Львиное Сердце. Дорога на Утремер

У подножья перевала угнездился приют. Монахи встретили продрогших путешественников подогретым вином с пряностями и обещанием сытного обеда и тёплой постели. Опыт научил их, что даже знатные гости не станут роптать, если вино окажется разбавленным, одеяла потёртыми, а матрас будет кишеть паразитами — так они будут рады благополучному завершению перехода через Монженевр. Женщин препроводили на отдых первыми. А вот, прежде чем последние погонщики и носильщики подтянулись к приюту, прошло немало часов. Путники сгрудились перед открытым очагом, пытаясь отогреть замёрзшие руки и ноги и шумно радуясь тому, что худшее осталось позади. Да, пока по весне не придёт время возвращаться, мрачно напомнила Хавиза. Тогда всё будет ещё опаснее, ибо мароны предупреждали, что с таянием снегов сходы лавин случаются чаще.

— Я не прочь начать новую жизнь на Сицилии, — заявила Хавиза столь решительно, что Алиенора не смогла удержаться от улыбки и протянула ей свой кубок — жест королевского благоволения, заставившей иных из фрейлин хмуро покоситься на графиню.

Хавиза сделала хороший глоток и с удовольствием ощутила, как тепло разливается по жилам.

— Слышала эту испанскую девчонку Уракку, государыня? — поинтересовалась графиня. — Она едва не впала в панику, которая могла оказаться заразной. Спасибо Меркадье подошёл и зажал ей рот ладонью. После этого девчонка притихла как мышка!

— Не сомневаюсь. — сухо отозвалась Алиенора, заметившая неоднозначное действие, которое производил Меркадье на женщин. Те либо боялись его до смерти, либо втайне, вопреки себе самим, восхищались.

Когда она поделилась своим наблюдением с Хавизой, графиня рассмеялась и сказала, что не может определить, к какой категории отнести себя саму. Алиенора тоже улыбнулась, потому как задорная беззаботность фрейлины будила в ней эхо воспоминаний о горько оплакиваемой подруге Мод, графине Глостерской.

— Разумеется, едва опасность миновала, Уракка помчалась к Беренгарии с гневной жалобой, что «безродный рутье» посмел к ней прикоснуться! Но Беренгария меня удивила. Она устроила девчонке настоящую выволочку за то, что та подвергла опасности всех нас. А потом добавила, уже добрее, что страх вполне понятен, но благородной даме не след поддаваться ему.

Алиенора бросила взгляд на другой конец комнаты, где Беренгария тихо беседовала с братом. Принцесса не упускала возможности побыть с Санчо, поскольку тот, не собиравшийся ехать дальше Милана, должен был вскоре покинуть кортеж.

— Породу не испортишь, — кивнула королева. — Беренгария покуда выказывала похвальное присутствие духа. Уверена, ей никогда прежде не доводилось переживать таких трудностей, но никто не слышал от неё жалоб. Думаю, она станет Ричарду хорошей женой.

— Возможно, госпожа, тебе следует сказать эти слова ей.

Алиенора растерялась.

— Быть может, — пробормотала она наконец.

Хавиза, понимавшая сколь многое будет означать такая похвала для Беренгарии, искренне надеялась, что королева так и поступит. Графиня не ожидала, что юная невеста Ричарда настолько понравится ей, и желала девчонке добра, хотя и была почти уверена: для увлечённого войной мужчины, такого как Ричард, жена неизменно будет стоять на втором месте. Что не обязательно означает неудачный брак. По сути, всё будет зависеть от того, сумеет ли Беренгария исполнить главное предназначение венценосной супруги и подарить мужу наследника и сына.

Все с облегчением вздохнули, оставив Альпы за спиной, однако Алиенора сильнее прочих радовалась, оказавшись в Италии, поскольку ей не терпелось поскорее увидеться с Ричардом. Хотелось также выяснить причины тревожного молчания Джоанны. По прибытии в Турин, где гостей радушно принял молодой граф Савойский, королева тут же отрядила гонца с приказом скакать во весь опор в Геную, сесть там на корабль до Мессины и передать её сыну письмо. О делах на Сицилии молодой граф сообщить ничего не мог. В Милане Алиеноре повезло больше. Тамошний епископ получил весть о мире между Ричардом и сицилийским королём Танкредом. Но про Джоанну не было ни слова. Алиенора утешала себя мыслью, что, случись с дочерью что-то плохое, слух обязательно бы вышел. Отсутствие вестей её не удивляло, поскольку для жителей Пьемонта Сицилия казалась краем таким же далёким, как небо. Но в Риме-то наверняка удастся узнать больше, ведь папство бдительно интересуется судьбой сицилийского королевства.

Епископ Миланский вызвался проводить кортеж через Пьемонт — акт похвальной любезности в свете того, что следующей остановкой планировался Лоди, бывший жестоким соперником Милана. Алиенора уже известила прелата этого приречного города о своём прибытии. Из Милана путешественники выехали до рассвета, потому как до Лоди нужно было проехать более двадцати миль. Ехали быстрее обычного, но всё равно сумерки опустились прежде, чем они увидели вдали городские стены. Проклинавшая издержки возраста Алиенора проделывала остаток пути в конных носилках, и, заслышав крики, выглянула из окна. Молодой рыцарь, посланный известить епископа Лоди о прибытии гостей, вернулся. Конь вестника был в мыле — явное свидетельство спешки.

— Что не так? — спросила Алиенора, подозвав гонца. — Епископ ожидает нас?

— Да, госпожа. Однако вынужден крутиться, как кролик в лисьей норе, — с ухмылкой отозвался юноша. — Он не ожидал, что ему придётся встречать королеву английскую, а также короля и королеву Германии одновременно, но деваться некуда. Генрих фон Гогенштауфен и леди Констанция прибыли на днях в Лоди с большой свитой: чёртова дюжина прелатов, несколько немецких графов, сеньор Бонифаций Монферратский. А рыцарей и воинов столько, что и за полдня не сочтёшь!

Переваривая неожиданную новость, Алиенора откинулась на подушки.

— Выходит, война против Танкреда началась. Странно, почему Генрих не стал дожидаться весны. Немногие решаются на зимние кампании.

— У него срочные дела в Риме, мадам. Его святейшество должен без промедления возложить на него корону.

— Отец Генриха мёртв? — ахнула Алиенора.

— Да, госпожа. Если верить епископу, император Фридрих Барбаросса утонул минувшим летом при переправе через какую-то речку в Армении. Дальше войско в Святую землю повёл его младший сын, но многие из крестоносцев умерли или дезертировали по пути. Генрих узнал о смерти отца только в прошлом месяце и тут же устремился в Рим. Прелат сказала, что, будучи коронован как император, Генрих тут же поведёт армию на Сицилию и потребует передать ему тамошний престол.

Смерть Фридриха обещала стать ударом для Ричарда и прочих участников похода, поскольку Генрих едва ли примет крест, по меньшей мере до тех пор, пока не станет королём Сицилии. Для Танкреда это удар вдвойне, поскольку теперь Генрих способен задействовать в войне против него все ресурсы Священной Римской империи. Эхо гибели Фридриха аукнется по всему христианскому миру. Но начнётся всё в Лоди, с этой случайной встречи матери Ричарда с заклятым врагом их семейства.

— Ну хорошо, — промолвила Алиенора после недолгой паузы. — Вечер обещает стать интересным.

Поскольку Генрих являлся союзником французского короля, было решено не раскрывать перед ним истинной личности Беренгарии. Та согласилась выдать себя за одну из фрейлин Алиеноры. Епископ Миланский знал, что это дочь короля Наваррского, но охотно вызвался уважить просьбу королевы сохранить тайну. Хотя с того дня, как отец Генриха целенаправленно обратил Милан в груду тлеющих руин, миновало почти тридцать лет, но миланцев отличала долгая память.

Расставание Беренгарии с братом было печальным, потому как никто не мог сказать, когда суждено им свидеться вновь. Но она держала грусть при себе и готовилась следовать за Алиенорой при встрече с новым императором и его супругой. Принимая во внимание враждебность Генриха к английской династии, опасалась грядущего. Но когда девушка подняла тему в разговоре с Алиенорой, та рассмеялась. По её словам, они с Генрихом будут держаться при встрече с ядовитой вежливостью, соблюдать приличия, а после станут тщательно избегать друг друга всё время совместного пребывания в Лоди. Сказано это было с мрачной весёлостью предвкушения. Для Беренгарии то было лишнее доказательство того, что ей никогда не суждено понять до конца эту загадочную английскую королеву. «Они не такие, как мы, малышка», — вспомнились слова брата.