Любовь сильнее Тьмы
Шрифт:
Но Арименэль внезапно осознала, что орков рядом уже и нет. Опустила оружие и растерянно огляделась. Тёмная орочья и алая людская кровь залила стену. Трупы лежат вповалку, и уже трудно пройти, чтобы не наткнуться на очередное, даже не орка, а человека. Бледные, обескровленные лица, посиневшие губы и пустые, навечно застывшие глаза, неотрывно смотрящие в тёмное небо. Прошло уже много времени с момента начала схватки, и солнце поначалу скрылось за чёрными тучами, а потом и за горизонтом. Наступила ночь.
Эльфийка беспомощно оглядывалась по сторонам, стараясь увидеть знакомые лица. И на мгновение её лицо осветила чуждая для этой минуты улыбка — девушка смотрела на Моргомира и Мэлнилитона, о чём-то говорящих. Вот к ним
Так хотелось броситься к ним и обнять, шепча, что беспокоилась и расплакаться от счастья и видеть улыбки и самой улыбаться, потому что живы, живы, живы!.. Родные, близкие, любимые… И с ними всё хорошо.
Но было нельзя. Это девушка осознала быстро. И вновь взглянула, стараясь наглядеться, запомнить каждую чёрточку родных лиц. Сновно это было жизненно важно, словно без этого и мир не существовал.
Арименэль передёрнула плечами и, понурив голову, медленно зашагала вниз по лестнице, на городскую улицу. Вроде бы сражение приутихло, а эльфийка и так чувствовала, что нужно хоть минуту отдохнуть, иначе она даже меча не поднимет.
Эллет села прямо на землю и сгорбилась, закрыв глаза и устало вздохнув. Сколько же ещё придётся вытерпеть? Когда орки пойдут на штурм ворот? Неизвестно. Но они дождались ночи, и под покровом темноту они почувствуют себя увереннее. А значит скоро начнётся бой.
А ещё…, а ещё безумно больно из-за абсолютного незнания того, что будет. Неизвестность пугает. Моргомир говорил ей, что не погибнет теперь, но кто знает? А вдруг?.. Нет, нельзя о таком думать. С Моргомиром ничего не случится, это точно. Арименэль будет с ним. Пусть он и не знает, что она рядом, эльфийка действительно всегда останется с ним. И мысленно они вместе. Пусть сейчас слишком страшно из-за пугающей неизвестности, мысль о любимом греет душу и сердце. Кажется, и небо уже не таким тёмным стало, и дышать легче, и силы откуда-то берутся…
— Я просто буду надеяться, что с ней всё хорошо, — Арименэль вздрогнула, услышав неподалёку голос Моргомира. Неужели он её заметил? Но нет, вроде бы не увидел… — Мэлнилитон, я верю в неё. Я знаю, что он может сражаться, и это восхищает меня. Но я не хочу, чтобы звёздочка, такая светлая, была в этой битве. Она хочет защищать город, и я её понимаю. Просто сейчас тут действительно страшно.
— Моя сестра не боится этого, она с самого детства хотела заниматься фехтованием, а теперь и говорит, что ей не страшно, — по голосу Мэлнилитона было понятно, что он саркатически улыбался. Эллет горько усмехнулась — брат всегда думал, что раз она училась сражаться, то ей не страшно. Просто… видимо, Арименэль добилась тогда того, чего хотела — показала, что не боится. — Когда она ушла, я очень сильно волновался. Но сейчас я понимаю, что Арименэль действительно способна на это. Способна на то, чтобы преодолеть это всё, — эльда говорил спокойно. Говорил то, чего девушка ожидала многие годы. Что про неё такое скажут. Но сейчас эти слова казались такими ненужными, такими пустыми. Зачем всё это было?.. — Она не боится.
«Я боюсь!», — хотелось крикнуть эллет и броситься к брату, чтобы тот понял, что ошибается и что раньше, очень давно, не ошибался. Почему он думает, что она не боится?! Что может спокойно убивать? Что сражения — это для неё? Неужели Мэлнилитон не знает, что ей это всё действительно противно? И что Арименэль делает это только ради других? Да, эльфийка правда не жалеет о том, что случилось, но нельзя думать, что ей не страшно. Страшно — в том числе и за себя, но страшнее, конечно, за Моргомира. Что всё повторится, как тогда, у Ривенделла. Эллет в тот день казалось, что её душа разбилась на осколки,
и ничто не поможет, каждая мысль, каждое воспоминание режет сердце. Сейчас, кажется, всё наладилось. Но опять война… И девушка боится, безумно боится, что с Моргомиром что-то случится, кажется, что он исчезнет. И Арименэль… Арименэль хочет видеть его хотя бы издали.— Она боится, Мэлнилитон, как ты не понимаешь? Ты считаешь, что она может биться? Да, может. Но ей страшно. Страшно и мне — за неё. И я знаю, что не должен погибнуть, потому что тогда она снова чуть не сойдёт с ума. И я знаю, что буду сражаться, не только за Гондор, но и за всё Средиземье. Чтобы потом всё было хорошо. Она верит мне, и я хочу, чтобы эта вера не оказалась напрасной. Да, я не хочу, чтобы она сражалась. Потому что это должен делать я. Звёздочка и без того пережила слишком многое. Арименэль говорила мне тогда, в Ривенделле, что любит учиться обращаться с мечом, и я видел, как она улыбается, счастливо рассказывая. Но мне хочется уберечь её от настоящего сражения. Потому что в реальности всё не так.
— Думаешь, она тебя послушала и не ушла? — Мэлнилитон долго молчал, обдумывая слова Моргомира, и наконец заговорил, но гораздо тише.
— Я не знаю. Мне хочется верить, что нет. Но кажется, что всё-таки ушла. Я знаю Арименэль, и она так наверняка сделала. И если это так, то постараюсь сделать всё, чтобы защитить её в этой битве, — тихо сказал Моргомир.
Мэлнилитон молчал. А Арименэль, отвернувшись к закоптелой стене, беззвучно плакала, до боли сжимая пальцы и чувствуя, как сердце рвётся снова на части. Моргомир, любимый Моргомир, всё же чувствовал, что она не послушалась и ушла. И… понимал её… Он всегда её понимал. Всегда. Даже Кэльдар не так понимал.
Что-то яркое внезапно промелькнуло в небе, и Арименэль вмиг отбросила в сторону все мысли. Взволнованно подскочила (и откуда только силы взялись?) и взглянула в тёмное небо, которое снова озарилось. Ужас вернулся вместе с осознанием — огонь объял город, огонь вылетал из-за стены и обрушивался на дома. Небо пылало, и пылали дома, и где-то на стене в бойницах вспыхивало красное, слепящее глаза, и снова слышался грохот, необыкновенно громкий.
Крики смешались с этих грохотом, Арименэль видела, как на площадь перед воротами бросились воины, и Моргомир с Мэлнилитоном встали в их рядах. Эльфийка не сумела ничего сообразить, как снова послышался грохот, и ворота вновь содрогнулись — как оказалось, во второй раз.
Слышались короткие приказы, и стражи вставали плечом к плечу, смыкая ряды, поднимая мечи, копья и щиты, и люди замирали, устремляя взгляд к воротам. Арименэль успела только схватиться за оружие, как опять мощные створки дрогнули, и в какое-то мгновение разлетелись, а в пробоине показался окованный железом орочий таран в форме оскаленной волчьей морды, в зубастой пасти которой горел огонь.
Девушка тихо вскрикнула от неожиданности и испуга, но откуда-то послышался уверенный голос Гэндальфа. Маг в трудную минуту всегда оказывался в нужном месте и подбадривал воинов, и стражи готовы были сражаться.
— Вы — солдаты Гондора! — звонкий голос волшебника разнесся по всей площади, неведомым образом вселяя в сердца уверенность. — Кто бы ни пробился через эти ворота, вы останетесь на местах! — и Арименэль в этот миг поняла, что да, останется. И не только она.
Как только эллет подбежала к остальным людям и встала рядом, как ворота окончательно разлетелись на мелкие обломки, и сквозь дым показались огромные фигуры с шипастыми булавами в лапах. С невиданной силой монстры ударили по людям, стоящих рядом, и они отлетели в сторону, падая. Арименэль вздрогнула и чуть подалась назад. «Тролли!» — пронеслась в голове жуткая мысль, и девушка с ужасом уставилась на чудовищ — никогда она раньше не видела их, лишь читала в книгах. А ведь легенды не могли передать всю мощь, всё уродство и всю злобу их.