Любовь Венценосного

Пока Ирина рассказывала, стоя в открытых дверях ванной, Настя умылась, натянула светлое, в мелкий голубенький цветочек, хлопковое платье, причесалась и завязала в хвост отросшие волосы. Мельком подумала, что надо бы принять ванну, но это уж вечером, перед сном.

Ирина сказала, что Ани готовит завтрак и спрашивает, не будет ли хозяйка возражать, если с ними позавтракают и мархуры? Конечно, Настя с радостью согласилась. Мать отправилась на кухню, украдкой полюбовавшись, как сияют глазки у дочери, как изменилась, похорошела она после родов и, вздохнув, подумала, что вот Крелл…, он кажется слишком необузданным, высокомерным и жестоким. Нет, не его она хотела бы видеть рядом с Настей.

А дочь тихонько открыла дверь своей спальни и встретилась взлядом с Креллом. Его лицо осветилось, губы тронула неуверенная улыбка. Он потянулся к ней, и гримаса боли исказила его черты. Она нахмурилась: — лежи спокойно, или я сейчас уйду.

Он, соглашаясь, прикрыл глаза: — посиди со мной, пожалуйста, Настъя. Как там дела? Много погибших? Рэндам жив? Никто из раненых не умер?

Она обстоятельно рассказала, как разместили раненых, сколько погибло с той и другой стороны, как чувствует себя Рэндам. Не умолчала и о залитом кровью доме и лужайке, о конфликте с Мишель. Он морщился, слушая. Подумал, что всегда оберегал Настъю от созерцания неприглядной стороны жизни венценосных. Тем тяжелее ей было воочью увидеть растерзанных и пожираемых обезьян и антилоп. Он вздохнул, опять поморщившись: — Настъя, мне очень неприятно, что всё получилось так плохо. Мы обязательно приведём в порядок дом и сад, потерпи нас, пожалуйста.

Она засмеялась: — так сад уже, наверно, отмыли! — На его недоумённый взгляд, пояснила: — ваши воины, ой, я не могу! — Она опять засмеялась, — траву моют! И дорожку!

Он тоже улыбнулся, представив эту картину.

Настя не собиралась надолго задерживаться у него. Жалость сжимала сердце. Крелл был таким бледным, слабым, а тело, которое она любила гладить, ощущая под руками игру мышц и гладкость кожи, сейчас было исполосовано когтями — кинжалами, во многих местах зашито лекарем и обибой Эльей.

Она спросила, не хочет ли он есть, хотя знала, что после сырого мяса они пару дней не едят. Так оно и оказалось.

Он держал её за руку, а его глаза чего-то ждали, о чём-то просили. Настя выдернула руку и подумала, что нет и больше не будет между ними такого сердечного доверия, такой душевной открытости, что существовала раньше. Не поцеловав его, она вышла в коридор и остановилась у закрытых дверей материнской спальни, где теперь лежал Рэндам. Она ни разу не зашла к нему, хотя прислушивалась к разговорам о его состоянии. Вчера, даже после того, как Лидия накормила его, он не смог принять человеческий облик. Но сегодня рано утром он, наконец, превратился в человека. Настя не хотела видеть его и не желала слушать его оправданий. Он утратил её уважение и был ей неинтересен. Не заходила она и к Лукасу. Как ни странно, у него не было тяжёлых ранений. Рэмси объяснил, что чёрные, прежде чем убить, играли с ним. И опять Настя тогда подумала, какие же орлы-воины жестокие, безжалостные. Вспомнилось, как Крелл приказал добить раненых чёрных.

Так и не навестив Рэндама, она спустилась на кухню. Её уже ждали. Настя с удивлением отметила, что кухня тщательно вымыта, а вот красивый стол из серебристого дерева отмыть не удалось. Большие бурые пятна проступали на столешнице. Её передёрнуло. Заметив это, Ани быстро сняла уже расставленные тарелки и застелила стол большой клетчатой скатертью. По крайней мере, пятен хотя бы не видно, подумала Настя.

За стол сели дружной компанией: мать и дочь, Ани, колдун Кумбо, довольный собой и окружающим миром, обиба Элья и две девушки-мархурки, помощницы колдуна. Это были друзья, и Настя чувствовала себя с ними великолепно. Ани и помогающие ей мархурки расставили тарелки с творогом, омлетом, салаты из помидор и зелени, не заморачиваясь сервировкой, прямо в большой банке поставили сметану и в кувшине молоко, разлили по толстостенным фаянсовым кружкам кофе, на красивое расписное блюдо выложили бананы, апельсины, манго, гранаты, папайю.

Завтракали весело и с аппетитом. Настя только сейчас заметила, что в холле первого этажа действительно, как и сказала мать, пусто. Венценосных не видно, двери в комнаты с ранеными закрыты. Девушка-мархурка, смущаясь, рассказала, как просила у неё прощения Мишель. Запинаясь, покрывшись красными пятнами и опустив глаза, она просила не обижаться на неё, потому-де, что она была очень расстроена ранениями Рэмси. Настя только головой покачала. Потом Кумбо и обиба Элья со смехом рассказали, как раскланивались с ними сегодня венценосные, желая доброго утра и хорошего дня. Настя торжествовала. Оказывается, эта публика понимает только, если так можно выразиться, грубую силу. Она озвучила свою мысль, и они дружно решили не давать венценосным спуску.

После завтрака Настя с матерью вышли на крыльцо. Венценосные, сидящие на траве в тени апельсинового деревца, дружно встали и вежливо поклонились. Настя кивнула в ответ, заметив, что дорожка чисто вымыта, на кустах нет сломанных веток, а на траве не осталось никаких следов вчерашнего побоища и последующего отвратительного пиршества. Они прогулялись до продуктовой и скобяной лавок, где, в первой, купили квадратный пышный хлеб и несколько копчёных кур, а во второй стали свидетельницами бурной радости торговца — мархура, рассказавшего им, как поутру к нему нагрянули суровые орлы-воины и скупили у него все имеющиеся в наличии жёсткие грубые щётки, которые он не чаял когда-нибудь продать, а также весь запас больших кастрюль с крышками. Торговец был очень весел и оживлён. Настя с матерью переглянулись. Если со щётками всё было ясно, то зачем венценосным кастрюли, они не поняли.

Женщины вернулись домой, и Настя снова отметила тишину, порядок и благопристойность. Венценосные по-прежнему дисциплинированно сидели под деревом. В холле и на кухне никто не мельтешил. Ирина обратила внимние дочери на то, что кто-то даже пытался замыть громадные бурые пятна на коврах. Конечно, из этого ничего не вышло, кровь прочно впиталась в шерстяной ворс. Настя поморщилась. Ковры безвозвратно пропали.

Рэмси

Из дверей столовой выглянула Лидия и, скромно пожелав женщинам доброго утра, попросила Настю заглянуть к Рэмси.

Тот лежал на тюфяке прямо на полу. Хозяйке стало неловко, но что она могла сделать? Все имеющиеся в доме кровати и диваны были заняты. Она пробормотала извинение, но Рэмси махнул рукой: — Настъя, ты вовсе не обязана обеспечивать нас всех кроватями. Мы итак доставили тебе массу неудобств.

— Хм, неудобств! — она иронически хмыкнула, вспомнив залитые кровью ковры в холле и комнатах, испорченный стол в кухне и гору постельного белья, которое придётся выбросить. Лидия и Рэмси поняли, о чём она подумала.

— Настъя, мы возместим тебе все убытки, — заторопилась Лидия, — если здесь есть, где купить хорошее постельное бельё, завтра я это сделаю.

— Да уж, — Настя скривилась, — тем более, что ваши раненые так и лежат на заскорузлых от крови простынях, а заменить их не на что.

— Ковры мы тоже заменим, — проговорил Рэмси, — а ещё что мы испортили?

— А ещё стол на кухне, на котором ваши дамы разделывали животных! — Настя не смогла сдержать своего отвращения, её передёрнуло.

Рэмси нерешительно взглянул на неё: — э-э-э, Настъя, не сердись, пожалуйста…, вот какое дело…. раненых опять придётся накормить мясом. Иначе они долго не встанут…

— Что-о-о?? Опять?? — Настя рухнула в кресло, — да у меня этот жуткий запах до сих пор в горле стоит! Я уж не говорю про всё прочее…! — Её уже заранее выворачивало, и она с трудом сдерживала рвотные позывы.

Рэмси сочувственно смотрел на неё, а Лидия осторожно спросила: — Настъя, а как же ты собираешься жить с Креллом? Ведь ты же знаешь, что он тоже, как и все…

Настя вздёрнула подбородок. Конечно, она могла бы сказать, что даже в джунглях Крелл избавлял её от отвратительных подробностей своего утоления голода, но её возмутило, что опять за неё всё решили эти чуждые и жестокие существа: