Любимых не отпускают

Я разрешила ухаживать и увлеклась. А теперь по-женски глупо страдаю из-за того, что ему до барабана мое прошлое.

— Отец Вики женатый мужчина. Ни одна женщина на свете не способна подвинуть его жену.

Заставляю себя положить руки на Пашины плечи и поцеловать в губы. Никакого отторжения. Никакого пьянящего восторга. Все ровно и спокойно. Идеально.

— Как минимум, в кровати ты однажды пододвинула.

Паша кладет ладонь на мой затылок и не позволяет отстраниться.

— Это была короткая акция. Потом мне очень четко дали понять свое место. — Радуюсь, что хотя бы не приходится лгать.

— Он идиот. — Паша ведет большим пальцем по моим губам. С нажимом, словно стирает с них след от кого-то другого. — Но даже если передумает, я тебя не отдам. — Быстро целует. — Я тебя вообще никому не отдам!

С жаром проталкивает свой язык в мой рот и целует уже по-настоящему. Так, как до него меня целовал лишь один мужчина.

В этой стране.

В этом городе.

В прошлой жизни.

Глава 9. Кровные узы

Ева

Этой ночью сплю беспокойно. Подсознание играет со мной, показывая фрагменты из прошлого, мечты и реальность.

Я вижу ту, молодую, Еву. Ей только исполнилось двадцать, и она не знает, как разорваться между микрофоном и колыбелькой, в которой лежит ее малышка.

С одной стороны ревет толпа, и кто-то гневно требует ее выхода на сцену. С другой — надрываясь, плачет ребенок, а из сосков тонкими ручейками течет молоко.

Спустя секунды все меняется. В зале больше никого нет. Крики сменяются веселым детским смехом. А вместо толпы рядом со мной мужчина.

Он играет на рояле колыбельную Моцарта. Красиво, как настоящий солист филармонии. Смешно угукает моей маленькой девочке и согревает нас обеих горящим взглядом.

Мне безумно хочется остаться в этом сне и никогда не просыпаться. В отчаянии я цепляюсь за обрывки сновидения. Прошу мужчину не отпускать меня. А проснувшись, представляю рояль и того, кого запрещала себе даже вспоминать.

Маленькая блажь слабой женщины. Но подсознание равнодушно к моим желаниям. Стоит уснуть, оно обрушивается новыми картинками и до болезненных спазмов скручивает все тело.

В этой третьей части сна я не вижу ни толпу, ни мужчину. В просторной белой палате лишь я и моя дочка. Стараясь не плакать, я держу ее на руках. Рассказываю, что мы со всем справимся и с надеждой смотрю на дверь.

Вроде бы ничего страшного и пугающего. Нас не зовут, не требуют и не ждут.

Однако от этой надежды мне в сто раз хуже. Я будто в одном шаге от предыдущего сна, вот-вот встречу Лео и перенесусь в комнату с роялем. Вновь стану беззаботной и любимой. Но проходит час… день, два. А мы все в той же палате, вместе смотрим на проклятую дверь, одинокие и никому не нужные.

После такой адской ночи я воскрешаю себя контрастным душем. Стиснув зубы, дрожу под ледяными струями, охаю и млею — под горячими. И снова, не давая расслабляться, включаю холодную.

Метод проверенный еще в университете. Тогда мне приходилось убирать чужие дома… в том числе дом Рауде, посещать занятия и участвовать в научной работе факультета.

В девятнадцать выдерживать такой темп было нетрудно. Сейчас, в двадцать четыре, я ощущаю себя древней старухой, на которую ничего не действует.

— Я тебе кофе заказала, — встречает после утренних процедур Марина.

— Мне бы сразу литр. И без молока.

Смотрю на себя в зеркало. Ничего общего с гламурной красоткой на обложках журналов. Невысокая, тощая. На голове гнездо какой-то блондинистой вороны. Под глазами синева. А щеки впали так сильно, что фанаты обязательно начнут трубить про всякие препараты для похудения.

— Через четыре часа торжественное открытие фестиваля, а по мне словно каток проехал. Три раза туда-сюда, — стону, мысленно проклиная свои сны и свой график.

— Да. Кофе здесь бессилен, — сочувственно тянет няня. — Если хочешь, Вика тебя сейчас быстренько загоняет и взбодрит.

Марина кивает в сторону спальни дочки и улыбается.

— А наша принцесса уже проснулась? — Она у меня ранняя пташка, но вчерашний перелет должен был вымотать и этого жаворонка.

— Несколько минут назад. Вика забегала к тебе. Ты как раз была в душе.

— Сейчас пойду к ней. — Несмотря на разбитость, за грудиной разливается тепло.

— Давай. Она как раз придумала новое желание.

— Вот так сразу после сна?

Последние две недели мы с дочкой играем в волшебников. Утром она рассказывает свои мечты, а я в течение дня стараюсь осуществить хоть что-то из длинного списка.

— Ей, похоже, что-то приснилось! — хмыкает Марина. — Только я не уверена, что тебе понравится, — странно темнит няня.

— Если она снова хочет со мной на работу… Нет! Больше никаких концертных залов и поездок по делам. — Вздрагиваю, вспоминая вчерашнюю встречу.

— Боюсь, все еще интереснее. — Марина оглядывается. — Она сказала, что хочет увидеть вчерашнего дядю… и что-то мне подсказывает, твой Павел здесь не при чем.

Хоть няня произносит это тихо, слова звучат в моей голове как гром среди ясного неба.

Я знаю — рано или поздно Леонас захочет узнать о малышке. Вчера он четко дал понять, что все понял. Но то, что моя девочка сама потянется к своему отцу…

***

Я стараюсь не думать о словах няни до конца завтрака. Вика, к счастью, тоже не говорит ни о каких желаниях.

Вместе с Мариной мы уговариваем ее сходить в зоопарк. Рассказываем о медведях и лисичках. А перед самым отъездом на фестиваль я обещаю малышке исполнить вчерашнюю мечту — привезти настоящую алую розу, как у ее любимой героини из сказки о красавице и чудовище.

Веселая и довольная, Вика крепко обнимает меня за шею и несется к няне — рассказать последние новости.

При этом ни слова о Рауде. Никаких просьб. Никаких обид.

Довольная, что удалось выкрутиться, я спокойно уезжаю в концертный зал. По дороге прошу водителя купить мне еще один кофе. Разговариваю с Гришей о предстоящем рекламном контракте. Смотрю новые фотографии Вики, которые минуту назад прислала наша замечательная няня.

Все вроде бы как обычно.

Дочка, концерты, проекты — мой маленький мирок, в котором варюсь уже не первый год. Но острое жало тревоги все же не дает окончательно расслабиться и каждую минуту заставляет оглядываться по сторонам.