Люди ПЕРЕХОДного периода

— Не то и не другое, — задумчиво, но с нужной строгостью в голосе прокомментировала наши братские выступления Елена. — Это бессмысленно. Как сказал Черчилль, нам нужны не войны, а территории.

— В смысле, забираем бизнес? — Петька заметно оживился и потёр рукой об руку. — Но это я должен со своими верхними перетереть, тут сам я не могу решать, уже следующий уровень, думаю.

— Получается, завалить — твой, а завладеть — уже не наш? — искренне возмутился я. — Что за херня такая? Выходит, жизнь человеческая дешевле бабок, так, что ли?

В тот момент я и на самом деле немало разозлился на брата. И вовсе не потому, что он как бы решил соскочить с этого во всех отношениях многообещающего дела и в результате на глазах Елены терял нашу с ним самостоятельность. А просто внезапно мне стало жутко обидно, что мы с ним докатились до такого, что сидим тут с этой привлекательной и чрезвычайно умной женщиной, верной женой и превосходной хозяйкой, и вместо того чтобы сыпать комплиментами и говорить за полнокровную жизнь, вынуждены хитрить, выдуривать и взвешивать на одних и тех же весах абсолютно несовместные вещи.

— Не надо никого валить, ребятки, — успокоила обоих нас Елена, тут же засекшая прелюдию скандала, — я хочу поступить иначе. Вы скажете, что наш с ней разговор записан на плёнку, в котором присутствует явная угроза здоровью и жизни моего мужа, однако мы не станем давать делу ход, исходя из того, что покушение стало неудачным. Вместо этого мы объявляем обоюдный мир, снимаем взаимные претензии и прощаем друг другу всё, что накопилось за годы этого необъявленого противостояния. Судя по всему, наш армянский план не сработал, и я даже не исключаю того, что он же сработал против нас. Но это у меня пока что на уровне ощущений. — Она встала и посмотрела на часы: — Я сейчас иду к Герману, а вы завтра с утра начинайте пасти Рыбу у её офиса. Пока это всё.

Нет, всё же какая она, да? Каждое слово на месте, каждая мысль укладывается в своё гнездо вообще без подгона и притирки, входит как зубок в шестерёнку: гладко, точно, без лишних содроганий. Подумал тут же — смог бы так? Забыть о мести, наплевать на эту нечеловеческую обиду, выкинуть из головы всю злость и отчаянье ради своего ненаглядного мужа и во имя продолжения любимого дела. Простить такое и первым после всего, что было, протянуть руку мира. На это способен только сверхсильный человек, такой, каким была она, наша Еленочка.

Знаете, даже мой невозмутимый однокровник Пётр натурально прибалдел, глядючи на то, с какой выдержкой она вела себя в те тяжеленные для неё дни и ночи. Сказал:

— Мудаки мы с тобой, Павлуха, вот на ком бы жениться надо, а не на… — Тут он задумался, потому что вопрос этот ранее никогда братом Петром не поднимался и потому был девственно нов для его не полностью сформировавшегося сознания. Тем не менее именно он, а не я предложил использовать в этот раз ту самую схему действий, которую мы изобрели задолго до времён реального бандитства, — один при деле, другой обеспечивает бесспорное алиби. В общем, уже с раннего утра, проверив на всякий случай оружие, Петька сидел в бандитской засаде неподалёку от входа в Рыбий офис и сёк за происходящим в оба глаза. Я же, зайдя в проходную, справился о наличии Музы Павловны Рыбиной и получил разрешение ожидать её внизу. Замечу, что, пожалуй, не было минуты, когда бы я не пребывал под надзором охранителей входа в офисный центр. К тому же ещё я выбрал себе и место под самой камерой, куда и присел, распахнув журнал и укрепив тем самым статус носителя безукоризненного алиби.

Однако так хорошо продуманная история обернулась для нас весьма и весьма неожиданным боком. Поначалу всё шло по плану. Петька, дождавшись, пока подъедет Рыбий «Бентли», точно подгадал момент, и в момент, когда Муза Павловна отомкнула заднюю дверь, сунул ей туда навстречу ствол и затолкал обратно. Сам же, кивнув водителю, коротко распорядился:

— Трогай.

Тот послушно нажал на педаль, и они выехали с офисной парковки.

— Здесь! — приказал Петька, и водила припарковался. — Слушай сюда, сука, — голосом, не допускающим возражений, произнёс мой брат, — весь базар твой в «Шиншилле» записан на плёнку, так что…

Она не дала ему закончить фразу. Плавным движением руки Муза Рыбина отсоединила серьги от своих ушей и протянула их Петьке:

— Возьмите, пожалуйста, молодой человек, без проблем. — Заметив на физиономии моего брата лёгкое замешательство, она сама же опустила их в оттопыренный Петькин карман, чем добавила ситуации общей непонятки.

— Значит так, дамочка, — Петька воткнул ствол ей в лоб, одновременно сделав знак водиле сидеть и не рыпаться: — Слушай и вникай, повторять не стану…

Именно на этих его словах разом распахнулись все четыре двери в салон, и крепкие пацаны в камуфляжном одеянии одним коротким рывком сдёрнули моего брата с тёплой, ароматно пахнущей кожи заднего сиденья этого чёртова «Бентли». А вытащив на воздух, кинули лицом в грязь, прижав сверху для пущего покоя парой равнодушных рифлёных подмёток. Одновременно, заломив руки, щелкнули браслетами сзади.

— Свидетели? — бросила в их сторону Рыба.

— Обижаете, Муза Пална, — не растерялся ихний старший, — двое, тут они, рядышком.

— Где твой брат? — обратилась она к Петьке. — Поди, алиби для тебя где-нибудь высиживает? — И сама же ответила: — Точно, высиживает, — и кивнула своим: — Ну-ка, пускай проверят в холле, стопудово сидит там идиот этот, под камерой где-нибудь. Если так, давайте его сюда. И не забудьте запись стереть, — и глянула на часы. — На всё даю пять минут, а то у меня ещё две встречи сегодня, первая через полчаса. И ментов подтяните. И побыстрее!

Через полчаса всё было закончено, вся эта и на самом деле идиотская братская эпопея. Когда подгребли менты, она просто молча указала пальцем на Петькин карман и пояснила:

— Там!

Мент нацепил резиновую перчатку, вытянул из братова кармана Рыбьи серьги и бережно опустил их в полиэтиленовый пакетик. В другой, подцепив пальцем за контур спусковой скобы и приподняв, он так же бережно упаковал Петькин «макаров». Через несколько минут подвезли и меня и так же бросили мордой в асфальт. Муза победно осмотрела финальную картину и усмехнулась:

— Неужели ваша Грановская на самом деле думает, что я настолько дура? Вас, кретинов, мои люди вели, начиная с того самого дня, когда мы с ней объяснились. Каждый ваш дурной шаг был понятен и убог, как и сами вы оба, два одинаковых придурка. Ну ничего, будет ещё время поумнеть, я всё же надеюсь.

Мы лежали в полной неподвижности, и каждый в это время думал о своём. Я — о том, что теперь Еленочка останется без всякой защиты с нашей стороны и что мы с братом настолько бездарно прокололись, что, наверное, поделом нам такой огорчительный расклад. Но вместе с тем больше всего меня тревожила мысль о том, успел ли Петька сообщить Рыбе про несуществующую запись её беседы с Еленой. По крайней мере, оставалась бы надежда, что наезды эти не продолжатся.

Петька же, отбросив несвойственные его организму рефлексии, в мыслях своих сосредоточился на главном — уйдёт ли на зону вместе с хорошей статьёй типа вооружённого грабежа малява насчёт того, как позорно лоханулись авторитетные пацаны, не сумев переиграть какую-то там случайную фраерскую бабу. Позор — он всегда позор, включая и в душевном плане. Но вот только на зоне он имеет свойство учетверяться и иметь последствия.