Любимая для мастера смерти

Удивленно округляю глаза, сраженная наповал такими откровениями, и перевожу взгляд на Киана, губы которого слегка подрагивают от еле сдерживаемого смеха.

Едва мы переступаем порог большого общего зала, где сидит за столами, по меньшей мере, около сотни одинаково одетых разновозрастных мужчин, как Августин, громко всплеснув ладонями, тем самым привлекая внимание братьев, радостно восклицает:

– Братья, к нам сегодня гости пожаловали! Впервые, за несколько лет. Разве это не счастье.

Сагерты начинают удивленно переглядываться и шушукаться. Гомон в зале набирает обороты. Кажется, о трапезе все забыли напрочь. Хотя, разглядев в мисках склизкое серое варево, отдаленно напоминающее кашу, ржаной, слегка украшенный плесенью, хлеб и несколько больших луковиц на огромном блюде посреди каждого стола, понимаю, что и я б с удовольствием забыла о таком обеде.

– Что значит впервые за несколько лет?
– едва слышно спрашиваю у мужа, пока настоятель утихомиривает своих подопечных.

Некромант в ответ слегка пожимает плечами и снова переводит взгляд на уже слегка притихших сагертов.

– Садитесь за мой стол, - приглашает преподобный, указывая на небольшой, стоячий на возвышении, единственный накрытый серой скатертью, стол.
– Брат Лаврас, принесите нам еще парочку стульев для гостей.

Высокий худой, как жердь, мальчишка-подросток тут же срывается с места и куда-то убегает. А, спустя несколько минут, возвращается, волоча за собой два, довольно-таки, увесистых стула с высокими резными спинками. Насколько я замечаю, остальные довольствуются простыми деревянными лавками, в отличие от самого Августина, а теперь еще и нас.

– Присаживайтесь, - снова повторяет приглашение настоятель, и мы, не долго думая, садимся, но приступить к трапезе не решаемся.

Некоторое время зал наполняют звуки лязганья металлических ложек о такие же тарелки.

А затем безмолвие нарушает Киан.

– Преподобный Августин, объясните, наконец, - подает голос мой, любящий во всем докапываться до сути, муж, вертя в руках небольшой ломоть черного хлеба.
– Почему мы первые гости за несколько лет? Что у вас произошло?

– О, это старая и очень печальная история, - блестит глазами Колобок, отпивая из своего кубка, должно быть, воду. Хотя, разве от воды настолько краснеют нос и щеки?

– Где-то лет пять назад...
– начинает еще больше повеселевший Августин, но перерывается из-за внезапно громкого скрипа, который издает открывшаяся дверь.

– Брат Дэглана проснулся, - оглашает все такой же угрюмый Ульрих. Видимо посещение уборной никак не сказалось на его характере.

– Извините нас, - вскакиваю я со своего места. История историей, но допытать престарелого и хранящего тайны Дэглана сейчас бесспорно в приоритете.

Киан поднимается почти одновременно со мной, и мы, не долго думая, спешим к, застывшему и глядящему на нас исподлобья, Ульриху.

Чтобы дойти до одинокой кельи, в которой и обитает Дэглан, приходится пересечь двор и зайти за хозяйственные постройки, из которых отчетливо доносится запах проживающей там скотины.

– А почему Дэглан не живет в замке, как остальные братья? - спрашиваю я, шагающего чуть впереди, Ульриха.

– Так надо, - бурчит тот, даже не оборачиваясь.

Где-то я уже слышала такую фразу… У него случайно нет общих родственников с моим обожаемым мужем?

Заворачиваем за небольшие деревянные сарайчики, и оказываемся прямо перед таким же одиноким строением, только возведенным обособленно от остальных. И его явно населяют не козы.

– Тут, - коротко кивает наш провожатый и быстро удаляется.

Рассохшаяся дверь, перед которой нас оставил Ульрих, кособоко висит на петлях и время от времени поскрипывает на ветру, производя весьма удручающее впечатление. Я зябко передергиваю плечами и кидаю нерешительный взгляд на мужа, который, пока я копаюсь в своих чувствах, поднимает руку и тихо стучит.

– Кого это там принесло?
– слышится сердитый старческий голос.
– Это ты, Ульрих? Убирайся прочь!

Да-а-а. А он не слишком гостеприимный.

– Это не Ульрих, - спокойно заявляет Киан и ступает за порог. Я следую за мужем, прячась за его спину и стараясь казаться как можно незаметнее.

– Ты кто?
– слегка приподнимается на локтях высохшая «мумия», которая как это не удивительно, оказывается вполне живой.

– Я Киан Мелори, а со мной моя жена Айне из Кинлоха.

– Кинлох?
– резко садится на постели старик и впивается в меня пронзительным взглядом черных и на удивление молодых очей.

Коротко киваю в ответ и замечаю, что взгляд этого Дэглана становится еще более колючим.

– Из самого Кинлоха? Ты О’Ши?

– Нет, - качаю головой.
– Я О’Коннел. Но замок мой, О’Ши не осталось больше.

– Так им и надо. Гнилое семья, - сплевывает на пол старик, а затем неуловимым движением, которое никак не ожидалось от такого тщедушного тела, хватает меня за руку и едва не наклоняет к себе. Но муж быстро отрывает меня от странного деда и задвигает себе за спину.

– Еще раз до нее дотронешься, сломаю руку, - цедит он сквозь зубы, дотрагиваясь до моей ладони в незаметном утешающем жесте. Запястье, которое недавно сжимали узловатые шершавые пальцы Дэглана, горит огнем, словно руку окунули в кипяток.

– А больше и не надо, - заходится в надрывном кашле старец и снова сплевывает на пол.
– Я увидел, что хотел. Ты Азери Анам! Последняя возвращающая души, дочь Динкехта, носящая в себе свет Эйрмуд.

После этих слов у меня на голове волосы становятся дыбом. Именно это говорила и побирушка на постоялом дворе. Губы Киана сжимаются в тонкую линию, и он оттесняет меня еще дальше, как будто этот, на ладан дышащий, старик может мне чем-то угрожать.

– Успокойся некромант. Больше не трону я твое сокровище, - криво улыбается «мумия» почти беззубым ртом.
– И секрет ваш не выдам. Мы в одной лодке, хе-хе. Почти. Только жене твоей покровительствует Динкехт - бог-целитель и Эйрмуд - его дочь, которая имеет силу оживлять умерших. А мне Маннан и его темные пучины, ибо я Тог Анем. Знаешь кто это, некромант?

– Знаю, - рычит Киан. И этот рык мне решительно не нравится. Тем более что я-то, в отличие от супруга, ни сном, ни духом кто такие эти Тог Анем.

Дед снова находит меня взглядом и, каркнув от смеха, хрипит:

– Что, иномирная душа, не заешь кто это? Хе-хе. Я - обратная сторона медали, забирающий души, избавляющий людей от боли и страданий, несущий им благословенную смерть. Ведь смерть тоже может быть благословением… Мой дар - мое проклятие, также как и твой, иномирная душа. Хотя… вас двое, я вижу… Это может сработать…