Любовь Венценосного

Настя встала. Действительно, несчастья сыпались на неё одно за другим.

— Джамайен, так ты не возражаешь, чтобы моя мама поработала в библиотеке? — Он кивнул низко опущенной головой. Через силу улыбнувшись колдуну, она вышла наружу.

Обиба Элья

У Насти было ещё одно дело, о котором она не сказала Ани. Несколько дней назад она почувствовала, что у неё стали набухать груди. Они увеличились в размерах, соски стали чрезмерно чувствительными. Она решила, что надо поговорить с обибой Эльей. Та жила в одноэтажном домике через две улицы от Насти. Он прятался в тени высокорослых акаций и апельсиновых деревьев в глубине небольшого сада.

Открыв невысокую калитку, Настя по извилистой тропинке дошла до дома и поднялась на крыльцо. Постучать она не успела. Дверь распахнулась, пожилая мархурка улыбалась ей с порога.

— Желаю благополучия этому дому и его хозяйке! — Улыбнулась Настя в ответ, — Можно ли с тобой поговорить, обиба Элья?

— Заходи, Настя, — отступила знахарка вглубь дома, пропуская девушку, — как поживают твои детки? А твои постояльцы как себя чувствуют?

Настя махнула рукой: — как они мне надоели, обиба Элья, знала бы ты! Они все теперь встали с постелей и бродят по дому и саду, но улететь пока не могут. Вернее, встали все, кроме Повелителя и его брата, Крелла…

— Это ведь Крелл отец твоих детей, Настя?

Та смущённо опустила голову: — ну да, он.

Обиба кивнула, засмеялась: — я так и поняла. Уж очень ревниво он смотрел за тобой. Сам-то чуть живёхонек, а куда ты идёшь, туда и его взгляд направлен. Ты его не обижай, девонька. Только вот жить с ним тебе будет нелегко, они ведь не такие, как мы или люди. Нам у них многое кажется странным.

За разговором хозяйка привела Настю в маленькую кухню, усадила за круглый столик у окна и придвинула к ней глиняный кувшин с соком манго. Та с удовольствием выпила большую кружку кисло-сладкого напитка, потом сказала:

— обиба Элья, я посоветоваться с тобой хочу. У меня грудь начала болеть…. Это значит, дети скоро вылупятся из яиц, да?

— Да, Настя, скоро вы с Креллом сможете ребятишек на руки взять. А грудь болит и набухает, так это молоко вырабатывается. Сами со скорлупой справитесь, или мне прийти?

Настя схватила обибу за руку, жалобно посмотрела на неё: — ой, пожалуйста, обиба Элья, приходи, а? Крелл улетит в Йоханнес, а мы с мамой и Ани не знаем, что с яйцами делать!

— Да почему же он улетит-то! — Воскликнула мархурка, — ты ему только скажи, что грудь болеть начала, он сразу обо всём догадается, его тогда и палкой не выгонишь!

— Нет, — твёрдо сказала Настя, — я ему ничего не скажу, пусть улетает. Мы, обиба Элья, вместе жить не будем. Для него невозможно остаться во Фрикании, а я не смогу переехать в Йоханнес.

— Да-а, не любят у нас венценосных. Не любят и боятся…. А жаль, — печально покивала головой знахарка, хорошая ты, Настя, да и он парень хороший, даром что орёл-воин. И тебя сильно любит.

— А в Йоханнесе мархуров и людей видеть не хотят, — подхватила девушка, — и относятся к ним плохо. — Она попыталась улыбнуться, но губы задрожали, и пришлось отвернуться, чтобы хозяйка не заметила навернувшихся на глаза слёз.

— Ну что же, — знахарка сочувственно похлопала её по руке, лежащей на столе, — обойдёмся и без него. Ты мне только скажи, когда грудь болеть начала?

Настя задумалась: — дня три назад, по-моему. Да, точно, три дня назад.

— Ну вот, ровно через две недели твои детки вылупятся из яиц. Пожалуй, я дня за два к тебе перееду, потому что, если им не помочь скорлупу разбить, они могут и задохнуться

.

Прощание с венценосными. Крелл

Домой Настя летела, как на крыльях. Совсем скоро её дети станут обычными детьми, а не яйцами в корзине. Да и признаться честно, надоели бутылки и постоянная тревога о поддержании нужной температуры. На фоне такой радости даже горечь от признания Джамайена отступила на второй план. Она призналась себе, что у неё нет злости на глупого молодого мархура. Ведь он вполне мог промолчать, а она никогда бы не узнала о его ужасном поступке. Настя фыркнула, вспомнив толстую сучковатую палку, которую он принёс, предложение треснуть его между рогов, гнев Кумбо.

Она открыла калитку. На лужайке, в тени акаций, чинно сидели десять венценосных. Воины, прилетевшие с Лидией. Они поднялись, приветствуя её, а Настя помахала им рукой, пробегая к дому. Раненых почему-то не было видно, и в груди шевельнулась тревога: не случилось ли что-то снова? Она вошла в дом и остановилась: посредине холла стоял Крелл и, нахмурив брови, вопросительно смотрел на неё. Сделав вид, что не замечает его взгляда, она строго спросила: — ты почему встал, Крелл? А если швы разойдутся?

— Настъя, ты где была? Ты ушла рано утром, я беспокоился, что тебя долго нет…

Она усмехнулась: — вот уж во Фрикании-то мне ничего не грозит, если венценосные опять какую-нибудь гадость не придумают!

Он молча стоял перед ней, обнажённый по пояс, с грудью, перетянутой широкими полотняными бинтами, удерживающими сломанные рёбра. Ей показалось, что он похудел. Настя с раскаянием подумала, что её неприязнь к убийствам животных и сырому мясу задерживает его выздоровление. Она осторожно провела по длинному розовому шраму под ключицей. Он прижал к себе её руку: — щекотно! — Настя подняла на него глаза. Он, улыбаясь, поднёс к губам её руку, стал целовать каждый палец отдельно.

— Крелл, правда, тебе ещё рано вставать!

— Я уже все бока отлежал, надоело. Хорошо, хоть Ани корзину ко мне принесла. Всё развлечение. То температуру проверяю, то разговариваю с детьми. А вот ты вчера даже не зашла ко мне. — Кажется, он хотел её обнять, но Настя увернулась, заглянула на кухню: там была одна Ани:

— миз Настя, твоя мама в детской.

Она торопливо поднялась по лестнице, слыша за собой шаги Крелла, вошла в детскую и затворила дверь. Ирина задумчиво рассматривала большй кусок белой хлопковой ткани, из которой служанка хотела накроить пелёнок.

— Мама, ты что хочешь делать?

Та повернулась к дочери: — Настя, наверно, пора шить пелёнки, распашонки, подгузники… Как ты думаешь?

Та засмеялась: — да, пожалуй, что и пора. Обиба Элья сказала, что дети вылупятся через две недели.

Они сели на диван, и Настя рассказала матери о библиотеке, о признании Джамайена, о разговоре со знахаркой. Ирина, в свою очередь, сообщила ей, что все ждут только её. Оправившиеся от ран венценосные собрались домой. С ними улетает Рэмси, обе дамы и сангома. В доме останутся лишь Рэндам и Крелл, чьи раны пока не зажили. Ещё остаются Лидия и лекарь, а также десять орлов-воинов для охраны.

Настя удовлетворённо кивнула. Это столпотворение ужасно надоело, хотя воины в дом не заходят, располагаются на лужайке, а ночью, в облике орлов, дремлют на деревьях в саду.

В дверь постучала Ани, передала приглашение Рэмси выйти, попрощаться с отбывающими. Настя и Ирина вышли на крыльцо, перед которым толпились венценосные. Увидев хозяек, они заулыбались, наперебой стали приглашать в Йоханнес. Рэмси чопорно поклонился, в витиеватых выражениях поблагодарил за неоценимую помощь в битве с чёрными, спасение раненых и доброе отношение. Пока он говорил, Настя с удивлением увидела двух девушек-мархурок, помогавших Кумбо. Они давно вернулись во дворец, но сейчас стояли рядом с двумя венценосными, улетавшими домой. Их глаза были красны от слёз, а мужчины, обняв мархурок за талию, что-то шептали им на ухо. Потупив глазки, те кивали и несмело улыбались.