Любовь сильнее Тьмы
Шрифт:
— В бой! — зазвучал громкий крик Гэндальф, и Арименэль заметила краем глаз, как Кэльдар и другие эльфы с людьми, встав рядом, выпустили стрелы.
А дальше девушке стало не этого. В город хлынула толпа орков и обрушилась на защитников Минас-Тирита с яростью и злобой, присущей всем созданиям Моргота. Арименэль оставалось только защищаться, даже не нападать. Лишь отбивать удары и уворачиваться из-под мощных ударов. И лишь иногда стараться достать до уязвимого места, понять, что делать. А ещё — выиграть хотя бы секунду, чтобы оглядеться, уловить в толпе родное лицо.
Орки бросались вперёд остервенелой толпой, главной задачей было удержать, не дать ступить ни шагу. Всё смешалось, всё происходило мгновенно, не давая опомниться, и Арименэль еле успевала отбивать удары. Приходилось постоянно крутиться, угадывать, откуда придёт
Сквозь дым и ярко пылающее пламя, объявшее дома и редкие деревья вокруг, было трудно что-то разглядеть, всё это больно раъедало глаза, и Арименэль приходилось терять драгоценное время, чтобы не споткнуться и не упасть. Эльфийка не могла уже вспомнить, где она научилась приёмам, она просто наносила удары, хотя душу её разрывало от ужаса и потрясения, от осознания, что всё это реально, что она тут, и орки падают от её ударов, и саму её пытаются убить, и всё вокруг горит, пылает, и трудно уже идти, и дикий страх за родных, за братьев, за Лаурелинмэ, за Моргомира, сковывает сердце, сдавливает лёгкие, мешая дышать, и горло разрывают рыдания, не вырывающиеся наружу, и слёзы, царапающие щёки, ползут и смешиваются с грязью и пылью, мешаются с кровью, текущей из царапин… Всё плывёт, и эльфийка едва сдерживает отчаянный крик, похожий больше на болезненный вой. Сколько ещё орков ворвётся в город? Сколько ещё придётся убить? Где Моргомир? Где Кэльдар с Мэлнилитоном? Где Лаурелинмэ? Живы ли? Что с ними? О Великие Валар!..
Где, где, где, где, где… Где?!
Стрелы неслись в воздухе, а мечи уже и не сверкали при свете пламени — сталь полностью была покрыта кровью. И огонь пылал, горел, и дома рушились, глыбы падали на голову, и Арименэль, из последних сил отбивая удары, устало уворачивалась. Орков становилось всё больше, и эллет с отчаянием вспомнила огромное войско, которое видела из окна. И приходилось отступать, а Арименэль слишком устала, чтобы возмущаться. Нужно было отступить, хотя душа негодовала и не желала отдавать монстрам ни единого метра города. Ничего не должно доставаться чудовищам, ничего!.. Но где же Моргомир?..
— Отступайте! Отступайте в город! Оборона прорвана! — голос Гэндальфа звучал то тут, то там, и его не мог заглушить грохот.
Эльфийка беспомощно оглядывалась, надеясь разглядеть сквозь дым его, и в какой-то момент у неё это получилось. Полуэльф отступал одним из последних, отчаянно сражаясь с орками, и Арименэль чуть было не бросилась к нему. Но толпа увлекла её дальше, наверх, и эллет осталось лишь с тревогой оборачиваться и смотреть, надеясь увидеть Моргомира вновь, что он… что он не погиб, как погибли уже многие люди. Но девушка видела его и облегчённо вздыхала. А сердце снова быстро билось, практически от счастья. От осознания того, что с Моргомиром всё хорошо. И братьев Арименэль видела — Кэльдар уводил эльфов, а Мэлнилитон был рядом с небольшим отрядом людей. И Лаурелинмэ прошла мимо, серьёзная и собранная. Эллет с беспокойством оглядела её, но лишь тонкая царапина пересекала лоб. Но этого хватило, чтобы девушка обеспокоилась, хотя она понимала, что это раны совсем несерьёзные.
У самой Арименэль было несколько порезов на щеке и руках, и была разбита губа, но эльфийка в спешке совсем не обращала на это внимание. Вот если бы такое и у Моргомира или Кэльдара… Эльфийка бы, наверное, места бы себе от волнения не нашла.
Эллет обернулась посмотреть вниз. Сердце больно сжалось — орки уже наполнили улицу, и горящие дома превратились в развалины. Нижний ярус был взят.
Но оркам было это мало, и они бросились вслед, настигая воинов, не гнушаясь бить в спину, а потом идти по трупам вперёд.
У Арименэль кружилась голова, и эллет не запомнила это в деталях, и слава Валар, она и без того поняла, что кошмары будут мучить её долго. Если она выживет, конечно. Арименэль, не забывайся, идёт битва не на жизнь.Дома вспыхивали уже и тут, и девушка уже казалось, что весь город объяло пламя, и белые стены вспыхнули красным. Огонь и кровь, тьма, несомая орками, заполнили всё вокруг, и эллет казалось, что нет выхода, что неба уже не видно.
— Белый город стал алым, стали алыми скалы, — почему-то пропела охрипшим голосом Арименэль и судорожно закашляла, ощущая при этом на губах солёный, дурманящий голову привкус крови, приходя в себя. — Кажется, я схожу с ума…
Жителей второго яруса уводили наверх, в безопасное место, туда, куда ещё не добрались орки. «Пока не добрались, — с горечью подумала девушка, поудобнее перехватывая рукоять меча и выглядывая в толпе родных. Кэльдар и остальные эльфы с тревогой смотрели на нижний ярус, следя за тем, чтобы орки не подобрались ко второму. Мэлнилитон угрюмо опустил глаза и стоял, прислонившись к стене. Пока было время отдохнуть, он им пользовался. Лаурелинмэ утешала заплаканных женщин, ещё не ушедших наверх, остальные люди молчали и лишь иногда мрачно переговаривались.
Арименэль опустилась на какой-то камень и спрятала лицо в ладонях. Сколько ещё будет атак? Сколько орков ворвётся в город? Просто… просто сколько до рассвета времени? Солнце и без того не взойдёт для многих людей из этого города. А взойдёт ли для выживших?..
— Незачем бороться дальше, — зазвучал чей-то громкий, но неуверенный голос, — орки скоро ворвутся на этот ярус. А там и до дворца наместника дойдёт.
Арименль не знала обладателя этого голоса, но кровь снова закипела — как может человек говорить подобные вещи?! Неужели готов броситься родной город на растерзание созданиям Моргота, отдать страну Саурону?! Неужто нет у этого адана ни родных, ни друзей? Нет почтения к павшим?! Неужели он…
— Замолчи, — холодный голос Моргомира разрезал наступившую тишину, — кто же ты такой, если готов сдаться? Предать свой народ и самого себя? Трусил? Или отчаялся? Если ты струсил и готов убежать, спрятаться, точно пугливая собака, то лучше бы ты никогда и не рождался. Если отчался… То открой глаза. Пока Минас-Тирит защищают те, кто готов умереть за него и за людей, он выстоит. Пока будут те, что встанут плечом и плечу и будут сражаться, орки не пробьются, — полуэльф обвёл всех пронзительным взглядом и молча шагнул вперёд, к малым воротам. Орки были уже близко.
Арименэль со сжавшимся сердцем последовала за ним, а потом постепенно оживились и остальные. Лаурелинмэ с Мэлнилитоном одинаково долго смотрели на Моргомира — эльдиэ с гордостью, а эльда со странной задумчивостью, но через секунду, когда орки ворвались на улицу, им стало уже не до этого.
Арименэль видела, как монстры бросались прямо на людей, даже если у них выбивали оружие и поражалась стойкости воинов — сама она не могла бы дать отпор. Руки уже отчаянно болели, и эллет пришла в отчаяние — сил не было, приходилось отступать. И снова, снова укорять себя — глупая, чем надеешься помочь? Лаурелинмэ и то сражается более хладнокровнее! Броситься бы вперёд, встать рядом с Моргомиром и Мэлнилитоном, и биться рядом, пусть и пальцы дрожат, и меч выскальзывает, и уже страшно смотреть под ноги и страшно не смотреть…
А как правильней? Сражаться хладнокровно или сражаться яростно? Уже не важно. Правильней — сражаться рядом. И быть поддержкой — безмолвной, но знать, что ты с любимым даже в этой кровавой мешанине, где каждый шаг — ошибка, каждая ошибка — спасение. И каждое мгновение — это надежда, несущая дикий страх, и страх, несущий надежду.
И эльфийка, вновь заметив впереди Моргомира, бросилась через эту толпу, еле уворачиваясь, чтобы не попасть под оружие своих же. И там уже, на месте, не смотря в тёмные, искореженный злобой лица орков, сжать вмиг онемевшими от чего-то пальцами клинок. И защищаться. Хотя нет, не защищаться. Защищать. И надеяться — видя, как тёмное небо чуть светлеет, видя, как смело и храбро сражаются остальные, видя, как люди с одобрением смотрят на Моргомира. Страшно, безумно страшно, и этот страх холодит душу, леденит кровь. Но почему-то рядом с Моргомиром вся усталость исчезает. Хочется взглянуть в глаза, хотя орки не дают это, и приходится следить за оружием, следить за движениям, предугадывать удар…