Любовь по контракту

— А гости тоже внизу?

— Какие гости? — удивляется Тамара Степановна.

— Вчерашние. Разве вы годовщину не два дня отмечаете?

— Ой, ты что? Я бы не выдержала вторые сутки подряд выслушивать банальные поздравления и улыбаться людям, имена которых я даже не вспомню, — Тамара Степановна бросает взгляд на сына и запинается. На её лице мелькает виноватая улыбка, словно она выдала чужую тайну.

В бешенстве смотрю на Марка. Он пожимает плечами, будто совсем не раскаивается в своём вранье. И этот человек просил меня быть с ним честной? Дурдом какой-то!

— Мы сейчас подойдём, — обращается он к матери, и Тамара Степановна тут же исчезает.

— И как это понимать? Хочешь, чтобы я не врала, а сам говорил, что праздник два дня продлится! — тычу указательным пальцем в его твёрдую грудь. И совершенно некстати вспоминаю, как трогала его вчера, как мечтала поцеловать родинку на ключице.

— Сказал первое, что в голову пришло. Хотел провести с тобой больше времени, вот и приврал немного. Знал же, что без весомой причины ты не согласишься задержаться в доме моих родителей.

— Ты похож на человека, который держит в руках сигарету, а всем вокруг твердит, что курить вредно! — повышаю голос, уязвлённая его вполне безобидной ложью. — Ты ведь и так купил меня, мог и не обманывать!

Он больно дёргает меня за локоть, прижимая к своему сильному телу, и раздражённо говорит:

— Никто тебя не покупал! Дин, хватит строить из себя великомученицу. Ты сама захотела провести со мной эти треклятые две недели, поэтому приняла моё предложение. И парня своего приплела от страха — мол, если он не согласится, значит, такова судьба. И даже после того, как Вадим дал своё царское разрешение, ты могла просто удалить мой номер.

— Я кредиты закрываю! — шиплю на него, пытаюсь оттолкнуть, но всё напрасно, он слишком сильно держит меня в своих тисках.

— Ты упрямая. И принципиальная. Ты бы скорее на десять работ устроилась, чем согласилась бы на такой спектакль. Но ты согласилась. И теперь твои глаза снова блестят, как пять лет назад. Тебе нравится происходящее, признай это.

Мотаю головой, снова пытаюсь вырваться. Он не прав! Я тут ради Вадика, ради денег, ради счастливого обеспеченного будущего!

— Дин, — он ласково касается моей щеки, гладит её, обхватывает пальцами подбородок и поднимает моё лицо. — Нет ничего плохого в том, чтобы жить в своё удовольствие и не искать оправдание своим эгоистичным поступкам.

Я набираю в лёгкие побольше воздуха, чтобы и дальше сопротивляться, отрицать его слова, кричать, заламывать руки и злиться до шума в ушах. Но вся моя решимость испаряется, когда я вижу глаза Марка на расстоянии считанных сантиметров, когда впиваюсь ногтями в его плечи и тяжело дышу, в очередной раз ошеломлённая нашей неправильной близостью.

Гнева больше нет. Есть только отчаянное желание поцеловать Марка, вновь ощутить напор его губ, властность его прикосновений.

Я перестаю трепыхаться, как попавшая в паутину муха, и неотрывно смотрю в бездонную потемневшую синеву. Ну же, поцелуй меня, как делал это вчера. Пожалуйста!

— Идём обедать, — хрипло бросает Марк и убирает руки. Освобождает меня, когда я совсем этого не хочу.

Растерянно поправляю волосы, подавляя жалкий порыв броситься в комнату, упасть на кровать и разрыдаться, как недолюбленный ребёнок. Но я не слабачка! Гордо распрямляю плечи и начинаю спускаться по лестнице.

Мы обедаем вместе с родителями Марка. Тамара Степановна не спрашивает о свадьбе и внуках, зато интересуется моими увлечениями, мечтами, жизнью в Святополье. Анатолий Валерьевич больше слушает, чем говорит, а Марк изредка стискивает мою вспотевшую ладошку в немом жесте поддержки.

— Когда состоится наша следующая встреча? — спрашиваю, когда мы садимся в машину.

Я тепло распрощалась с родителями Марка, дала фальшивое обещание увидеться в скором времени. Меня не смутили вопросы Тамары Степановны, наоборот, было приятно, что ей важны мои интересы и мой родной город. Мама почти никогда не спрашивала, чем я увлекаюсь, о чём думаю, чего хочу.

— Через три дня близкий друг моего отца будет отмечать день рождения. Тогда и увидимся.

Мы едем по центральной улице города, и неотвратимость нашего расставания каменной глыбой давит на плечи.

— Это хоть не отец Регины? — вздрагиваю от лютой неприязни. Не хочу вновь лицезреть эту надоедливую красотку.

— Нет, не он, — усмехается Марк.

Вскоре машина заезжает в знакомый двор и останавливается. Пора возвращаться в привычный мир: поговорить с Дашей, пережить некий сюрприз от мамы, разобраться в своих чувствах.

— Я позвоню, — тихо произносит Марк. — Хорошего вечера, Дина. И не усердствуй слишком в Святополье, ты ещё не до конца выздоровела.

— Хорошо.

Я никак не решаюсь открыть двери и выйти из машины. Жду чего-то. Тяну резину. Улыбаюсь наигранно, а взгляд соскальзывает на губы Марка. Они так и манят к себе, чуть изгибаются в понимающей ухмылке, соблазняют, искушают. Я же не железная, я помню их вкус, их ошеломляющий напор, от которого приятно кружилась голова.

— Почему ты больше ко мне не пристаёшь?

Боже, я это вслух сказала?

– Ты мне нравишься, Дина, и я еле сдерживаюсь, чтобы не пристать к тебе, – горько усмехается. – Но и быть двухнедельной забавой, эдаким приятным развлечением я не желаю.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не собираюсь на тебя давить, – говорит очень серьёзно. – Ты должна сама решить, чего хочешь. И кого хочешь.

14

На следующий день я чувствую себя почти здоровой. В горле ещё немного першит, но это мелочи.

Маршрутка как-то слишком быстро довозит меня до Святополья. Я совсем не готова к семейному обеду, к допросам мамы, к встрече с Вадиком. Он звонил с утра, спрашивал, в котором часу я буду у родителей. Его голос звучал трезво и весело, а мне хотелось завыть от всепоглощающего чувства вины. Я посмела мечтать о другом мужчине, хотя нахожусь в длительных отношениях с Вадимом. Что ж я за тварь такая? Откуда во мне это запретное желание как можно чаще видеть Марка, обнимать его, целовать, растворяться в нём?

Осталось недолго. Две-три недели. Я выдержу. Главное — не возненавидеть себя за слабость и безвольность натуры.

Останавливаюсь у родного дома, делаю глубокий вдох — и открываю калитку. Это всего лишь совместный приём пищи. Ничего страшного не случится.

Мама встречает меня у порога. Одета в праздничное платье, глаза и губы ярко накрашены, духами щедро воспользовалась — за несколько метров слышу их тяжёлый сладкий запах. Неужели всё же папа нашёл работу?

— Привет! — улыбка на мамином лице гаснет, она недовольно хмурится: — Дин, ты почему такая бледная? Вадим скоро придёт, а ты даже принарядиться поленилась. Иди быстрее в спальню, там на кровати моя косметичка — ресницы накрась, о тоналке не забудь, а то выглядишь болезненно. И, может, переоденешься? Эти шорты тебе совсем не идут.