Любимые враги

Сержант лениво потягивал из кружки бутафорское пиво и повторял про себя текст своих реплик.

В погребок с криками ввалились и сели за стол рядом с Семеном одетые в студенческие мантии Чинюков, строитель Хохлов и его приятель кладовщик Синадзэ.

– Виват каникулам и винищу!
– крикнул Хохлов.

– Каникулам виват, а вот вино тут не ахти какое!
– заметил, следуя роли, Семен.

– Да чо ты понимаешь, дятел!
– завопил Синадзе, бросив кружку в Семена.
– Тут лучшее бухло!

– Вообще-то, в пьесе по-другому написано, - послышался из зала недовольный голос Златки.

– Хотите выпить настоящего вина?
– продолжил игру Семен.

– Чо-о-о?!
– протянул Чинюков.

Семен озадаченно тер затылок ладонью, пытаясь вспомнить ответный текст.

"Не парься, Сеня, в пьесе этой его реплики вообще нет, - сообщил Сатана.
– Над тобой глумятся! Отомстим ублюдкам?"

– Чего душа студента хочет?
– продолжил следовать канону Семен, раздумывая над предложением Сатаны.

– А чо, дядя, у тебя есть разное, что ли?
– нагло ухмыльнулся Чинюков.
– Врешь поди.

– Да ты, ваще, кто таков?!
– Синадзе схватил Семена за плечо и развернул к себе.
– Рожа мне твоя знакома. Не тебе ли вчера на рынке за мухлеж набили рыло?

Чинюков, Рыжий и Повар расхохотались.

– И этой реплики в пьесе нет!
– сказала Златка.

"Тебя гнобят, Сеня, как курсанта-первокурсника!
– возмутился Сатана.
– Начисти им их наглые рожи!"

– С тобой все ясно, - Семен махнул в сторону Чинюкова рукой.
– Пьешь шнапс и валишься под стол, сотрясая храпом весь погребок.

Семен повернулся к Хохлову и Синадзэ и спросил:

– А вы чего хотите господа?

– А чо, разное есть, что ли?
– ответил вопросом на вопрос Хохлов.
– Да и ты кто? На кабатчика не похож. На слугу тоже. Уж не вор ли?!

– Вы чего там отсебятину порете!?
– возмутилась Златка.

А Семен сжал в ярости кулаки и зло оглядел Чинюкова, Хохлова и Синадзэ, раздумывая, стоит ли сорвать репетицию и побить шутников тут или подождать ее окончание и поколотить этих гадов после. Здравый смысл победил. Сержант решил обождать с местью.

Увидев покрасневшую от злости физиономию Семена, Чинюков, Хохлов и Синадзэ весело расхохотались.

– Я патриот, - сказал Синадзэ Семену строго по тексту пьесы.
– Мне нашего родного рейнского.

– Кому еще чего?
– произнес Семен.

Он бросил на Чинюкова и Хохлова вопросительный взгляд, надеясь, что они перестанут безобразничать и примутся всерьез за исполнение своих обязанностей.

– Пивка, давай!
– завопил на Семена Хохлов.
– И чтоб пена в кружке знатная была.

Эта фраза имелась в тексте пьесы. Но затем из уст Синадзэ в адрес Семена вылетела следующая фраза:

– Шевели батонами, сопля!

Эта фраза не только совершенно не совпадала с положенной Синадзе репликой (он играл посетителя кабачка, а не подносчика спиртного), но и прямо оскорбляла Семена.

"Все!
– лопнуло терпение у Семена.
– Пора показать калоедом, кто в доме хозяин".

"Давай, Сеня, попробуем решить дело милой шуткой - без драки и крика, - предложил Сатана, от которого Семен не ожидал столь миролюбивого заявления.

– А заодно проверим, сколько силы Темного мира я смогу сюда прокачать".

"Давай, - пожал плечами Семен.
– По мордасам им настучать я завсегда успею".

Глаза Семена залила чернота. Чтобы никто не заметил этого, он надвинул на лоб бардовый шаперон.

Губы Семена зашептали заклинания. И через мгновение на сцену стали просачиваться эманации Темного мира.

На стенах погребка вместо бутафорских светильников загорелись настоящие масляные лампы. Они осветили прячущиеся в углах тени каких-то уродливых существ, тут же расползшихся по стенам и полу.

Чинюков, Хохлов и Синадзэ с изумлением увидели, как тускнеет свет рампы и исчезает зрительный зал, который закрыла от их взоров стена погребка.

– Что за чертовщина?!
– одновременно проговорили Хохлов и Свинадзе, - видя, как на их глазах бывшая сценическая бутафория становится реальными вещами.

Пластик стола превратился в потемневшие от времени и впитанного вина и пива дубовые доски, с глубокими щелями между ними, в одной из которых даже проросла трава.

Ожил Фауст. Он с любопытством посмотрел на посетителей погребка и подмигнул Чинюкову, у которого после этого нервно задергалась щека.

Фауст достал из-под стола сверло и пробуравил в стоящем на столе бочонке три отверстия.

Семена совершил над бочком несколько пассов и произнес заклинание:

– Виноградная лоза и лукавая коза! Пентаграмма и огонь! Алхимическая кровь!

Подчиняясь воле Семена, кружки выстроились перед бочкой. Оттуда к каждой кружке направились струи - янтарная пивная, рубиновая винная и мутно-белая самогонная. После того, как кружки наполнились, струи перестали течь.

– А фокус в чем?
– спросил Хохлов, настороженно глядя на кружки.

– Сотворенное вино нельзя проливать, - объяснил Семен.
– Прольете - будет вам всем фокус. Вовек не забудете.

Чинюков берет кружку и, рассчитывая, что в бочке была всего лишь вода, сделал глубокий глоток самогона. И тут же закашлялся и уронил свою кружку.

Ее содержимое разлилось по полу и тут же загорелось, будто напалм. Вмиг весь кабачок и всех, кроме Семена и хохочущего от восторга Фауста охватило пламя.

Чинюков, Хохлов и Синадзэ, увидев, как их оплетают и рвутся поцеловать языки пламени, завопили от страха и бросились к выходу из кабачка, толкаясь, спотыкаясь и падая с лестницы, ведущей к двери.

"Моя сила в Светлом мире растет, Сеня, - сообщил Сатана.
– И если ты не станешь мне мешать, то у нас с тобой появится неплохой шанс выкрутиться из неприятностей. Слушайся меня и будет тебе счастье".

"Ты это... Ты возвращай нас, - Семен увернулся от языка пламени, рванувшегося ему навстречу.
– Сгорим нафиг!"

"Как скажешь", - откликнулся на эту просьбу Сатана.

Губы Семена прошептали последние строки заклинания. И его глаза обрели прежний вид.

Тени и пламя исчезли. А на сцену вернулась бутафория. Фауст снова превратился в проекцию.