Люди на болоте. Дыхание грозы

– Надо черту лысому ваше сено!
– весело глянул на Зайчика Алеша.

Василь будто вздохнул, пожалел:

– Трава ж вымахала как, скажи ты!..

– Когда та война началась, такое же сено укосное было...
– вспомнил

почему-то Алешин отец и опять начал сонно сосать трубку.

– Сено хорошее!
– отозвался звонко -Хоня.
– Спасибо скажут!

– Скажут!..
– будто пожалел снова Василь.

Зайчик радостно заерзал:

– Чего ето вы, хлопчики! У тебя вымахала, дак и у меня неплохая! Не

потеряешь, цветочек, ничего! Мой конь твою съест, дак твой - мою!

Одинаковая выгода!

– Не будет ни твоего, ни моего!
– прохрипел Митя-лесник.

– Ага! Напужал!
– Зайчик обрадовался: - Такую дохлятину, как у меня,

деточки, я - хоть с кем! Зажмуривши глаза!..
– Еще веселее заерзал: -

Тогда ж, браточки, кони Андрейчика и Халимончика будут все равно как мои!

Ето неплохо, ей-бо!..

Безмерно довольный, тоненьким голоском захихикал; смеялся какое-то

мгновение, вдруг вскочил, возбужденно, - озорно затопал:

– А может, еще, хлопчики, и женок обобщить?!
– Он весело глянул на

Хоню, на Алешу, хохотнул: - Чтоб, скажем, мою старуху - Василю, а Василеву

Маню - мне! Примерно на неделю!

– Что б ты делал с ней после Василя!..
– захохотал Хоня.

– Ага! Что! Нашел бы что, с молодой!.. Только - чтоб ненадолго! На

неделю, не больше!..

Мужчины, не обращая внимания на Алешину сестру, с радостью ухватились

за шутку; молчал только Чернушка, который за весь вечер слова не проронил.

Хоня и Митя стали подзадоривать Василя на спор, однако он только хмурился,

нашли время пороть чепуху! Жизнь, можно сказать, ломается, а им - хаханьки!

– Не выйдет из етого ничего!
– сказал мрачно, твердо, когда мужчины

умолкли.

Зайчик прыснул дурашливо:

– Вон, видите, хлопчики, не хочет меняться!

Василь, занятый своими мыслями, снова не отозвался на шутку.

– Как кто, а я - по-своему!
– Голос его дрожал, настолько,

чувствовалось, волновало то, что высказывал.
– Я - сам по себе!
– Как

последнее, окончательное отрезал: - Не пойду! Скажу: нет! И всё!

В глазах - прозрачном, светлом и карем, темном, что смотрели

исподлобья, из-под насупленных бровей, горело одно безбоязненное упорство.

Был так взволнован, что не сразу заметил, как подошел к огню Вроде Игнат,

можно сказать приятель его.

– Скажешь! А может, подумаешь еще?!
– насмешливо отозвался Хоня.
– Не

надо сразу так зарекаться!

– Ага! "Скажу: нет!" - подхватил с насмешечкой и Зайчик.
– Скажешь!

Скажешь, да только, хлопчики, послухаем - что! Как возьмутся хорошенько!

Как станут просить очень!

– Не так еще запоешь!
– ворчливо напророчил Василю Митя.

– Не запою!
– Василь заметил приязненный, подбадривающий взгляд Вроде

Игната, добавил: - Сказал и скажу!

– Все скажут, вроде бы!
– поддержал Игнат.

Хоня минуту молчал: не хотел вновь заедаться с Хадоськиным батьком, -

но не вытерпел:

– Вы, дядько, за всех не говорите! У каждого свой язык есть! Не

отжевали!

Игнат глянул на него злобно:

– И ты за других - не очень, вроде!

– Я за себя говорю!

– И я, вроде!..

Все знали, что Хоня заглядывается на Игнатову Хадоську, жених, можно

сказать; однако теперь никому и в голову не пришло посмеяться над спором

обоих.

Зайчик снова насел на Василя:

– Вот лишат голоса да припаяют, как Халимончику, твердое задание! Сам

попросишься, цветок!

– Не припаяют! Нет такого закону!

– Найдут!
– пророчески заверил Митя.

Василь не думал уступать позиции: готов был на все.

– Аи припаяют - все равно!

– Что - все равно?

– Все равно! Если такое, дак что жить, что нет - все равно!

– Жить будешь!
– звонко заявил Хоня.
– Никуда не денешься! И в

коллектив пойдешь!

– Не порду!

– Пойдешь! Все пойдут! И ты со всеми!

– Пойдешь! Пойдешь, деточка!
– поддержали Хоню Митя и Зайчик.

– Не пойду!
– Василь остановился: как еще доказать свою решительность,

свою непоколебимость?
– Если на то - не привязан тут!

– В свет пойдешь? Бросишь все? ..

Василь промолчал. Что тут говорить: и так ясно.

– И чегоето страшит так - коллектив!
– подумал вслух Хоня.
– Н" горюют

же люди в колхозах! Вон олешниковцы или туманойекие! Многие - дак лучше

живут!

– Бондарчук из Олешников - дак смеялся: ничего, веселей еще, говорит,

вместе!
– помог Хоне Алеша.

– Веселей и легче: жатку из Мозыря вон привезли!

Трактор да косилку еще должны! Семена отборные, сортовые выделили.

Наряды из волости пришли уже...

– Ну вот и иди в тот свой рай! А мы, вроде, так поживем! Нам и так

неплохо!

Хоня сдержал себя. Митя, не удивляясь, не осуждая, отметил просто:

– Хоня готов уже хоть сейчас...

– Пойду.

Хоня затянулся, примолк раздумчиво; не скрывая, пожалел:

– Я-то готов, а старуха все открещивается... Боится...

– Диво ли!
– заступилась за Хонину мать Арина.

Зайчик обрадовался, хихикнул:

– А моя, родненькие, нет! Сама рвется в коллектив!

И добра не жалко ей, что нажили!..

– Какое там у тебя добро!

– Ага! Какое! А дети! Всех хоть сейчас готова обобщить!

– Вот ето сознательная!
– похвалил Алеша.

Мужики посмеялись немного и вновь замолчали. Молчали долго, только

сосали цигарки. Странное было настроение: и говорить не хотелось, и не