Лягушонок на асфальте (сборник)

его характер, он пусть твой вызнает. Ты на Урале выросла, он на Востоке. А то он начнет

свои обычаи ломить, ты - свои. Муж к жене должен применяться, она к нему, иначе вам не

поживется. Отговаривают - хочется поступить наоборот. Так и тут.

Говорю ему: доучусь в десятилетке, тогда... Отвечает: учись хоть десять, хоть

пятнадцать лет.

Сердился: брезгую его поцелуями. Брезговала и боялась. Казался мне толковым,

многоопытным. Все умеет, а я - ничего. Делал изумительные фотографии. Пачками

приносил. И всё на них я. Говорил: всю ночь печатает, мечтая обо мне.

Он учился в кооперативной школе. Бросил.

Встречались возле кинотеатра «Ала-Тоо». Однажды неожиданно пришел с

двоюродной сестрой. Они горячо говорили с сестрой. Он переводил: сестра уверена - мы

рождены друг для дружки, предлагает жить у нее и мужа.

Назир сказал, чтобы завтра утром я ушла из дома.

Я легла спать на крыше: очень было жарко. Плакала, Говорила себе, что буду каяться.

Решилась - вспомнила мамины слова: «Восточные мужчины любят русских женщин».

Мама ведь не только в Киргизии жила, по всей Средней Азии, знала про отношения в

семье, психологию мужчин, да и женщин, про покупку невест - калым. Я сама кое-что

знала о национальностях, близких к этим народам. У отца в тресте, когда он жил с нами,

были уроженцы Башкирии, Казахстана, Татарии. Они зазывали отца к себе на родину: на

барашка, на бешбармак, на рыбалку, на праздник уразу, на козлодранье... Мама не ездила с

ним: «Повод для гульбища не прельщает». А меня посылала: «При ребенке будет

ограничивать себя». Правильно: при мне в меру пил. Из аулов обычно выносила

впечатление о молчаливости женщин и девушек, о застенчивости, о вкрадчивости, о том,

что они не сидят без дела. Мужчины обособились, правят, празднуют, требуют почтения.

Спрашивала отца: «Почему так?» Объяснял тысячелетними традициями.

Покинула дом без вещей. Написала бабушке с дедушкой записку: «Ушла с Назиром

навсегда!»

Он ждал. Тюбетейку (допа) на меня надел новую, красивую. Сказал: сейчас все будут

смотреть на меня из-за красивой допы. Повадками Назир иногда походил на мужчин из

аулов. Я сердилась, обзывала его баем. Он оправдывался: куда денешься? Пережиток

прошлого. Смотрели. Некоторые посмеивались надо мной. Шалость тоже замечала во

взглядах и зависть.

Пошли на базар. Купили все для плова. Вместе сфотографировались.

Варили плов у сестры его. Он варил сам. Я выбирала рис. Морковь резал сам. Чистила

чеснок. Готовили во дворе, в казане. Дома был муж сестры, он киргиз, 58 лет, ей - 30. Она

кондуктор. Очень красивые длинные косы. Мечтала быть актрисой. Ее звать Зейнаб, его -

Джангазиев Амеркул. Назир звал его пача (зять), я - дядя Амеркул. Он говорил: «Живите,

абы было согласие. И обязательно зарегистрируйтесь».

На улице было темно, прохладно: рядом горы. Дым, казан, высокие стены из глины...

Нравилось, как в детстве, среди гор или в казахской бесконечной степи.

Они ели руками, я - ложкой. Дядя Амеркул говорил: руками есть негигиенично. Назир

поддакивал. Ели на полу, на кошме, поверх кошмы - скатерка (дастархан). Плов лежал

холмом в огромном блюде, сверху - мясо, чеснок. И с яблоками плов приготовили.

Объедение!

Книг было много у них - стеллаж. Дядя Амеркул, он партийный и работает в

типографии.

Они спали во дворе, мы - в доме. Назир промаялся всю ночь. Не получалось.

Женщины были у него, девушек не было.

Наутро я чуть не ушла: отвращение. Он страдал. Такого убийственного отчаяния не

наблюдала: «Неужели я не мужчина?» Это и удержало. Произошло все днем. Понес

простынь показывать друзьям.

Зейнаб относится хорошо. Все по хозяйству делаю сама.

Мужские притязания Назира нестерпимы. Никакой радости. Кто-то из девчонок

уверял: нет ничего радостней. Отталкиваю. Реву. Ненавижу.

Сказала, что забеременела. Не поверил: очень скоро.

Кашлял. Отнял от губ носовой платок - кровь. Испугалась. Признался: туберкулез.

Лечили. Стала закрытая форма. Теперь, наверно, опять открытая. Из-за туберкулеза

освобожден от службы в армии. В тубдиспансер не хочет идти. Написала маме.

Лечится в тубдиспансере. Вечернюю школу иногда пропускаю из-за хлопот по дому.

Уговорила переехать на частную квартиру. Стала ходить в школу постоянно. Он с

подозрением: видел с каким-то мужчиной. А я дедушку с бабушкой не навещала. Пьяный

ревновал нахальней: бил. Как ударит - синяк.

На танцы не ходим, в кино - редко. Пошли в театр на узбекскую постановку. Назир

был пьяный, и нас выдворили.

Сдала экзамены, а 21 июля родила Назиру. В первый день он не пришел в роддом,

только на второй. Сказал: искал работу. Был как будто рад дочке. На присланные моей

мамой деньги купил большое ватное одеяло из расчета на себя и Назиру. Приданое

приготовила раньше. Первое время Назира спала в чемодане.

Он плохо помогал по дому. Когда ходила последний месяц, попросила воды принести.

Сказал: «Бабы последний месяц ходят и в шахте работают».

Он редко носит Назиру. Берет - несет, как бревно.

Назира - Надя на русский манер, а Назир - Коля. Наде исполнилось три месяца.

Переехали в садоводческий совхоз под Фрунзе.

Когда еще жили у тети Зейнаб, он внушал, как вести себя.

Пришли к нему гости. Как раз сварился борщ. Он налил борща для меня и унес в

сарай, в летнюю кухню. Я сидела и плакала. Он говорил, что в дом нельзя - там одни

мужчины. Не могла смириться. Взяла тарелку, в дом за стол. Не успела опомниться -