Любимые враги
Шрифт:
– В чем главное отличие между мной и Им? Жду данных.
– Господь всеведущ. А ты - нет.
– Из чего это следует? Жду данных.
– Это следует хотя бы из того, что ты решил со мной побеседовать. Наверняка хочешь узнать, как моя тушка не испарилась в потоках жесткого излучения, а?
– Да. Утверждаю.
– Хочешь узнать? Тогда пригаси, пожалуйста, сканирование. У меня от него костям щекотно.
– Ты испытываешь боль? Жду данных.
– Все живое ее испытывает, милейший.
– Но ты не показываешь своих страданий.
– Парадокса тут никакого нет. Я не могу себя вести никак иначе, кроме как по геройски. Я же русский сержант-первопроходец. А он просто обязан плевать в глаза смерти и хохотать при мучениях.
– Твоя базовая программа сбоит. Жду опровержения.
– Не переживай за меня дружище. Есть в мире вещички и пострашнее.
– Ты зовешь меня "дружище". Значит ли такое обращение, что испытываешь ко мне дружеские чувства? Выражаю сомнение.
– Не волнуйся, это, типа, юмор.
– Если я, по-твоему, не Бог. То кто я, по-твоему? Ищу аналогию.
– Ты - чертик из табакерки.
– Снова шутишь? Выражаю сомнение.
– Скорее ищу наиболее точный образ.
– Какую объективную пользу может дать столь субъективный подход? Обнаруживаю парадокс.
– Мышление образами экономит время, требующееся на построение конкретной модели сложной ситуации
– Спорное умозаключение. Выражаю сомнение.
– Сомневайся-сомневайся. Только все твои умственные колебания ничего не смогут изменить в текущем порядке вещей.
– Почему ты еще жив? Какую защиту внедрили в твое тело? Ищу аналогию.
Шролла встревожило то, что, как ни странно, несмотря на близость смерти его собеседник не выглядит ни растерянным, ни испуганным.
– На свете много, друг мой, есть такого, что и не снилось создавшим тебя мудрецам...
– туманно выразил свою мысль Сатана, не желая посвящать противника в секреты своей невероятной жизнеспособности.
– Но вроде бы как собирался укокошить все живое на планете? Какой тогда смысл с тобой вообще что-то обсуждать?
Шролл решил обождать с атакой и предварительно выяснить, что собой представляет этот странный даже по меркам людей человек. Поэтому Любимый Враг Кобонков предложил Любимому Врагу Человечества:
– Давай забудем про это недоразумение. Жду опровержения.
– И вправду, к чему обращать внимание на такую ерунду, как уничтожение на Кобо всех разумных существ, по доброте душевной вытащивших тебя из твоей конуры, где бы ты мог гнить еще миллионы лет.
– Природа на стороне достойнейших! Утверждаю.
– Великолепно! Золотые слова!
– одобрил сказанное Сатана.
– Подписываюсь под сим изречением обеими руками. И позже обязательно припомню тебе таковые замечательные слова. М-м... Кстати, о словах. Надпись на Саркофаге гласит...
– В переводе на ваш язык она звучит так: "Здесь Логово Любимого Врага". Утверждаю.
– Ну вот. А все ведь говорили обратное. Они перевели надпись так: "Обитель Любимого Друга". Слово "любимый" вконец запутало наших местных языковедов,
мир их праху. У нас как-то не очень принято обзывать своих извечных врагов "любимыми".– Я извлек из разума людей сведения о тебе. Ты спорил с ними насчет моего предназначения. Утверждаю. Как тебе удалось догадаться о том, чего не поняли ваши ученые? Жду данных.
– Понять секрет кобонков мне помогла логика милитаризма. Меня заинтриговало то, что во все роботизированные системы управления огнем кобонки, к какому бы из дерущихся меж собой родов они не относились, вставляли блоки наведения снарядов и ракет на Саркофаг и его окрестности. И я предположил, что так дружно палить по Любимому Другу никто не станет, и скорее всего, сидящая там фиговина - общий враг аборигенов Кобо. Ведь так?
– Да. Утверждаю. Меня высвобождали из Логова, когда междоусобные войны грозили уничтожением всей цивилизации. И тогда, чтобы уцелеть от моих смертоносных механизмов и загнать меня обратно в Логово, роды вынуждены были объединяться. Пятнадцать раз такая процедура спасала их от самоистребления. На шестнадцатый - вышло иначе. Счет 15:1 в пользу моих создателей. По соотношению величин видно - замысел имел верные алгоритмы решения задачи. Утверждаю.
– Хитро-о-о... Похоже, ты уважаешь своих ухайдаканных создателей.
– Культура уважения к врагу восходит к древности. Даже пытая пленного, все его истязатели проявляли к нему уважение и воздавали почет его воинским талантам и стойкости во время страданий. Разъясняю.
– У людей за такие штучки сажают либо в тюрягу, либо в психушку.
– Кто ты? Ищу аналогию.
– А если скажу, мол, простой русский сержант Семен Аркадьевич Оленов, поверишь?
– спросил Сатана, подумав при этом: "Если это нелепое создание страдает слабоумием, то поверит".
– Не поверю. "Простой русский сержант Семен Аркадьевич Оленов" - это больше похоже на надгробную эпитафию. А ты жив. Жду опровержения.
– Хорошо сказано. Опровержения не будет.
– Мало того, что ты жив после такой дозы облучения, которая способна разъесть даже танковую броню. Утверждаю.
– Но мне пришлось немало посуетиться. Менял и укреплял тело, например, и все такое... Ладно, дружище, придется мне говорить тебе правду, только правду и ничего, кроме нее, родимой. Боюсь, однако, тебя она озадачит не на шутку.
– Мои зонды просканировали твое тело. В нем есть точки чудовищного напряжения энергий. Утверждаю.
– Все может быть. Бывает и не такое. Я бы тебе на сей счет мог бы порассказать премного занимательных историй, дружище.
– Ты секретный агент-киборг из Управления стратегической безопасности при Военном министерстве? Ищу аналогию.
– О, дружище, если бы все было так просто... Дело в том, что я и сам толком не знаю, кто я такой.
– Не человек? Жду данных.
– Не человек. Хотя ничто человеческое мне не чуждо, как говаривал когда-то один гениальный людоед. Проще говорить о том, кем меня считают люди.