Любовь моя

— Оружием критиков должно быть собственное перо, а не длинные языки репортеров, способных только изводить писателей. Современная авторитетная критика — это не подвиг одиночек, а целая система из журналистов, менеджеров и издателей. Статья в газете может вознести человека на олимп или перечеркнуть его судьбу. Критики могут представить простым людям посредственность как талант. «Запустят аферу» в прессу и народ поверит. Никто не возразит. Кто не читал, кто промолчит от неуверенности в своей компетентности. А посредственность в искусстве и литературе — губительный яд, — продолжила рассуждать Жанна. — По мне так критики паразитируют на писателях. У них часто надуманные претензии. Одному моему знакомому вменили в качестве недостатка то, что его книга слишком толстая и ее никто не станет читать. А почему она толстая? Причина на удивление простая. Писатель мог бы сделать из своей книги хоть пять отдельных, но он был не в состоянии найти деньги еще на четыре дорогие твердые обложки.

— Всё это досужие разговоры о критиках, — не вникая в разглагольствования Жанны, безразличным тоном сказала Лена. — Я как-то спросила у Риты: «Что значит редактировать? Я все свои книги для подростков писала сразу набело, и только теперь пытаюсь учиться работать над текстом. Мне, наверное, неплохо бы краткий литинститутский спецкурс на эту тему пройти: простой, незатейливый, рациональный». А она рассмеялась: «Редактировать, все равно, что ваять скульптуру. Бери глыбу и отсекай лишнее».

— Произведение, написанное сердцем, трудно самой урезать. Для меня это за гранью возможного, — прошептала Аня. — Но самое мучительное, это продолжать писать и чувствовать что не то, не то…

— Вот для этого и существуют редакторы, — сказала Лена.

— Анька, у меня есть смутное подозрение, что ты втихаря пишешь. Числишь себя литератором? И никто до сих пор не застукал тебя за этим занятием и не всыпал? — понизив голос, пошутила Инна. — Может, еще и заочный литинститут прошла, этот конвейер по «изготовлению» и воспитанию гениев, где тебя научили чувствовать пульс времени? Все грани твоего таланта раскрыли? И каков твой главный проект этого года? Он будет культурным шоком в ряду текущих событий?

— Я только рецензии пишу. — Застенчивая радость мелькнула в глазах Ани. — Я этому детдомовских ребят учу, когда они устают от математики и физики. Так сказать, смена деятельности. Они так играют. Им нравится. Некоторые проявляют неиссякаемое рвение. Для этих ребят написать предисловие или рецензию — как дать собственный ключ к произведению. Они гордятся своим серьезным мнением.

— Их рецензии — памятники литературы и филологической культуры! И ты с ними в одном «обозе», — насмешливо «проехалась» Инна по увлечению Ани.

— Какое-никакое, а развитие. Глядишь, кто-то и всерьез приохотится к сочинительству или хотя бы к чтению, — спокойно отреагировала на шпильку Аня. Она была уверена в пользе своих занятий и ирония Инны не могла ее разубедить.

— В университете ты не слыла мастерицей эпистолярного жанра. Приведи в пример хотя бы одну рецензию, — попросила Жанна.

— Не разочаруй, — со смешком поддержала просьбу Инна.

— Пожалуйста. Дала я восьмилетней Юлечке Грибановой книжечку стихов Натальи Ушаковой. Она ее прочитала при мне, картинки внимательно рассмотрела и тут же выдала: «Я буду говорить, а вы записывайте, чтобы мои мысли не успели разбежаться». И начала диктовать серьезно, по-деловому. Я еле успевала за ней. «В книжке разнообразие тем и настроений. Есть веселые стихи и с юмором. Они легко запоминаются. Я так люблю юмор! Есть тут стихи чуточку грустные. Но все они добрые, душевные, с огромной любовью к миру детей и животных. (Так и сказала: «к миру».) Хорошо, что звери в стихах сказочные и оптимистичные. В школе мне надоедает взрослая жизнь. Я устаю от нее, и мне иногда хочется возвращаться в сказку, где нет отметок, строгости, где моя душа отдыхает. Самые мои любимые стихи — таинственные, детективные, которые обязательно заканчиваются смешно или радостно. Одно такое про собачку и детские страхи мы недавно учили в классе. Я его, наверное, всю жизнь буду помнить».

Я сама не написала бы лучше. Вы чувствуете, сколько информации может извлечь внимательный педагог из нескольких фраз, сказанных ребенком?! Юлечка самостоятельно мыслит и говорит языком своего сердца. Обычно взрослые для детей пишут, а у меня они сами сочиняют простенькие рассказики, стишки и с удовольствием читают их друг другу, вместе поют свои песенки. Они в эти минуты такие счастливые!

Еще я приучаю детей запоминать и использовать слова, которые исчезают из народного языка. Старорусский язык очень поэтичный. Я имею в виду не религиозный, а бытовой. Жаль, что усредняется деревенский язык с городским. Телевидение всех «подравнивает». А раньше чуть ли не в каждой деревне был свой диалект. Плохо, когда цивилизация обгоняет культуру. Но ничего не поделаешь, это на данном этапе развития нашего общества неизбежно. «Цивилизация входит в каждый дом», и отталкивается она от коммерческого соблазна.

— Всего-то, — разочарованно протянула Инна. — Пытаешься возродить исчезающий язык?

Ее голос зазвучал еще скучнее:

— И что в твоих занятиях сенсационного?

— Я и не претендую на особенность. Это моя обычная работа с детьми, — гордо сказала Аня. Но при этом грустно подумала: «Она мне завидует?.. Вот поэтому я при детдомовских детях. Они не обидят. Они ценят и обожают меня. А я так и не полюбила мир взрослых».

— Некоторые авторы стремятся «выехать» на применении фольклора, на эксплуатации деревенского языка.

— Въехать, — шутя, поправила Жанну Инна.

— А другие против обращения к народной речи, мол, устарела, ищут свой культурный код, идут своим путем.

— Стремление к новизне иногда заводит творческих людей в непролазные дебри… самолюбования, — заметила Инна.

— И такое случается, — согласилась Аня. — На мой взгляд настоящий объемный литературный язык складывается из народной основы, ограненной талантливыми писателями и…

Просительным усталым взглядом Лена остановила ее рассуждения.

«Молчит, а будто исподволь руководит нашим разговором», — подумала Инна.

*

— Лена, раз уж речь зашла о рецензиях, посмотри, пожалуйста, мою на стихи одной поэтессы. Мне кажется, в ней чего-то не хватает. Уважь мою просьбу. Первый раз обращаюсь. Не хочу стать мишенью для критики коллег.

— Я не читала ее стихов, — взглянув на обложку книги, сказала Лена. — Чем они примечательны?

— Меня не содержание, форма рецензии беспокоит.

— Дай взглянуть! — потребовала Инна.

Но по-детски искательная улыбка Ани заставила Лену потянуться за очками.

«…Каждое стихотворение — мощный выброс эмоциональной критической энергии, направленной на борьбу с несправедливостью. Автор четко, прямо и уверенно ставит важнейшие проблемные вопросы современной жизни, перенасыщенной чужой болью, и раскрывает страдания, вынесенные из глубины своего чувствительного сердца… Отмечаю наличие удачных метафор и к месту подобранных эпитетов…» — читает Лена ровные, как в прописях, Анины строчки, и, пряча полуулыбку, что-то выправляет в тексте.

— На основании твоего отзыва у меня сложилось подробное и положительное впечатление о стихах твоей знакомой. Просто надо придать некоторую солидность твоим высказываниям, чтобы отзыв не выглядел школьным сочинением. Можно очень строго подойти к этому или с долей иронии или юмора. Смотря что тебе ближе.

— Например.

— Допустим… — Лена на миг задумалась. — В начало своего текста впиши такую фразу: «Я ожидала найти в книге «лютики-цветочки» и «сердце умиляющие строки», но обнаружила зрелый, жесткий и совсем не романтичный взгляд сильного, самодостаточного автора на трудные жизненные ситуации, глубокое проникновение в психологию человека, в его сложную душу, которую она препарирует со знанием дела, как хороший доктор. Я увидела неожиданные несентиментальные, почти мужские рифмы, философский подход к глобальным проблемам человеческого бытия». Ну, что-то в этом духе. Конечно, это экспромт. Мне надо еще подумать и отредактировать. Давай закончим завтра, на легкую голову? Да, еще… насчет своеобразия ее строк. Отметь, что «поэт волен выражать свои мысли в любой доступной ему интересной форме». Оригинальность не возбраняется, даже напротив — поощряется.