Любовь

ЗА: Там Дима.

ПРОТИВ: Здесь мама с папой.

ЗА: Там можно говорить на улице, что хочешь, и крикнуть на концерте: «Нет войне!»

ПРОТИВ: Здесь все знакомое: улицы, кафешки, сороки, язык, небо, Тимирязевский лес и клуб «Клуб».

ЗА: Там хинкали.

ПРОТИВ: «Бегут из России трусы и несчастные слюнтяи» — так говорит папа, и хотя я с этим безусловно не согласна, но ведь и правда кажется, что я сбегаю и всех бросаю и все бросаю, как будто это все не родное и близкое, а чужое и далекое.

ЗА: Там можно найти продюсеров и музыкальный лейбл.

ПРОТИВ: Здесь не нужно тратить много денег, а там будут проблемы с квартирой, карточкой «Мир» — и вообще проблем будет много.

ЗА: Там Дима.

ПРОТИВ: Там ничего неизвестно, нет никаких гарантий, что я не то что стану успешной, а просто заработаю себе на еду; положим, квартира на первые два-три месяца у нас есть — ее снял Дима, но Дима работает на уда-ленке в России и в любой момент может остаться без работы, а у меня нет ни работы, ни денег, ни связей, чтобы зарабатывать музыкой, а может быть, не хватает и таланта; если я перееду, то стану нищей /буду работать официанткой/ превращусь в грузинку с большой грудью.

ЗА: Здесь нет будущего и не будет; в Москве я никогда не стану музыкантом, а Дима не сможет вернуться домой из-за мобилизации и призыва; я не смогу обеспечивать родителей, потому что не найду работу и меня посадят в тюрьму /убьют/ превратят в домохозяйку.

ПРОТИВ: Война скоро закончится.

ЗА: Война никогда не закончится.

Таким образом, «за» получалось больше, но не сильно — Даша старалась быть честной с самой собой и своим сердцем. Значит — ехать. Но снова — ехать в пустоту, в никуда; ладно еще ехать в поезде, в машине, но ведь нужно всю себя пересобрать, сделать из музыки работу, превратиться из русской в космо… каспа…

«Каспалолитку? — попыталась Даша вспомнить слово. — Космополитку. Дура. Последняя дура». Она присела на кровати. Только что обретенного спокойствия как не бывало. Гармония улетела, покаркивая, и не было в этом ничего смешного или забавного. Вообще больше не было ничего смешного. Да — она не станет музыкантом. Да — виноват не переезд, а ее дебильные детские хотелки. Да — она все делает не так, да — она всех расстраивает, да — без нее всем лучше, да — она дура, неудачница, да, да, да.

«Заебало! Почему ты ведешь себя как школьница?» Даша стукнула кулаком по стене. Костяшки пальцев загудели, ей это понравилось, и она ударила еще раз. «Иди ты на хрен!» Еще раз. «Иди на хрен!» Рука, затекшая от долгого лежания в кровати, умоляла о движении, и Даша поспешила удовлетворить это желание.

Она колотила стену и злилась, злилась и чувствовала, что весь ее детсад, вся ее девчачность, каждое ее кокетничанье долгие-долгие годы копились, копились, чтобы сейчас вылететь, выстрелить в эту ужасную старую вонючую стену, дурацкую, гадкую вонючую стенку; она колотила и колотила, колотила, хотя рука побагровела, колотила, хотя могли проснуться родители, колотила, хотя хотя хотя хотя — хотя даже об этом не думала, хотя только думала: «На хрен, на хрен, на хрен», хотя ноги подкашивались, а кроме нее и Тимирязевского леса ничего не было, колотила, колотила — все вокруг не так, все вокруг не так из-за нее, и она колотила дальше, колотила, пока между костяшек не выступила кровь и Даша, боявшаяся вида крови с детства, не разрыдалась.

Глава 16

Мысли Даши Наумовой (о смерти)

Рассмотрим слезинку с биологической точки зрения.

Что такое слеза? Вода. Вода водой. Но это намного больше, чем вода. Слеза соленая. Когда слеза попадает на язык, мы чувствуем ее вкус. Слеза вылечивает раны — как физические, так и связанные с душевным равновесием. Слеза не прозрачна — это миф. Слеза бывает всякая: синяя, зеленая, оранжевая, бывает слеза матовая, а в одной песне даже пелось о слезе малиновой, «длинной, как вокзал».

Даша плакала короткими, желто-песочными слезинками. Стукаясь об пол, они издавали звук «плямс», точь-в-точь как в каком-нибудь мультфильме. Но чаще они вовсе не долетали до пола, а высыхали прямо на Дашиных щеках — тогда на ее коже оставались примятые рельсы. Когда-то в богом забытой старине, лет эдак пять назад, она еще плакала перламутровыми ромбиками, но то время безвозвратно утеряно. Может, его вообще никогда не было.

Сейчас Даша уже не плакала. Кровь тоже остановилась. Даша снова стояла у окна — на сей раз настежь открытого — и держала между пальцев сигарету. Изредка Даша подносила ее к губам — и через несколько секунд выпускала густой туман гулять. Туман сначала боялся, очень медленно подбирался к окну, но затем смелел и, почувствовав свежий воздух, тут же вылетал наружу. А потом рассеивался, оседая то на мелких плоских крышах, то на кронах деревьев.

Мысли прятались от Даши, словно мышки. Ни одну не поймать.

Туман гуляет

Самолет

Не высплюсь

Красиво

Вокзал

Время

«Устала, — подумала Даша. — И рука болит. — Она затянулась. — Не буду дышать. Умру. Прямо сейчас». Даша крепко сжала зубы.

— Пусти! — возмутился запертый во рту туман.

— Не пущу. Если ты уйдешь, то у меня никого больше здесь не останется.

— А зачем тебе кто-то здесь, если ты едешь туда?

— Чтобы мне отсюда слали открытки.

— Я не умею писать.

— Ты можешь слать открытки без надписей.

Туман задумался.

— Но у тебя есть мама, и папа, и Настя, — напомнил он.

— Это другое, — возразила Даша.

— Подружки.

— Пф!

— А Дима?

— Дима там, а не тут.

— Точно.

— В том-то и дело. Дима там, а не тут.

Туман еще раз задумался.

— Я понял! У тебя есть ты сама.

— Это не то же самое!

— Не то же самое? — переспросил туман.

— Совсем другая штука.

— Ну и иди тогда на хрен! Дура.

— Повежливее!

— А то что? — туман поерзал на Дашиных деснах. — Съешь меня?

— Вот именно! Съем тебя!

— Вот так прям и съешь?

Даша кивнула:

— Так прям и съем.

Туман усмехнулся:

— Не съешь.

— Почему это?

— Кишка тонка.

— Ах, кишка тонка! Ну хорошо, тогда считаю. Раз… два…

— Ладно, ладно! Сдаюсь. Извини.