотали.

Звук обрушившегося забора и мальчика, упавшего сквозь стеклянную крышу, – этот звук разнесся в сумерках по всей деревне. Призраки посмотрели на меня так, словно я знал, что это значит. И я знал.

– Оранжерея Блэйка.

– Моран? – Грант Берч захихикал. – Он разбил ее?

– Он упал на нее. (Ухмылка слетела с лица Берча.) Там забор три метра в высоту.

Толпа звонарей вышла из бара «Черный лебедь», они шли, покачиваясь, и пели песню про кота, который пробрался в склеп, насрал и убежал.

– Морон Моран, – тихо пропел Плуто Новак. – Ты совсем не ворон.

– Неуклюжий дебил, – сказал Пит Рэдмарли. – Я знал, что это ошибка – позвать его, – он сердито посмотрел на Призраков. – Нам не нужны новые призраки. (Он имел в виду, что я им тоже не нужен.) Вы бы еще Хлюпика пригласили.

– Нам лучше свалить отсюда, пока не набежал народ, – Суинярд встал. – Всем нам.

Я вдруг понял кое-что – и эта мысль вонзилась в меня, как рыболовный крючок. Если бы я упал с забора на оранжерею мистера Блэйка, Моран бы точно пришел меня выручать. Он просто не смог бы бросить меня там.

Не вздумай сказать это, приказал Жалкий Червяк.

– Плут?

Плуто Новак и все Призраки обернулись.

– А разве мы не должны… (сказать это было в миллион раз сложнее, чем пробежать сквозь десяток задних дворов)… убедиться, что Моран не… (Палач схватил слово «сломал»)… я имею в виду, что если он повредил себе ногу или… упал в осколки?

– Блэйк позвонит в скорую, – сказал Грант Берч.

– Но разве мы не должны… ну…

– Нет, Тэйлор, – Плуто Новак выглядел, как преступник. – Я не знаю.

– Этот членоголовый знал наши правила, – Пит Рэдмарли не сказал, а выплюнул эти слова. – Если поймают, ты сам по себе. Если ты постучишь в дверь Блэйка после этого, Джейсон Тэйлор, тебе устроят допрос третьей степени – что, почему, кто, и имена Призраков станут известны, а мы не можем этого допустить. Мы были здесь задолго до того, как ты появился в Блэк Свон Грин.

– Но я и не собирался…

– Вот и хорошо. Потому что Блэк Свон Грин – это тебе не Лондон, и не Ричмонд, и не какой-нибудь еще сраный город. В Блэк Свон Грин нет секретов. Если ты пойдешь и постучишь в дверь Роджера Блэйка, мы узнаем об этом.

Крона дуба зашелестела так, словно кто-то быстро листал книгу в тысячу страниц.

– Да, я понял, – сказал я, – но…

– Ты не видел Морана сегодня, – Плуто Новак ткнул в меня своим коротким пальцем. – Ты не видел нас. Ты не слышал о Призраках.

– Тэйлор, – Грант Берч через плечо бросил мне последнее предупреждение. – Иди домой, ладно?

И вот он я, стою на пороге дома мистера Блейка и смотрю на дверной молоток, и мне так страшно, что еще чуть-чуть – и я обделаюсь. Сквозь дверь я слышу, как мистер Блэйк кричит. Но кричит он не на Морана. Он просит прислать скорую. Как только он повесит трубку, я буду стучать дверным молотком до тех пор, пока он не впустит меня. Это только начало. Я понял кое-что насчет самоубийц, которые всегда идут на север, на север, на север, в никуда, в место, где горы плавятся в море.

Это не проклятие и не наказание.

Это их выбор.

6. КОМНАТА СВЕТА.

Я бил по двери: ОТКРОЙТЕ ДВЕРЬ! ОТКРОЙТЕ ДВЕРЬ! – слышалось в моих ударах. – ОТКРОЙТЕ ДВЕРЬ, ИЛИ Я СНЕСУ ЕЕ К ЧЕРТЯМ.

Дверной звонок звучал скромнее: «Эй, кто-нибудь дома есть?» Я стоял на пороге дома священника. Звонил в звонок и бил дверным молотком, но никто не отвечал. Я ждал. Возможно, священник сейчас окунал свое перо в чернильницу и пыхтел: «Господь милосердный, уже три часа?» Я прижался ухом к двери, но большой старый дом молчал. Засохший газон во дворе заливало солнечным светом, деревья словно в полудреме шевелили ветками на ветру. Пыльный Вольво, стоявший в гараже, явно нуждался в мойке и воске (Вольво – это самый известный шведский бренд, если не считать группу АВВА. Автомобили Вольво укрепляют специальным металлическим каркасом, поэтому они самые безопасные – при столкновении с грузовиком вас не размажет по асфальту.)

Отчасти я надеялся, что никого нет дома. Дом священника – это серьезное место, и детям здесь делать нечего. Но когда на прошлой неделе я проник в этот двор под покровом темноты, я увидел конверт, приклеенный скотчем к почтовому ящику. ДЛЯ ЭЛИОТА БОЛИВАРА, ПОЭТА. Внутри – письмо, написанное сиреневыми чернилами на синевато-серой бумаге. Священник приглашал меня прийти к нему домой в воскресенье в три часа и обсудить мои труды. «Труды». Никто и никогда не называл стихотворения Элиота Боливара – трудами.