Любовь и ненависть
Шрифт:
– Бихтер, что случилось? Почему ты одна и к тому же
в крови?
Вытирая слезы с глаз, я ответила с грустью в голосе:
– Просто твоя невестка и племянница считают меня убий—
цей. Они говорят, что мои руки в крови. А знаешь, Вурал, это
еще нужно посмотретъ, чьи руки залиты кровью. Мои или ваши?
Если бы она знала то, что знаю я, она бы молчала и не заставля—
ла бы свою дочь нести этот бред.
Удивительно,
и сказал очень плохую весть:
– Одна беда не приходит в ворота.
Его слова меня насторожили, и я спросила:
– Что—то произошло?
Я по сей день помню, как он посмотрел на меня. В его
взгляде была такая тоска и печаль, что в моей груди сжималось
сердце. Он сказал эти слова так тихо и осторожно, что на моем
месте никто бы не остался равнодушным к нему.
– Папа умер три часа назад.
Мне было искренне жаль его. Я понимала его как никто
другой. Я прижала его к груди и сказала:
– Поплачь, не стесняйся никого. Эта рана все равно будет
кровоточить. А слезы ее промоют, и она немного затянется.
Так одиноко мы просидели еще долго, до тех пор, пока Ву—
рал не успокоился. Потом он отнес меня в мою комнату, при—
жимая к груди. Он посадил меня на кровать и взглянул в мои
голубые глаза, словно пытался в них найти что—то такое, что
могло успокоить его. Но потом увел свой взгляд украдкой вниз.
Снова посмотрев на меня, он сказал очень печально и горестно:
– Спасибо тебе. Ты даже не посмотрела на то, что из—за меня
ты страдаешь и мучаешься. Ты успокоила меня. Забыв про свою
боль, ты утешила мою.
От таких слов моя душа запела. И я ему сказала:
– Мы все люди. Все чувствуем и знаем чувство потери
близкого тебе человека. Особенно, если их несколько.
Вурал улыбнулся и вновь нежно взглянул на меня, а после
опечаленно и неохотно вышел из моей спальни. Если честно,
мне немного показалось, что он что—то почувствовал ко мне.
Иначе зачем ему смотреть в мои глаза?
Иногда мы своими поступками меняем свое будущее и бу—
дущее окружающих нас людей. Одним взглядом мы подаем
знак о своих чувствах и намерениях. Так же и Вурал незаметно
своим взглядом кольнул меня прямо в сердце.
Выходя из спальни, Вурал встретил Фереде. Женщина сразу
же кинулась на него, стала кричать что есть мочи:
– Что ты за низкий человек! Как ты можешь смотреть на
нее и тем более говорить с ней! Плакаться ей в рубашку! Ты,
наверное, забыл, что эта девушка – внучка нашего врага!
– Не
смей! – озлобленно вскричал Вурал и влепил ейпощечину. В это время из спальни выскочила малютка Ясмин
с криками:
– Дядя, не смей бить маму из—за этой убийцы! Я ненавижу
тебя, дядя, ненавижу!
Детский вопль и плач словно парализовали мой разум. Крик
«убийца» еще больше ранил мое сердце. Я сидела и плакала,
думая: за что мне, господи, за что? За какой грех мне выпало
столько мук? Малютка Ясмин кинулась с кулаками на своего
дядю. Вурал не понимал, откуда девочка набралась такого. Он
прослезился, взглянув в заплаканное лицо своей невестки,
и задал ей вопрос, который задел ее гордость:
– Невестка, ты этому учишь ребенка? А—а—а? Ну—ка, живо
отвечай!
Фереде озлобленно подошла к Вуралу очень близко, прижав
к себе дочь и глядя ему в глаза, сказала:
– А разве это не так? Из—за ее деда умер мой муж, если ты
не забыл, то этот человек был тебе братом. А из—за нее погибли
Кималь и папа Охмет. Так что она – убийца.
После женщина вновь зашла к себе в спальню, а Вурал так
и стоял в стороне. Он думал о той несправедливости ко мне.
И что—то еще трогало его душу, когда он смотрел на приоткры—
тую дверь в мою комнату. Казалось, что одна часть его души
кричала: «Иди к ней и прижми ее к груди покрепче». Другая
же твердила: «Не смей! Эта девушка – внучка твоего врага!
Она приносит только смерть и больше ничего!» Молодой чело—
век словно стоял на перепутье дорог. Чтобы еще больше не
запутаться в самом себе, он решил уйти и поспать у себя
в комнате.
Сегодня на улице было ужасно холодно. Начало морозной
зимы уже близко. С самого утра с неба срывался то дождь, то
снег, была ужасная слякоть на дороге. Солнце практически не
появлялось из—за хмурых дождевых туч. А прохожие в Стамбуле
бежали с красочными зонтиками, словно муравьи, убегающие
от непогоды, скрываясь под зонтом, как под грибом.
Турция. Ван.
Знахарь Чинар жил в старой обветшалой хибаре, она была
такой же старой, как и ее хозяин. Но в ней было очень тепло,
несмотря на холодное время года. Хижина одаривала всех своей
теплотой и уютом, горячим чаем из чабреца, приготовленного
знахарем. Дровяная печь, стоявшая посередине комнаты, обогре—
вала весь дом, в котором было всего две комнаты. Савашь уве—
ренно шел на поправку, он даже стал самостоятельно переме—
щаться по комнатам. Господин Чинар принял его как сына.
Ведь его собственный сын пропал. Девушка, которую он любил
когда—то больше всего на свете, отдала их сына, тем самым унич—
тожив душу этого человека. Знахарь почувствовал в этом парне