Любить нельзя ненавидеть

— Тебя что-то тревожит? — сменил веселье на сострадание Гуд.

Сейчас перед глазами вновь возник образ слабой женщины, которая дрожала в его руках той ночью. Женщины, которой было страшно. Женщины, которая искала утешения в его объятьях. О, как резко контрастировало это видение с нынешним ее обличием.

Ледяной контроль во всем. Губы, движения, взгляд. Казалось, что ее обмотали стальной цепью, сковывая тело прочным металлом, защищая душу от взлома, защищая ее саму от себя.

— В данный момент, твой голос.

Кусается. Значит все либо хорошо, либо очень плохо.

— Реджина?

— Мм?

— Ты принимала лекарство, которое я тебе давал?

Она посмотрела на лучника, лицо которого выражало такую обеспокоенность, что ей поначалу стало не по себе. Никто не смотрел с таким участием, как это делал Робин. Она давно это осознала.

— Да… да, после еды.

— Хорошо.

Робин кротко улыбнулся и уже решил оставить ее. Дать время побыть одной и освободить голову от мрачных мыслей. Она позвала его прежде, чем мужчина успел скрыться за дверью.

— Что это было? Робин? Робин! Подлец.

Она не стала его искать, не послала стражу догнать лучника и силком возвратить в зал. Не предала значения его долгому отсутствию в течении дня, а затем получила это письмо…

До остервенения сжимая в руках кусок бумаги, Реджина снова и снова прочитывала принесенное рыцарем послание. Тихо ругаясь, ходила по залу. Она забыла о присутствии отца в комнате.

– … Вам лишь предстоит встреча со смертью…

— Реджина.

— …, а кто-то уже принял ее. Или же, принимает сейчас.

— Реджина?

— …, а как поживает Робин Гуд, Ваше Величество?

— Реджина!

Оторвала взгляд от бумажки и посмотрела на отца, который все это время безуспешно старался привести дочь в чувство.

— Что в нем?

Пустым взглядом смотрела на Принца, до тех пор, пока пугающее значение слов не осело в ее беспокойном сердце.

— Робин, — тихо прошептала она.

— Ваше Величество, начальник стражи… — служанке не потребовалась договаривать до конца. Реджина и так все поняла.

Робин облокотился о деревянную балку, зажимая рану на плече. Кажется, к его коллекции шрамов добавится еще один. Менее значимый, но безусловно большой, так как острие стрелы было достаточно широким, такое, словно им собирались убить медведя, или же хорошенько помучить человека. На лбу выступил холодный пот, и мужчина, стараясь смахнуть соленый капли, чуть пошатнулся, а затем, не успев ухватиться за что-либо, начал медленно оседать на пол.

Конское ржание, разлетавшееся по всей конюшне, смешалось со свистом в ушах и теперь раздражало слух противным низким гулом. Взгляд оставался ясным вплоть до тех пор, пока он не заметил, как знакомая стройная фигура влетела в конюшню и опустилась рядом, касаясь онемевших пальцев лёгкой тканью платья.

— Он… осторо…- пытался ее предупредить, уберечь от человека, которого едва ли лично не убил на этом самом месте. Старался спасти, пока у него еще было время.

— Тихо — тихо, — она, незаметно для присутствующих за спиной людей, сжала его руку.

Робин выдохнул и откинулся спиной на все тот же столб позади него. Стрела дернулась в плече, и лучник поморщился от боли, когда острие проникло глубже.

— Не двигайся, — спокойно проговорила она, скрывая волнение за дрожью ресниц и нервным облизыванием губ, — срочно позовите лекаря.

Робин слабо усмехнулся и сильнее сжал холодную ладонь, дрожащую в его руке.

Она боялась. За него.

Это было последнее, о чем он подумал прежде чем потерять сознание.

Робин пришел в себя поздним вечером. Лишь маленький лоскуток красного зарева виднелся далеко за горизонтом, да и тот через пару минут совсем исчез. Лес погрузился в темноту, утонул в ней, укутался словно в теплое темное одеяло, переплетая еловые ветви с черными лентами неба. Луна не беспокоила небо своим мерцанием. Ее просто не было.

Он очнулся не в своей комнате, в какой-то другой, намного меньше и плотнее заставленной. Мужчина приподнялся на кровати и старался осмотреться, что было почти невозможно первое время, пока глаза не привыкли к темноте. Множество силуэтов каких-то мелких вещиц непонятной формы заполнили незнакомую разбойнику комнату. Он не старался разглядеть их.

Приподнявшись, лучник ощупал свое тело, из которого, по его последним воспоминаниям, торчала стрела. На нем остались только брюки. Плечо и грудь перевязаны белой тканью, слегка потемневшей от крови. Робин сел, а затем встал на ноги, удивляясь отсутствию боли в плече. Ему знакомо это тянущее чувство от новой раны, знаком зуд на коже, когда ранение начинает затягиваться и перерастать в шрам. Ничего из этого он не почувствовал, и только наличие повязки подтверждало его ранение.

Робин не стал утруждать себя поиском рубашки, полагая, что скорее всего ее изрезали, дабы аккуратно вынуть стрелу. Он на ощупь пробрался к двери и вышел в освещенный коридор.

Неужели его просто бросили в чулане как больное животное? Она бы сделала это? Все лишь бы унизить и заставить почувствовать себя бесполезным и никчемным.

Робин шел по незнакомому коридору, удивляясь, как его вообще в той же самой конюшне не оставили. Оттуда он хотя бы нашел выход, и не плутал бы по непонятным лабиринтам.

Да где он вообще?!

Если бы вместо свечей на стене были окна было бы куда проще, но увы, нет. Все, что ему остается — это идти наугад, плутая в неизвестной части замка.

Нет, разбойник не ошибся, он действительно слышал шаги. Кто-то стремительно приближался, и Робин не успел сосредоточиться на звуке, но кошачья реакция позволила разбойнику безошибочно определить, когда появится незнакомец, а затем напасть на него со всей силой, которое позволяло ему его ослабшее тело. Похоже, даже этого было достаточно, чтобы прижать спешившего к стене с такой силой, что тот ахнул, но тут то разбойник и понял, от чего ему было так легко усмирить шедшего.

— Робин? — хриплым от неожиданного удара голоса просипела она.

— Реджина, прости, — лучник ослабил хватку, позволяя Королеве откашляться и перевести дух после быстрой ходьбы.

Он отошел на пару шагов, наблюдая за ней сквозь чуть мутный взор. Она выглядела взволнованной и… испуганной? Нет, он не хотел, чтобы это был испуг, но что-то определенно тревожило ее, будь то его ранение или же собственные переживания. Как он желал, чтобы это оказалось первое.

На ней было темное фиолетовое платье, с пышными рукавами и глубокими вырезом, по которому то разбойник и опознал своего незнакомца. Волосы были распущены, словно она только что вынула из них все шпильки, позволив потоку пышных темных волн рассыпаться по спине.