Любовь хранит нас
Шрифт:
— Это неудобно и неправильно, Алешка. Твои родители не одобрят, что я выселила их родного сына…
— Мать к тебе еще перед сном зайдет о жизни пощебетать — помыть косточки мужчинам. Все удобно, жена! Заканчивай юлить и строить из себя царевну Несмеяну.
— Ты в прошлый раз сказал, что я — принцесса.
— Оговорился! Ты посмотри, какая! Да, ты злопамятный гном, малыш?
— Кто бережет нас, Лешка? Кто защитник? Я серьезно! Любовь, любовь, любовь… Слабенькая отмазка!
— От всех болезней, от невзгод, от долбаного неправильного выбора…
Она прячет от меня свой взгляд.
— … тшш, перестань, все ведь хорошо, жена. Я просто объясняю, что защита,
— Леш, ты — прекрасный человек! Ты — моя поддержка и опора. Ты — моя защита! Единственный человек! Глупая теория, долбаные факты и притянутое, как будто бы для успокоения, объяснение. Человека защищает только человек…
— Я дополню и внесу небольшую ясность?
Она кивает и запускает руки в мои волосы. Легко сжимает и притягивает к себе:
— Как пожелаешь, Смирняга? Как пожелаешь…
— Человека защищает его любимый человек.
Запомните, пожалуйста, что вы встретили друг друга не просто так, не случайно. Наставляю вас заботиться друг о друге, любить и всегда помнить тот день, когда вы поклялись в верности друг другу. Всего вам самого наилучшего.
Алексей, Вы можете поцеловать Ольгу, свою законную супругу.
— Можно, детка?
— Да! Да! Да! Господи! Зачем спрашиваешь, Смирнов?
— Беру тебя, непокорная одалиска, святая Ольга, восточная красавица Якутах, в свои жены, чтобы стать твоим надежным другом, братом, твоим верным партнером, крепким плечом, и твоей единственной истинной любовью с этого дня. В присутствии нашей семьи и друзей, я предлагаю тебе свою руку и сердце, и торжественно обещаю быть твоим верным спутником в болезни и в здравии, в хорошие времена и в плохие, в радости и в горе, пока старуха-смерть не разлучит нас. Я обещаю любить тебя безоговорочно, клянусь поддерживать тебя в твоих начинаниях и целях, чтить и уважать тебя, радоваться вместе с тобой и горевать с тобой, лелеять тебя, пока мы оба будем живы. Да сохранит нас, девочка, ЛЮБОВЬ!
— Люблю тебя, Смирнов!
Вкусная малышка! Облизываю и прикусываю губы, проталкиваю внутрь свой язык — как в последний раз целую. В поцелуях я однозначно для моей Смирновой ведущий кавалер! Ольга отстает, но все-все мне разрешает. Ты моя любимая, истинная, единственная… Моя родная! Блин, я женюсь на этой женщине! Но только завтра! Зачем вообще так долго с этим таинством тянул? Надо было в тот же день, день нашей встречи, пометить непокорную и насильно окольцевать, чтобы знала, не сомневалась и не смела даже рыпаться:
«Шаг вправо или влево — будешь наказана, малыш!».
— Готова? Еще переживаешь? — отрываюсь от нее и с придыханием спрашиваю.
— Да и нет, — очень нежно улыбается и несмело трогает мое лицо. — Ты меня успокоил и окончательно расслабил!
Я горделиво задираю нос. По-моему, во дворе мы больше не одни, кто-то курит и тихонечко смеется, и кажется, этот кто-то потешается над нами:
— Вы идете спать, герои? Время позднее, пора успокоится обоим и расслабиться. Завтра трудный день, сынок.
Отец!
— Да, пап, сейчас…
Эпилог
Ольга и Алексей
— Как у вас дела, Олечка?
Третий месяц. И по-прежнему «медовый».
—
Все хорошо, спасибо. А как Вы? — осторожно задаю аналогичный вопрос вежливости.— Отлично, моя девочка. Замечательно. Господи, как эликсир молодости каждое утро принимаю. Спокойствие, благополучие и достаток. Мир и тишина…
— А Максим Сергеевич…
— Служба! Служба! Служба! А когда не в части, то здесь, со мной, ни на минуту не оставляет. Переживает за жену. У Смирного в наличии стойкий синдром спасателя, даже любимую профессию подобрал под свой психологический изъян.
Она с такой надеждой заглядывает мне в глаза, словно ждет чего-то. Ждет, ждет, ждет… А все никак! Не сбываются ее мечты о придуманном, наверное, все же несуществующем, чуде.
— Какие планы на сегодня?
— В няньках с Лешкой для одной маленькой прекрасной девочки. Максим попросил. Вернее, умолял. Мы, не сговариваясь друг с другом, согласились.
— Господи! Неужели Надежду уже выписывают из больницы? Сегодня? Как-то быстро…
— Там все без осложнений, по протоколу, но немного не в срок. Совсем чуть-чуть. Но мамочка с сынишкой чувствуют себя великолепно, чего их там мариновать, тем более что крошечная бандитка с мужем дома заждались.
— Боже-боже. Дети, вы уже такие взрослые. Казалось, вот только вчера ее Андрей забирал в розовом кулечке, как трехкилограммовую россыпь шоколадных конфет, а тут, — она глубоко вздыхает и отходит к раковине, — мой крестник — дважды отец, а она — второй раз мать. Как время быстро пролетело. Я даже оглянуться не успела! Эх! Чуде-е-е-е-с-а.
Смирнова — весьма интересная особа. Маленькая, хрупкая женщина, элегантная, красивая по возрасту, слабая и беззащитная, но в то же время, безусловно, тонкий манипулятор и изощренно хитрая, нет — мудрая, нет — все же хитрая, женщина. Вот эти вздохи, томные взгляды, почти каждодневные расспросы о том, как у нас дела, ненавязчивая помощь, неподдельное участие и все-таки интеллигентная тактичность в некоторых очень личных вопросах… Алешка сразу просек ситуацию:
«Оля, мама хочет тебя удочерить. Но ты — мужняя жена, у тебя есть только я. Извини, душа моя, согласие на законные права даже родной матери не подпишу!».
Да ты злодей и грубиян, Смирнов!
— Тоня?
— Да-да, — она поворачивается ко мне, упирается ладошками в бортик раковины и вытягивает перед собой ноги.
— Спасибо Вам за, — опускаю взгляд, — прекрасный подарок. Это очень щедро, дорого…
— Это не подарок, детка! Так должно быть. Ты, — отталкивается и наступает на меня, — все время благодаришь за что-то, тратишь на это драгоценную энергию, стыдливо опускаешь глаза… Оль, ты — полноценный член семьи, ты — любимая жена моего старшего сына, ты — родная душа, а все еще чувствуешь и ведешь себя, словно находишься не в своей тарелке, словно по-прежнему присутствует какая-то опрометчивая неосторожность или неуместная торопливость. Я слишком настойчива или неугомонна? Принуждаю тебя? Ответь, детка. Это важно! Важно для меня. Если я мешаю, вклиниваюсь, лезу не в свои сани…
— Нет-нет. Что Вы!
Все неправда! Просто, я сама себя не узнаю. Такого внимания, а главное ласки, казалось бы, от постороннего человека, я не видела со дня смерти своей матери. Мне кажется, я влюбляюсь в эту женщину. Это аморально, пошло, меркантильно? А сама я продалась за нежные слова, за ласки ее сына, за наслаждение, за достаток? За огромный дом, расположенный вот, прямо по соседству? Я предала свою семью или это и есть моя настоящая семья?
— Тонечка, Вы с Максимом Сергеевичем столько сделали для нас с Алешей, что…