Люди и положения (сборник)
Шрифт:
Раскат далекого взрыва или орудийного выстрела. На лице Гордона появляется улыбка.
Д у д о р о в. Не радуйся. Я знаю, что ты думаешь, я читаю твои мысли.
Г о р д о н. Не правда ли? Тебя тоже угнетала эта мертвая тишина после целой недели пушечного гула! Ну слава богу. Наше сопротивленье возобновилось.
Д у д о р о в. Душенька, это прощальный поклон прикрывавшей отступленье тыловой части. Знаешь, что это?
Г о р д о н. Нет.
Д у д о р о в. Это взорвали железнодорожный мост через Млынку.
Г о р д о н. Откуда ты знаешь?
Д у д о р о в. На колени. На колени со мною. Пусть этому были примеры, и мы кого-то повторяем. Душенька Гордоша, целуй скорее эту землю. Пользуйся случаем, пока она не перешла из одного самозванства в другое. Сейчас, считанные минуты, она – только она сама, только земля нашего удивительного рожденья и детства, только Россия, только наша непосильная гордость, только место нашей революции, давшей миру новую Голгофу и нового бога.Гордон и Дудоров плачут и обнимаются. К ним подходит Вельяминов .
Позови сюда людей. Всех. Всех.
В е л ь я м и н о в (заикаясь) . Что это у тебя такой тон повелительный?
Д у д о р о в. Не тон повелительный, а позови людей. К несчастью, нас бросили, понимаешь, так что, по счастью, нам придется жить своим умом. С завтрашнего дня
В е л ь я м и н о в. Это остроумье не ко времени.
Д у д о р о в. Я тебе покажу ко времени. Ты думаешь, я посмотрю, что ты был попом? Позови людей. Да вот они сами. Не надо.К их группе подходят лесник Федот , Ванька Хожаткин и еще два-три сторожа или служащих с соседних дач.
В а н ь к а Х о ж а т к и н. С благополучным окончанием, Иннокентий Иванович! Как под метелку.
Д у д о р о в. Спасибо, товарищи. Что это столько здоровых мужиков, праздношатающихся? Нечего зубы скалить, когда я с вами разговариваю. Это и к тебе относится, Виктор, и к тебе, Гордон. Вот я захвачу завтра власть и всех вас, дезертиры, забрею. Внимание, товарищи. Представители власти и армия покинули область. Ванька, и дядя Федот, и другие. Я не хочу напускать на себя простецкость. Я не «свой в доску», я буду говорить так, как привык. Товарищи, перегородки рухнули. Нам никто не заслоняет правды, опасности, права на счастье, мы лицом к лицу с близкою, может быть, смертью. Поздравляю вас с нашей крайностью, товарищи. Нам за эти считанные мгновенья надо из долгого ребячества вырасти до нашего истинного возраста.
Повторяю, мы в пределах только что начавшегося безвластья.
Мы взрослые люди и во избежанье бесчинья должны подумать о порядке. Товарищи, приглашаю вас в дом на совещанье. Гриша и Витя, затемните Костину комнату. Там соберемся. Ступайте. Я сейчас тоже приду. Ваня, останься.Все, кроме названного, уходят. Хожаткин переминается с ноги на ногу и смотрит в землю.
Ты, Ваня, ступай домой. У вас в усадьбе одни женщины, как бы с ними чего не случилось.
В а н ь к а Х о ж а т к и н (откашлявшись, хрипло ). Я знаю, какие это женщины. Ты меня не желаешь на собрание пущать. Твоя воля. Зря на меня брешут.
Д у д о р о в (строго). Ничего я не думал. Ты сам сейчас на себя наговорил.
В а н ь к а Х о ж а т к и н. Кажного за язык тянули. А Фрол Фролыча речи лучше? А твои? Кажный образованный.
Д у д о р о в (резко его обрывая). Молчать, темная сила. Что ты обо мне знаешь? Хоть бы вся Россия доносила, сын на отца, отец на сына, мерзость остается мерзостью и вина виной. Тебя, собаку, еще не топят в пруду с камнем на шее. Еще я и другие попробуют устроиться по-человечески. Да, верно, этому не бывать. Опять навяжут сапог не хуже старого. Так вот. Пока не поволокли к пруду, подумай, исправься.В а н ь к а Х о ж а т к и н. Постараемся. (Уходя, злобно про себя.) Пока не поволокли. Еще посмотрим, кого поволокут. Начальник сыскался. (Уходит.)
Д у д о р о в (долго и взволнованно расхаживает взад и вперед по дорожке) . Как это в «Гамлете»? Один я наконец-то. Вот оно, вот оно. Ожиданье всей жизни. И вот оно наступило. Странно. Куриное яйцо. В такой холод. (Смотрит и нагибается.) Гриб-дождевик. Какой поздний. Почему меня сегодня все земля занимает? (Опять смотрит вниз.) Последняя, последняя трава. Лопушок, подорожник. Последняя помертвелая, перламутровая в каплях талых снежинок. Не сегодня завтра она уйдет под снег. И я, и я. В этом году и я. Бедная, бедная моя Оленька, бедные мои дети. Я вас больше никогда не увижу. Господи, господи, зачем мне так нравится твой порядок. Господи, ты порвешь мне сердце безбрежностью его вмещенья! Благодарю тебя, господи, что ты сделал меня человеком и научил прощаться. Прощай, моя жизнь, прощай, мое недавнее, мое вчерашнее, мое дурацкое обидное двадцатилетие. У меня нет сердца на тебя, ты уже для меня свято, ты уже знаешь, что все мое достоинство в том, как я распоряжусь твоей памятью.
Темнеет. Начинает идти снег. Издали опять слышатся отзвуки похоронного марша по Птицыной . Дудоров некоторое время стоит молча.
Благодарю тебя, господи, что ты дал мне глаза видеть, а когда глядеть поздно, проливать ими слезы. Изведи из темницы душу мою исповедаться имени твоему. Вот мы думаем, что жизнь – это дом, работа и покой, а когда случается какое-нибудь потрясенье, каким родным, знакомым обдает нас катастрофа! Как возвращенье младенчества! Крушенье более в нашей природе, чем устроенность. Рожденье, любовь, смерть. Все эти отдельные толчки сокрушительны, каждый шаг в жизни – изгнанье, потеря неба, обломки рая. И всегда в эти минуты никого кругом. Только снег, снег. Как я всегда любил его.
Хруст и шорох шагов в лесу. Дудоров поднимает голову и вслушивается. К нему быстро и решительно подходит Груня Фридрих.
Господи, какое счастье. Слава богу, слава богу. (Сбивает снег с ее берета, гладит, долго, тихо гладит ее по лицу. Молчаливая пауза. Груня рукой отводит его руку.)
Г р у н я Ф р и д р и х (взволнованно и раздельно). Потом, потом. Что-то очень важное. Но сначала скажи. Никого кругом?
Д у д о р о в. Нет. Все в доме. А что?
Г р у н я Ф р и д р и х. Что-то страшно важное. Но вперед об Энгельгартах.
Д у д о р о в. Что с ними? Где ты их видела?
Г р у н я Ф р и д р и х. В лесу. Я соврала им, что ты в деревне разбираешь архив старой экономии. Они свернули туда, потому что торопятся к тебе. Они говорят, что мы отрезаны. Я их удалила намеренно. Теперь главное. В кустах за сараем больной или раненый немец. Кажется, офицер. Он отстал от своих. Я его привела сюда.
Д у д о р о в. Что ты говоришь? Ты? Немца? Где он? Я не могу прийти в себя.
Г р у н я Ф р и д р и х. Снег в лесу. Утренний не успел стаять. Я шла лесом, вдруг он поднял руки. Я до смерти перепугалась. Ведь я проспала вашу перестрелку тогда. Это первый, какого я вижу. Он лежал у дороги, встал, бросил оружье и поднял руки. Я не виновата. Я пошла в сторону, а он потянулся за мной, как дворняжка. Что с ним делать? Ты его отправишь в штаб?
Д у д о р о в. Где он?
Г р у н я Ф р и д р и х. Я говорю, в кустах, за сараем. Его надо было бы отправить в штаб. Но куда? Зенитчики уехали.
Д у д о р о в. Не мешай. Я думаю.
Г р у н я Ф р и д р и х. Но что же с ним делать?
Д у д о р о в. Пока одно только хорошее. А если этого не хватит, то тогда высшая сила управится им и нами по-своему. Он останется у нас. На время его надо спрятать.
Г р у н я Ф р и д р и х. Спасибо. (Бросается ему на шею.)
Д у д о р о в. Пойдем, покажи мне своего пленника.Уходят. Снег усиливается и валит густыми хлопьями. Через некоторое время за его сеткой движущимися силуэтами в глубине сцены проходят Груня Фридрих , Дудоров и Макс Гертерих в серой походной шинели и в пилотке с наушниками.
Занавес
Конец первого действия
1942
Слепая красавица
Пролог
Картина первая
Четырехоконный кабинет графа Норовцева в Пятибратском. Тридцатые годы девятнадцатого столетия. Конец пасмурного дня в октябре. В комнате столы, кресла, диван, полки с книгами. Больших размеров шкап, загораживающий никогда не отпирающуюся дверь упраздненного прохода. На шкапу гипсовый слепок юношеской головы в парике Екатерининского века в большом увеличении. Входит управляющий Христиан Францевич с усадебным механиком Гедеоном .
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. Куда это их черт унес? Да, ковры они на дворе вытряхают. Ну, так что ты там про деньги мне долбил?
Г е д е о н. Я говорю, сколько я с этой мельницей бился. Мне за починку следует.. Но я знаю, в конторе ни копейки. Потому я в долг, с возвратом прошу.
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. Какая каша у тебя в голове. С утра пьян, хоть выжми. В имении денег нет, поэтому он в долг просит. Точно в долг не деньгами дают, а овсом, предположим, или кислою капустой.
Погоди. Хорт бежит. Наследит собака, а тут пол натерли. Нельзя его пускать. Отгони его, ради Христа. Боюсь я его.Лай собаки за сценой. Гедеон подходит к правой кулисе. Голосом, устремленным за сцену.
Г е д е о н. Тубо. Назад, назад. Нельзя сюда, Хорт. Ты бы лучше им Лешку Лешакова выследил, чем по чистым комнатам бегать. (Возвращается на прежнее место.)
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. Опять ты мне Лешкой Лешаковым глаза колешь. Ты пойми раз навсегда. Не мы его пороли. Он был сдаточный. Он из-под вотчинной управы попал под военную.
Г е д е о н. Его тут связанного мимо волокли. У него уже голосу и сил не хватало стонать. Он только как щенок повизгивал. Как людям из крепостных в разбойники не перебегать.
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. Ты что в ту сторону уставился?
Г е д е о н. Голова на шкапу не посередке. Я влезу на стул, переставлю.
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. Дам я тебе эту голову в нетрезвом виде трогать. Ты за тем смотри, была бы твоя посередке. С утра пьян, хоть выжми…
Г е д е о н. До чего красавец, шельма. А кто он сам такой, никому не известно. А сколько народу в имении на одно лицо с этим хватом. Сам хозяин. Его камердинер Платон Щеглов. Недаром их иногда путают. А мужикам и бабам на деревне счету нет. Целое гипсовое племя. А кто он сам таков, этот удалец завитой, – загадка.
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. Вот ты загадки этой лучше и не трогай.
Г е д е о н. Я знаю, про что ты сейчас слово ввернешь. Про поверье, будто если эту голову разбить, то имению конец. А ему и так конец, хотя головы этой никто не бил и не трогал.
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. Действительно, все пошло прахом и держится на волоске. Земля, лесные угодья, постройки, все вплоть до движимого имущества описано и под запретом. Не сегодня завтра все это пойдет с молотка.
Г е д е о н. И ты еще удивляешься, что я пью и деньги клянчу.
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. А тебе какое дело?
Г е д е о н. А что, мне легко смотреть на это разорение. Ирод припадочный с дергающейся рукой. Все свое спустил, ее добро сумцовское промотал, теперь к ее брильянтам подбирается.
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. Да брильянты-то ведь не твои.
Г е д е о н. А детские мои воспоминания мне не дороги, что ли? Мой родитель у них в домовой церкви священствовал. Я на каникулы в Сумцово из семинарии приезжал. С Леночкой в лес ходили по грибы, по ягоды.
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. Мало ли кто с ней в детстве на дворе играл?
Г е д е о н. Что ты этим хочешь сказать?
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. Щеглов Платошка, например, хорошенький мальчик в черкеске, которого ей в приданое внесли и к Пятибратскому приписали.
Г е д е о н. Нет, ты говори яснее, что ты хочешь сказать.
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. Ничего особенного.
Г е д е о н. То-то, что ничего. Я бы тебе морду набил в противном случае. Ты думаешь, легко мне слушать, как про них сплетничают, встречный и поперечный.
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. Сам-то ты сплетен не плоди, на сплетни плачась. Нет, бежать надо всем вольным отселева. Все время как на вулкане. Вот Хорт, на что тварь несмышленая, не человек, ищейка, а и то покоя не найдет, мечется, что-то чует, бестия.
Г е д е о н. Бестия-то чует, а ты бесчувственное животное.
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. Денег я тебе не дам, и не старайся просить. Но с тобой заговоришься, забудешь, за чем сюда шел. С уборкой они заваландались, надо их взбодрить. От господ записка, чтоб не ждать их раньше трех дней. Значит, они через три часа нагрянут, накрыть врасплох, показать, что есть хозяйский глаз. Я и поднял кутерьму. Ведь это они от сдачи рекрут укатили, подальше от бабьих слез. Рекрут сдали, они и воротятся. А у меня поважнее их приезда есть дела. Мне сегодня обоз с хлебом в город отправлять. Подводам давно пора в дороге находиться, а они еще за ворота не вышли. На дворе, видишь, хмурь какая. Рано темнеть стало. Того гляди, дождь или снег. Мокропогодица попортит зерно. Или в Княжой деляне Костыга с Лешкой разобьют подводу и на меня скажут – управляющий нарочно дело к ночи подвел, он с разбойниками в доле. Кстати, и о тебе поговаривают, будто ты нам хозяйскую мельницу починил, а другую, водяную, ворам в овраге поставил.
Г е д е о н. Ах ты, жила и дрянь! Мало тебе, истукану, синенькой мне пожалел, ты еще на меня такую дичь взводить!
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. Слухом, брат, земля полнится. За что купил, за то и продаю. Но я не о том. Я говорю, сдаче рекрут больше недели, а мужики все зверьми смотрят. Подводам давно пора в дорогу, а они за ворота не вышли. Я к амбарам. Там Агафонов, Сурепьев и прочие вешают, грузят, увязывают кладь. Долго ль, говорю, еще копаться будете? Скоро ль, говорю, вашей возне конец? На дворе, говорю, хмурь какая. Того гляди, снег или дождь. Что же ты думаешь? Мужики туча тучею и в ответ ни слова, точно не им сказано. Кнута не боятся.
Г е д е о н. А ты что хотел? Чтобы они тебе плясали? С каких это радостей. Молодцов переженили, молодки забрюхатели, а ребят, глядь, на двадцать пять лет под красную шапку.
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. Сколько раз я графу Максим Кронидовичу говорил. Надо было Пятибратское продать, пока время было, а крестьян пересадить на самарские земли. А теперь поздно. Имение под надзором и арестом и так расстроено, что его никто и даром не возьмет. А соседство? А соседство одно чего стоит? Рядом по Владимирке арестантов гоняют. Леса полны беглых. Кругом разбойники. А военные поселения? А военные поселения, я говорю? Я тебе про военные поселения такое расскажу, что ты только ахнешь.
Г е д е о н. Уж воображаю. Ахну. Скареда свинячая.
Х р и с т и а н Ф р а н ц е в и ч. А что ты думаешь. И ахнешь. Вот слушай. Вижу я, значит, что крестьяне ненадежны. Дай, думаю, своего человечка к Стратон Силантьеву, Стратон-Налетову снаряжу, чтобы, не ровён час, хоть полицейской помощью заручиться. Вернулся человек, рассказывает. На стану ни души. Одни бабы. Те только смеются. Военную команду в имение! Многого, говорят, захотели. Аль, говорят, не слыхали? В уезде военные поселения поднялись, бунтуют. Начальство в разгоне, мечутся по волостям. Лето было жаркое, холерное. В лагерях в воду известь сыпали. Много ли темному человеку надо. Загудела толпа солдатская, дохтура-отравители, народ ядом поят, хотят погубить. Сошлись, толпой, фершалов на куски, казармы вдребезги, от командного состава места мокрого не осталось. Ах, вот они, соколики.