Любимая для мастера смерти

– Преподобный Авгусин, - шепотом, перед тем, как сесть на свою коняшку, обращаюсь к сагерту, - А почему Дэглан натравил на вас духов?

Настоятель краснеет, зеленеет, откашливается и глубоко вздыхает.

– Это давняя история, но поверьте, нет в ней никакого секрета. Мы просто следуем указаниям почтенно лекаря и больше не даем уважаемому Дэглану и капли эля, после ТОГО случая, - выразительно двигает бровями колобок.

– Какого ТОГО случая?
– повторяю движения бровей преподобного.

Августин смущенно теребит свой золотой поясок, окончательно растрепав его конец.

– Уважаемый Дэглан, - наклоняется к самому моему уху сагерт.

– Однажды ночью, изрядно перепивши спиртного, выгнал всех коз из загона и, оседлав козла, пустился вскачь, ведя отару рогатых за собой с криками: «Свободу узникам монашеского произвола».

– Что прям так и кричал?
– неверяще округляю глаза.

– Именно так. А еще песни срамные распевал. Жители соседней деревушки решили, что это всадник апокалипсиса ведет за собой войско демонов. Ужасу натерпелись, сердешные.

Монахи дружно качают головами, обмениваясь красноречивыми взглядами. Я сдавленно закашливаюсь, поперхнувшись смешком, у Киана губы подрагивают в едва сдерживаемой улыбке.

– Жуть, какая!
– охаю сокрушенно.

– Что-то вы не выглядите достаточно сочувствующей, - бурчит где-то за спиной вредный Ульрих, который тоже сподобился выйти с нами попрощаться.

– Ошибаетесь, - отвечаю тихо, чтоб слышал только он.
– Сочувствую всем сердцем. Особенно козам. Они пострадали ни за что. Руку даю на отсеченье, что и доиться перестали от страха, бедняжки.

Сзади слышится сдавленный хмык.

Окончательно попрощавшись с жителями сего фортификационного манистера, мы, наконец, трогаемся в дорогу. Покидаю стены необычной и гостеприимной обители со смешанными чувствами. Невыносимо больно узнать, что люди, которых ты считала добрейшими существами на свете и едва не боготворила, оказались черны душой. Если бы не муж, его любовь и поддержка, не знаю, что бы со мной было. А так раны на душе понемногу затягиваются, оставляя после себя лишь уродливые шрамы, которым тоже со временем суждено исчезнуть. А ощущение, что развязка близко дает силы двигаться вперед, не смотря ни на что.

Развилку мы минуем к обеду и сворачиваем к Арклоу, оставив за спиной дорогу к Кинлоху и деревушке Лохвудшир. Ночуем в небольшой гостинице на полпути к городу и уже после полудня въезжаем в арклоутские ворота, заплатив стражникам небольшую пошлину.

Арклоу довольно-таки большой город, в котором проживает около двадцати тысяч жителей, с оживленным движением на улицах, разнообразными лавками ремесленников, большой площадью и магистратом, а так же тюрьмой, в которой держат либо смертников, которым дорога только на плаху, либо не слишком злостных правонарушителей, которые имеют возможность быстро покинуть ее гостеприимные стены.

Лошадок мы оставляем в конюшне управления, заплатив в казну несколько шиллингов на их содержание. А сами направляемся к начальнику тюрьмы, который может нам организовать встречу с Рорком, находящимся тут же под стражей. А, заручившись его позволением, спешим к зданию, где находятся собственно камеры преступников.

Каменные коридоры ничуть не изменились с того времени, когда я тут жила в качестве заключенной. По рукам пробегает холодный озноб, а память рисует картины из прошлого. Я ведь думала тогда, что это мое последнее пристанище. Проходя по этим лабиринтам, считала, что в последний раз вижу не только их, а и все вокруг. Я шла тогда умирать. Дышать в их тесной темноте мне трудно до сих пор.

Когда один из тюремных стражей с позволения начальства, проводит нас в камеру к дядюшке, я нерешительно застываю перед решеткой, едва-едва узнав Рорка О’Ши в этом изможденном тщедушном старике.

– Он почти все время без сознания, - ставит нас в известность провожатый, отпирая большим ключом замок.
– Даже не знаю, узнает ли вас.

Я опасливо подхожу к исхудавшему мужчине, накрытому какой-то тряпкой, которая служит в этих условиях одеялом. Его грудь едва вздымается, а тонкие бледные веки плотно прикрыты. Я отчетливо различаю, как под ними беспокойно бегают туда-сюда глаза, и мелко дрожат ресницы.

– Рорк, Рорк О’Ши, ты меня слышишь?
– окликаю я больного, но в ответ лишь слышу тихий стон.

– Давно он в таком состоянии?
– спрашивает Киан у стражника.

– Да, почитай, с первых дней, - чешет затылок тот.
– Сначала к нему жена наведывалась. Часто. А потом и она перестала.

– А не подскажете, где его жена остановилась?
– снова спрашивает муж и его собеседник что-то совсем тихо отвечает.

Я уже не прислушиваюсь к разговорам мужчин, снова принимаясь внимательно разглядывать дядюшку.

В сердце начинает зарождаться жалость к этому человеку. Да, возможно, он действовал не честно, обманывал, к тому же в смерти Джерома, хоть и косвенно, но виноват. Но вот не верю я ни капли, что он мог убить собственной рукой единственного племянника. Тут уж наверняка в него вселился Гиллаган. Да и насчет нападения на Киана, меня гложут сомнения. Больше верится в то, что нанимала убийц Мелисанда.

Порывисто вздыхаю от сострадания и поправляю сползшее одеяло.

– Айне, - зовет меня муж. Я понимаю, что нам пора покидать камеру, и напоследок осеняю Рорка знаком Бриггиты. Пускай его последние дни будут спокойны и безболезненны.

– Айне… Айне… дочка, - слышится хриплый голос, и я, не веря, оборачиваюсь к дядюшке.

– Айне, - приоткрывает он мутные, слегка безумные глаза.
– Прости меня, прости… Я так виноват перед тобой, так виноват… Он был так убедителен, столько всего обещал… Я поверил. Прости, Айне… И берегись его… Ты ему нужна. И он выбрал себе новое тело, нового союзника. Сильного… Молодого… Не чета мне…

Пальцы мужчины хватают меня за юбку, словно он боится, что я в эту же секунду исчезну.

– Не верь никому…

Сзади слышатся шаги, и мою талию обвивает рука мужа.

Рорк запинается под колючим взглядом некроманта, нервно сглатывает и снова переводит глаза на меня.

– Запомнила? Никому не верь…

Пальцы дядюшки обессилено разжимаются, и юбка беспрепятственно выскальзывает из его руки, а сам мужчина в изнеможении прикрывает глаза и, кажется, снова ныряет в беспамятство.

– Что он говорил, - интересуется муж, прижимаясь губами к моей макушке. Поворачиваюсь к нему и пытливо заглядываю в родные синие глаза.