Любовь моя

Лена относилась к категории людей способных сердцем улавливать даже малейшие, далекие тревожные сигналы от близких и дорогих ей людей, а за такую чувствительность приходилось расплачиваться здоровьем. И, тем не менее, она нашла в себе силы пошутить:

— Отвернулся от меня мой ангел-хранитель, устал меня спасать. Но если сегодня выживу, протяну до ста лет.

— Не программируй себя на плохое, — попросила Инна.

*

Лена устала от собственной боли, от волнения за Инну и от долгого диспута подруг, поэтому по-настоящему заснуть ей так и не удалось. Глаза ломило, в голове стоял туман. До нее, как через ватную подушку, долетали обрывки тихого разговора Инны и Ани.

— …Еще хуже, когда некоторые толстосумы считают, что имеют право диктовать творческим людям. Отсюда бесконечные сериалы о бандитах… И тогда мы чувствуем в сценариях нехватку интеллектуальных героев, масштабных тем, высоких чувств… Приносят авторы продюсерам приличные произведения, а им говорят: не формат. Писатели должны стремиться к совершенству на своих условиях.

— Всякое-разное бывает. Надо искать талантливых продюсеров, иначе в кино будут командовать вкусовые предпочтения посредственностей, ориентированных на заработок.

— Бороться? Но тут другая проблема возникает: «Как в таком жестоком мире суметь сохранить свое доброе имя, свою репутацию?

— Лене, наверное, хочется, чтобы по ее книгам снимали фильмы? Хотя бы по детским.

— Сейчас мало хороших сценаристов. Да и сценарий — только повод, чтобы режиссер мог выстроить свою картину, так как он ее видит. Ему не интересно следовать сюжету. Он придумывает то, чем можно завлечь и удивить зрителя. Это музыканты обязаны исполнять ноты, написанные композитором, — сказала Инна. — Не стоит Лене заморачиваться по поводу фильмов и время понапрасну тратить. Пусть новое пишет.

— Только в музыке творческие люди могут быть стопроцентно самими собой… И то не всегда. Случалось, что и их прикрывали. Джаз, даже танго… — кинулась в рассуждения Аня. — Но при Советах власть и обслуживающие ее писатели стремилась восхвалять порядочность. А мы их поругивали. Нам этого было мало. Мы восхищались ими, только когда они писали «неудобную» для руководства правду.

— …Кажущийся весомым предлог можно высосать из пальца? — не поверила Аня.

— Ему об этом без обиняков, прямо сказали, — ответила Жанна

Голос Ани продолжал хранить неверие и непонимание:

— Неприятие? Не может быть такого.

— Мне один наш писатель жаловался, что сказал одну единственную фразу, неугодную главному редактору местного журнала и навсегда стал ему врагом. Не печатает он его, точно журнал личная вотчина, — рассказала Жанна. — И ведь не хотел цеплять редактора, случайно слово вырвалось, автоматически, по причине заводного темперамента.

— Надо же было так исхитриться! Вот и получил удар ниже пояса, — начала было шутить Инна.

— Они заспорили. Он был прав. Только теперь до конца жизни путь ему в этот журнал закрыт. Редактор-то молодой и злопамятный. И ничего тут не поделаешь. Это называется человеческий фактор. Всюду он как гвоздь в ботинке. Пытался писатель наладить отношения, да куда там!

— «Но наладили» его, — посочувствовала невезучему автору Инна. — А как же правление, редколлегия, компетентный Совет, коллегиальность решений? Могут же наложить эпиталаму.

— Всё решает редактор. Остальные формально числятся. Мой знакомый как-то, шутя, сказал ему: «Я скоро умру, и вам будет стыдно за то, что меня зажимали. Я к вам ночью в снах буду являться». Чудак. А другому писателю завистливая женщина дорогу перекрыла. Уж не знаю, как ей удалось договориться с редактором. Может, оговором. Самый доступный способ.

— Один сложный случай мусолите, мурыжите… Жилы рвете, чтобы доказать, что все у нас плохо на писательской ниве? А хорошие примеры у вас есть? — Сквозь внешне небрежное звучание вопроса в голосе Лены проступила особого рода только ей характерная не обидная строгость.

— Делятся люди, как правило, плохим и грустным, тем более что и на самом деле проблем у всех хватает. Нет, я понимаю, взлеты и падения, горести и радости — это и есть жизнь любого человека. И все свои подвиги люди совершают во имя любви и справедливости. Но все же… — резонно заметила Аня. И тут же случай припомнила, но несколько из иной области писательских забот:

— Моя знакомая — детский писатель — за личные деньги рассылает свои книги по детдомам и детским специализированным больницам. И вот недавно с нею произошел пренеприятнейший случай. Отправила она посылку в город, где родилась и провела ранние детские годы. Ждет-пождет, а уведомление о получении подарка не приходит. И вдруг через месяц приносят ей извещение на возврат. Взяла она тележку (семнадцать килограммов — не шутка!) и пошла на почту. Видит, посылка уже вскрывалась, но значения этому не придала. Может, так положено. А дома обнаружила на дне ящика свое смятое уведомление и документ на посылку. Выяснять, добиваться правды у этой пожилой и очень больной женщины сил не было. Она только расплакалась от обиды. «Какой же злокозненный человечишко работает на той почте! Почему не пожелал, чтобы детдомовские дети получили прекрасно оформленные, добрые книги?.. Бог ей судья», — говорила она мне печально.

Я ее успокоила, предположив, что та тетка, наверное, немного «ку-ку». Нормальный человек так не поступит.

И Жанна рассказала свою историю.

— А сколько вроде бы безвредных, но безразличных людей встречается на пути каждого человека! Моя знакомая тоже через типографию за свои кровные рассылала книги во все регионы страны. Потом решила позвонить в некоторые больницы и детдома. Но ей ответили, что слыхом не слыхивали о таком авторе. И теперь она голову ломает: то ли типография не разослала книги по адресам, полученным из министерства образования, то ли на местах, в отделах науки и культуры областей не удосужились доставить и раздать книги по библиотекам? Может, лежат они мертвым грузом где-нибудь на складах, пока их не спишут как макулатуру. Она грешит на типографию. Но концов теперь не найти. Руководство там сменилось.

— Рита нашла в интернете адреса режиссера Грамматикова и актрисы Чулпан Хаматовой и послала им свои книги. Решила наладить с ними связь и поучаствовать в их благотворительных акциях. Хотела помочь больным детям. Но книги вернулись назад. Наверное, адреса изменились, а новую информацию на сайт, кто-то безответственный, забыл разместить. Может, из головы, как у меня бывает, вылетело, — вздохнула Аня.

— Анютка, не нервничай, береги себя. Я тебе как нерелигиозный человек нерелигиозному желаю: «Дай Бог тебе здоровья на долгие годы работы с детьми», — под впечатлением предыдущего разговора не столько полушутя, сколько серьезно сказала Инна.

А Лене свой неприятный случай припомнился. «Отослала я несколько посылок со своими книгами в детдома и библиотеки Дальнего Востока и Сибири, а одну в Севастополь отправила. Андрей родом из этого города. И вдруг с юга пришел возврат по причине нарушения упаковки. В акте было написано, что вес посылки уменьшился на семьдесят грамм. «За счет чего, если всё на месте? Не могли толстые, большого форматы книги «высыпаться» из поврежденного уголка посылки, не конфеты или еще какая-нибудь мелочь». Не так обидно было бы, если бы только о нарушении упаковки сообщили, а то ведь соврали… Фамилии работниц почты врезались в память. Аллах им судья. Не поленились акт прислать о ложной потере веса. Не получили дети книг. По карте от почты до библиотеки двадцать метров, а до моего города тысяча километров. И за возврат пришлось заплатить. Почта теперь бешеные цены за пересылку заламывает. Дешевле самой на поезде довезти. Но нет такой возможности. А почему я должна платить за возврат, если кто-то нарушил упаковку? Почта приняла посылку в целости-сохранности, значит, обязана ее доставить. Получается, им выгодно возвращать?»