Любовь моя

— Они не вносили тебя в список конкурентов на премию, а ты сюрприз им преподнесла, планы нарушила. Такие личности, как правило, соревнуются в основном в том, кто кого больше дерьмом замажет. А может, ты внешние признаки приняла за их суть? — пустилась на выручку писателей Инна.

— Если бы. В общем, не со всеми складываются у меня добрые, искренние отношения в писательской организации.

— Может быть потому, что ее костяк — мужчины?

— Не думаю.

— Но ты все равно преодолела неприятие мира и открылась ему! У человека нет врагов, если он полнейшая бездарность. Раз тебе плюют в спину, значит, ты впереди. Творческий человек жив, пока о нем говорят, пусть даже не совсем положительные или вообще нелицеприятные вещи, — по-своему своеобразно успокоила Лену Инна. — А премии быстро посыпались? «Большая книга» — ни больше, ни меньше или «Буккер»? — пошутила она, пытаясь скрыть разочарование от знакомства с очередным творческим коллективом.

— Наивный вопрос после ознакомления с атмосферой в организации. Мне до них «семь лет до небес и всё лесом». Я и местной могу не дождаться. Но я ни о прижизненных почестях, ни о наградах не хлопочу. Главное, чтобы мои книги читали.

— И все же… «…молчанье, как крик» обиды? Не кисни, мать. Твори молитву и жди. Я слышала по телеку, как писатель Поляков говорил, что авторы, получающие «Русского Буккера» не имеют читательской аудитории. Оно и понятно. На Тарковского мало народу ходит, а на лабуду — много.

— Эти премии высвечивают новые яркие имена. Но путь к ним долог. Они для молодых. Сначала я вообще премиями не интересовалась. Моя основная работа в университете и еще в НИИ. Там все мои приоритеты и предпочтения. Но когда мою фамилию выдвинули сразу несколько организаций, я ввязалась в эту историю, правда, ни на что не надеясь, да, собственно, и не особенно претендуя. И проиграла.

— Да ладно тебе, ты талантливая, пишешь смело, необычно. Ты не можешь быть на третьей позиции ни как женщина, ни как ученый, ни как личность. А что, дружно шельмуют и порочит? Видно, некоторые твои конкуренты со словом «порядочность» не знакомились.

— В школе не проходили, — усмехнулась Лена. — Нет, такие дела молчком проворачивают.

— Главное, чтобы госструктуры были к тебе безразличны. И это лучшее, что они сделали бы для тебя, чтобы ты могла реализоваться, — рассмеялась Инна. — Сейчас время выскочек, у которых за внешним блеском — пустота. Говорят, излишняя скромность — путь к забвению. Может, стоит локтями и зубами поработать?

— Лучше головой, — уточнила Лена.

— И никакая гаденькая страстишка не шевельнулась в тебе? Не возникло искушение отомстить, «зарезать» кого-то на конкурсе. Не заразили? Не могу себе представить ничего более увлекательного.

— Всё шутишь, — покачала головой Лена. — Злые дела, как ошметки грязи… Не по мне они.

— Они не отпечатки времени на древних вулканических отложениях, а артефакты, следы грубых сапог в застывшем растворе цемента. Или на берегу разбушевавшегося моря? — Инна грустно иронизировала.

— И почему так много плохих людей в творческой среде? — сонно вскинулась Аня.

— Потому что искусство — особая форма постижения бытия, — рассмеялась Инна. — Аня, посоветуй своему невезучему знакомому писателю не думать о себе слишком серьезно, тогда ему легче будет воспринимать отказы из журналов. В жизни надо быть готовым и к взлетам, и к падениям.

— Плохих людей там не больше, чем в любой другой профессии. Просто творческие люди всегда на виду. Все всё о них знают, — ответила Лена на вопрос Ани.

— Ты имеешь в виду сплетни? — хихикнула Жанна.

— Сплетни тоже надо заслужить, — грустно пошутила Лена.

— За этим «добром» дело не станет! — неожиданно взъерепенилась Инна.

— Чего вздыбилась? Завод вспомнила? — тихо спросила ее Лена.

— А мне Лариса писала, что администрация города и области помогает ей в издании и распространении книг. И еще депутаты. Не все, конечно. Кое-кто из записанных на обложках книг обманул ее. Но в основном ей сопутствует удача. И в писательской среде у них подлинная дружеская коллегиальность, какая существует во многих периферийных городах. И все же книги они, по большей части, тоже издают за свой счет, — поделилась своими познаниями Аня.

— Капитализм, — многозначительно изрекла Жанна по поводу обманов.

— А невольное, так скажем, интеллектуальное соперничество всегда будет присутствовать. Это стимул к развитию, — сказала Лена.

Инна вдруг тяжело перевалилась на правый бок, скорчилась от боли и застонала. Лена испугалась, обжигающе острая боль пронзила ее сердце.

— Где болит? Чем помочь?

Она наклонилась над Инной, чуть подалась вперед, локтем опершись о ее подушку, словно приготовилась отразить любое нападение болезни на подругу.

— Ерунда. Позавчера шла с рынка, навьюченная сумками, вот моя позвоночная грыжа и «возмущается» тем, что я ее перегрузила. В преддверье праздника в гости племянников с детьми жду. Подарков им накупила. Ты же знаешь, Новый год — день всемирной надежды на новое счастье, вот и соблюдаю ритуалы. В известном смысле мы все сдвинуты на этом. Не могу простить себе глупости. Могла же дважды в магазин сходить. А теперь вот еще и сердце то спотыкается, то вскачь несется. Паршиво мне. Ладно, на время забудем, что мы бываем дураками, а вспомним, что мы добрые и хлопотливые, — преодолевая боль, пошутила Инна. И вдруг рассмеялась:

— Я вспомнила, как твои друзья повезли нас за грибами на новое место. Я там впервые увидела опят с «ногами» длиной в полтора метра. Они прорастали сквозь толщи слежавшегося, полусгнившего валежника, когда-то собранного лесниками в огромные вороха. Я в диком восторге носилась от кучи к куче и тут заметила тебя, сидящую на пне и горько льющую слезы. Я поняла, что у тебя сердечко прихватило. Лекарство сую. А ты говоришь: «Вокруг опята, опята, опята… а я не могу их собрать». Я психанула: «Удовольствия лишилась! Тебе о себе надо думать, а ты о грибах!»

Лена успокоилась, и с ласковой заботливостью прижала к себе подругу. И вдруг вздрогнула, будто в открытую рану ей вонзили что-то острое. Она задрожала как в ознобе, отпустила Инну и заметалась на надувном матрасе, служившем ей пастелью. Потом стиснула виски ладонями и застонала.

— Внезапные головные боли? Спазмы сосудов мозга? Аневризма? — поставила диагноз Инна, вглядевшись в помертвевшее, мгновенно заострившееся лицо подруги и в запавшие глаза, обведенные черными кругами. — И часто?

— Нет. Сейчас пройдет, — сдавленно прошептала Лена и натянуто улыбнулась. Но на лице изобразилась страдальческая гримаса и потекли неконтролируемые слезы.

Инна поняла, что означал этот неожиданный приступ, и не сдержала волнения. Она сначала дрожащей ладонью согнала ручейки слез со щек Лены, потом заботливо вытерла ей лицо краем простыни и жалостливо прошептала: «Тебе больно, очень больно?»

«Да, — пробормотала Лена, думая уже не о коликах в голове, а о спазмах в сердце, перетянувших ей грудь тугими жгутами. — У меня последнее время участились приступы замирания, как бы временного оледенения. Как у Гоголя, помнишь?