Лужок черного лебедя
Шрифт:
– Слабый пол, Джейсон, – отец хитро улыбнулся и кивнул мне. – Они никогда не охотятся в одиночку. Только группами.
Я улыбнулся в ответ.
– Точно, пап, – заметила Джулия, – отличие от не-слабого пола, который так не делает.
Мама вернула разговор в нужную колею:
– Ясмин подарила нам бокалы из венецианского хрусталя.
– А-а-а, эти странные штуки? Заостренные, их все время приходится держать в руках, потому что у них нет основания, и ты не можешь просто поставить их на стол? Мы до сих пор храним их?
– Честно говоря, я немного удивлена, что ты так плохо помнишь
– Была? – отец был впечатлен. – «Была»?
– Да. Переход в профессиональный спорт он отметил тем, что бросил Ясмин ради дамочки-психотерапевта. И обнулил их общие банковские счета. Оставил бедную Ясмин ни с чем.
– И он смеет называть себя мужчиной? – сказал отец голосом Клинта Иствуда.
– Но, как говорится, нет худа без добра. Она занялась дизайном интерьеров.
Отец втянул воздух сквозь зубы.
– Рискованное занятие.
– Ее первый магазин в Мэйфэре стал настолько популярен, что она открыла еще один в Батсе в том же году. Она не из тех, кто хвастается связями, но ходят слухи, что она делала заказы для королевской семьи. Сейчас она гостит у Пэнни, хочет открыть третий магазин в Челтэнгэме. Она нашла очень просторное помещение и хочет даже устраивать там выставки. Но сейчас все заморожено на время, ее подвели менеджеры.
– Персонал! Всегда самая непредсказуемая величина в уравнении. Я недавно сказал Дэнни Лоулеру, что если…
– Ясмин предложила мне работу.
Повисла удивленная тишина.
– Фантастика! – воскликнула Джулия. – Мам, это же просто прекрасно!
– Спасибо, милая.
Губы отца растянулись в улыбке.
– Это действительно радостная весть, Хелен.
– Опыт у меня есть. Я ведь вела бутик Фрэды Хэнбрук в Челси целых восемнадцать месяцев.
– Тот маленький магазинчик, где ты работала после колледжа?
– У мамы фантастическое чувство вкуса, – сказала Джулия отцу. – Она чувствует цвета, ткани и вообще все, что связано с дизайном. И она прекрасно ладит с людьми. Она очарует любого клиента и заставит его купить все, что ей угодно.
– С этим никто и не спорит! – отец шутливо вскинул руки, как бы сдаваясь. – Я уверен, что эта Ясмин Тартон-Биггот не стала бы…
– Мортон-Бэггот. Ясмин Мортон-Бэггот.
– … не предложила бы тебе эту работу, если бы у нее были какие-то сомнения, но…
– Ясмин – прирожденный предприниматель. Она всегда очень тщательно подбирает персонал.
– И… что ты… решила?
– У меня есть время до понедельника. Она позвонит, чтобы узнать, согласна ли я.
От церкви Святого Гавриила донесся колокольный звон.
– Я надеюсь, это не какая-нибудь финансовая пирамида, Хелен?
– Это галерея, дизайн интерьеров, Майкл.
– Но ты обсудила денежный вопрос? Тебя ведь не посадят на процент от продаж?
– Ясмин платит зарплату так же стабильно, как и боссы «Гренландии». Я думала, что ты будешь рад дополнительному доходу. Тебе больше не придется тратить деньги на мои прихоти. Я смогу сама делать это.
– Я рад. Я очень рад. Конечно же, я рад.
Черные коровы появились в поле, прямо за нашим забором, недалеко от сада камней.
– Значит, ты будешь ездить
в Челтенгэм каждый день? Шесть дней в неделю?– Пять. Четыре, когда найму ассистента. Челтенгэм гораздо ближе, чем Оксфорд или Лондон или вообще все те места, куда ты ездишь по работе.
– Но это очень сильно повлияет на нашу жизнь.
– Наша жизнь уже меняется. Джулия уезжает в университет. А Джейсон уже не ребенок.
Все трое – мама, отец и Джулия – посмотрели на меня. Возникла пауза.
– Спасибо, мам, – сказал я.
– Тебе спасибо, милый.
(Вообще-то, когда тебе тринадцать, то слышать в свой адрес «милый» уже не так приятно.)
– Ты ведь примешь предложение, верно?
– Это очень заманчиво, – на лице у мамы появилась смущенная улыбка. – Быть запертой в собственном доме, это…
– «Запертой»? – отец весело усмехнулся. – Поверь мне, Хелен, работать день за днем в одном и том же магазине – вот что значит быть «запертой».
– Это галерея, и магазин – лишь малая ее часть. И, кроме того, я буду общаться с людьми.
Отец был искренне удивлен.
– Но ты и так общаешься с людьми. С сотнями людей.
Мама была искренне удивлена.
– С кем?
– С сотнями! Эллис, например.
– У Эллис есть дом, семья и собственный бизнес. В Ричмонде. Она ездит туда на поезде.
– У нас милые соседи.
– Они милые, да. Но у нас с ними нет ничего общего.
– Но… все твои друзья здесь.
– Майкл, мы живем здесь с тех пор, как родился Джейсон. Но мы так и остались «городскими» для этих людей. Они очень вежливы с нами, но бог знает, что они думают о нас на самом деле…
(Я посмотрел на свои «Касио». Встреча с Призраками уже совсем скоро.)
– Мама права, – Джулия теребила свое египетское ожерелье, подарок Эвана. – Кейт говорит, что если ты не живешь в Блэк Свон Грин со времен войны Алой и Белой розы, значит, ты не можешь считаться местным.
Отец выглядел раздраженным, он смотрел на нас так, словно мы специально пропускали его суперлогичные доводы мимо ушей.
Мама глубоко вздохнула.
– Все очень просто, Майкл. Я одинока.
Коровы размахивали хвостами, пытаясь стряхнуть назойливых мух со испачканных навозом задниц.
Кладбище – это место, где под землей плотно, как сардины, лежат гниющие трупы, поэтому нет ничего удивительного в том, что это место считается страшным. Чуточку. Прошлым летом я доехал на велике до самого Уинчкомба. И каждый раз, когда я видел церковь в нормандском (закругленную) или в англо-саксонском стиле (приземистую), я прятал свой велик где-нибудь за углом и просто ложился на кладбищенский газон. Пение невидимых птиц, странный цветок в банке из-под джема. Меч-Экскалибур, застрявший в камне, мне так и не попался, зато я нашел могильную плиту с датой – 1665 (это год, когда в Британии свирепствовала чума). Более раннюю дату я не смог отыскать, так что, можно сказать, 1655 – это мой рекорд. Обычно могильные плиты разрушаются после пары сотен лет. Даже смерть подвержена разрушению. Самая печальная эпитафия, которую я когда-либо читал – это было на кладбище Брэдон Хил – звучала так: ЕЕ БЕЗГРАНИЧНАЯ ДОБРОДЕТЕЛЬ ЗАСЛУЖИВАЛА ЛУЧШЕЙ ЖИЗНИ.