Любимец

Возможно, через полчаса или несколько более того я первым увидел, как далеко впереди из леса вышел человек и встал посреди дороги.

— Стой! — крикнула Ирка.

Но Лысый уже замедлял ход грузовика, и, не доезжая до незнакомца несколько метров, грузовик встал.

Человек пошел к машине.

— Ты уходишь? — спросил я Ирку.

Только тут она вспомнила о моем существовании.

— Не беспокойся. Послезавтра я уже буду у Маркизы, — сказала она. — И тебя увижу.

— А что в ящике? — спросил я.

— Ты упрямый.

— Посмотрим, все ли там в порядке, — сказал Хенрик.

Не дожидаясь ответа, он открыл крышку ящика, откинул слой мягкой материи, и я увидел, что внутри ящика — одинаковые углубления, в каждом из которых помещается белый шар размером с кулак.

Ирка наклонилась к шарам.

— Все в порядке, — сказала она.

Мужчина подошел к грузовику и сказал:

— Давайте быстрее! Здесь уже пролетал вертолет.

— Что это? — на этот раз я спросил только у Ирки, тихо.

Она поглядела на меня, глаза у нее были грустные.

— До свидания, любимчик, — сказала она. — Веди себя хорошо. Я буду скучать по тебе.

— Я тоже.

— А в ящике яйца, — сказала она.

— Какие же это яйца!

— Помолчи! — оборвал меня Хенрик, обернулся к Ирке и сказал: — Ты чего заговорила. Чем он меньше знает, тем спокойнее. И нам и ему.

Мужчина на дороге принял ящик с яйцами — и зачем мы везли ящик с яйцами? — и пошел в сторону.

Затем выскочил из грузовика Хенрик и помог выбраться Ирке.

Мне не хотелось оставаться одному. Я тоже выпрыгнул из грузовика. Но Ирка сказала:

— Садись в кабинку, к Лысому.

Тот открыл дверь мне навстречу.

— Не скучай, — сказала Ирка.

Лысый перегнулся через меня, захлопнул дверь и сказал мрачно:

— Я позабочусь, чтобы не соскучился.

Мы с ним смотрели, как остальные скрылись в кустах, унося ящик с яйцами.

День был серый, хоть без ветра и дождя. По обе стороны дороги тянулся редкий еловый лес. Порой к дороге подходило болотце, и из бурой воды поднимались тонкие стволы осин и берез. Земля еще не просохла.

Раза два я видел у дороги строения. Одно большое, в несколько этажей. Они были оставлены людьми. Окна разбиты, пусты, двери вышиблены, ступеньки заросли крапивой… В одном месте направо отходила асфальтовая дорожка и терялась в зарослях, но я успел увидеть проржавевший и как будто обугленный остов какой-то машины.

— Плохо мы убираем нашу родину, — сказал я Лысому.

Тот не понял и сказал:

— Поясни.

— Сколько господа спонсоры нас учили, чтобы мы навели порядок на планете, чтобы мы все собрали и обезвредили — у них же рук не хватает!

— А на что хватает?

Я вдруг подумал, что не знаю ответа на этот вопрос и мне самому не приходило в голову его задать. Хотя бы себе самому.

— Чтобы кормить нас и охранять, — сказал я неуверенно.

Лес перешел в кустарник, чаще попадались развалины домов, а в одном месте до самого неба торчала бетонная труба. Я вдруг увидел, что в развалинах у подножья трубы что-то шевелится.

— Смотри!

Лысый повернул голову и тут же нагнулся к самому рулю и до отказа вывернул газ. Грузовик буквально прыгнул вперед. Я успел заметить, что в развалинах стоял человек, который выстрелил в нас из лука. Я обернулся — стальная стрела упала на асфальт.

— Он стрелял! — крикнул я, испытывая неожиданное возбуждение.

— Помолчи!

Потом нам пришлось спешиться. Мост через реку был разрушен, и из нее торчали только опоры и углы ушедших в воду бетонных плит. К счастью, справа был брод, к которому вели накатанные колеи. Когда мы уже спустились к воде, Лысый крикнул:

— Замри! — И сам уронил голову на руль. Я тоже замер.

Оказывается, слух Лысого не подвел — не высоко и медленно летел большой вертолет спонсоров.

Нас они не заметили или не сочли целью, достойной внимания.

— Это хорошо, что не заметили, — сказал Лысый, снова заводя двигатель, — а то они стреляют без предупреждения.

Мы поехали дальше. Благополучно миновали брод, поднялись на противоположный берег. Там между двух бетонных столбов было натянуто вылинявшее алое полотно с большими белыми буквами: «Порадуем спонсоров достижениями в труде и отдыхе!»

Неожиданно мы увидели, как навстречу нам катит какой-то экипаж, запряженный лошадью. Мы не стали прятаться, да и те люди в экипаже — телеге с высокими бортами — не желали нам вреда.

Потом встретились пешие люди — они-то при звуке нашего кашляющего мотора нырнули было в кювет, но Лысый закричал гортанно и непонятно, и люди, кто голый, а кто и одетый, стали вылезать из кювета.

— Скоро будем на месте. Там я тебя оставлю. Будешь ждать человека от Маркизы, — сказал Лысый и неприятно улыбнулся. Слова его звучали лживо. Словно человек — это не человек, а «якобы человек», и Маркиза — всего лишь «так называемая маркиза».

На покосившемся и выцветшем от бесчисленных лет металлическом указателе я прочел странное и непонятное слово «Мытищи». Туда и свернули. Дорога шла лесом, в котором я видел отдельные дома, большей частью разрушенные. Заем мы съехали на еще более узкую и запущенную дорожку, грузовик подпрыгивал так, словно хотел нас выкинуть из кабины.

Наконец, под сенью раскидистых деревьев мы остановились.

— Пронесло, — сказал Лысый. — Говорил я мадамке, что надо было затемно выезжать — а ей что люди? Ей технику жалко — в яму влетишь, и не будет мотора!

Он передразнил свою хозяйку. Точно так, как мы, любимцы, передразниваем своих спонсоров.

К нам уже шел человек в кожаных штанах, с резиновой дубинкой на перевязи. Он был широк, приземист и горбат.

— Привет, — сказал он.

— Тебе то же, — сказал Лысый.

— Привез? — спросил человек с дубинкой.

Лысый приказал мне:

— Вылезай.

— Вот, видишь, — сказал он горбуну. — И как?

— Ничего, нормально, — ответил горбун, осматривая меня, как поросенка на рынке.

Мы подошли к дому, сложенному из толстых бревен. Окна в нем были маленькие. Внутри, за прихожей, в которой стояли пустые кадки и ящики и пахло гнилой картошкой, была большая комната с низким потолком. У стены был камин. Такие, только побольше, делали в домах спонсоров. Возле камина на полу лежали звериные шкуры и шкурки ползунов. На них сидели люди — человек пять. Они встретили нас невнятными приветствиями. Лысый был здесь свой.