Люди сороковых годов

– В чем могу!
– отвечал Вихров, пожимая плечами.

– Скажите, - говорила Юлия (она в это время держала глаза опущенные вниз), - вы кроме Фатеевой не любили и не любите никакой другой женщины?

– Любил!
– отвечал Вихров односложно.

– Но надеюсь, - продолжала Юлия, - что в этом случае ваш вкус не унизился до какой-нибудь госпожи - очень уж невысокого происхождения?

Вихров при этом взглянул на Юлию: он догадался, что она намекает ему на Грушу, - и ему вздумалось немного подшутить над ней за ее барскую замашку.

– А отчего же и не унизиться?
– спросил он.

– Да потому что...

– отвечала Юлия, вся вспыхнув и пожимая плечами, интересного тут ничего нет... может быть, впрочем, это только какое-нибудь временное увлечение?

– Может быть и временное, - отвечал загадочно Вихров.

Юлия не знала - как и понять его. Насчет Груши ей разболтал и этим очень обеспокоил ее брат Виссарион.

– Никогда он на тебе не женится, - бухнул он ей прямо, - потому что у него дома есть предмет страсти.

Юлия вопросительно посмотрела на брата.

– Я пятьсот рублей предлагал, чтобы получить только взаимность, - не приняла.

Виссарион более вящего доказательства не полагал и нужным прибавлять со своей стороны.

– Может быть - ты не нравишься ей, - проговорила Юлия, потупляясь.

– Ну да, не нравишься... Нравятся им только деньги, а если не берет, значит - с той стороны дают больше.

Тысячи мрачных мыслей наполнили голову Юлии после разговора ее с братом. Она именно после того и сделалась больна. Теперь же Вихров говорил как-то неопределенно. Что ей было делать? И безумная девушка решилась сама открыться в чувствах своих к нему, а там - пусть будет, что будет!

– Послушайте, - начала она, побледнев вся в лице, - за то, что вы мне открыли вашу тайну...

Какую ей Вихров тайну открыл - неизвестно.

– Я сама вам открою тайну.

Вихров понял, куда начинал склоняться разговор - и очень этого испугался. Главное, он недоумевал: остановить ли Юлию, чтобы она не открывала ему тайны; если же не остановить ее, то что ей сказать на то? К счастью его, разговор этот перервал возвратившийся домой Виссарион.

– А, изволили прибыть?..
– воскликнул он не без удовольствия и в то же время мельком взглянув на сестру, сидевшую в какой-то сконфуженной и недовольной позе. Недовольна Юлия была, по преимуществу, его приходом.

– Вы там, батюшка, говорят, чудеса напроизводили, - продолжал инженер, - бунт усмирили, смертоубийство открыли!

– Было все это отчасти, - отвечал Вихров.

– А губернатора видели?

– Нет еще.

– Так как же это?

– А так же, завтра успею.

– Этого нельзя, - воскликнул Захаревский, - со следствия вы должны были бы прямо проехать к нему; поезжайте сейчас, а то он узнает это - и бог знает как вас распудрит.

– Пусть себе, очень мне нужно!
– сказал сначала Вихров, но потом подумал, что инженер может опять куда-нибудь уехать, и он снова останется с Юлией вдвоем, и она ему сейчас же, конечно, откроет тайну свою.

– В самом деле, я съезжу, - проговорил он, вставая.

Юлия обратила на него умоляющий взор.

– Поезжайте, поезжайте!
– говорил Захаревский.

Юлия спросила его тихим голосом:

– А к нам еще придете?

– Может быть, - отвечал Вихров и проворно ушел.

– Что, поразила его грустным своим видом?
– спросил Захаревский сестру.

Та рассердилась на это.

– Что это у тебя за глупые шутки надо мной!

– Не шутки, а, право, уж скучно на все это смотреть!
– отвечал с сердцем инженер.

К губернатору Вихров, разумеется, не поехал, а отправился к себе домой, заперся там и лег спать. Захаревские про это узнали вечером. На другой день он к ним тоже не шел, на третий - тоже, - и так прошла целая неделя. Захаревские сильно недоумевали. Вихров, в свою очередь, чем долее у них не бывал, тем более и более начинал себя чувствовать в неловком к ним положении; к счастию его, за ним прислал губернатор.

Вихров сейчас же поспешил к нему поехать.

Начальник губернии в это время сидел у своего стола и с мрачным выражением на лице читал какую-то бумагу. Перед ним стоял не то священник, не то монах, в черной рясе, с худым и желто-черноватым лицом, с черными, сверкающими глазами и с густыми, нависшими бровями.

Окончив чтение бумаги, губернатор порывисто позвонил.

В кабинет вбежал адъютант.

– Что же Вихрова мне?
– произнес сердито начальник губернии.

– Он здесь, ваше превосходительство, - отвечал адъютант.

– Позовите его сюда!

Вихров вошел.

Лицо губернатора приняло более ласковое выражение.

– Здравствуйте, любезнейший, - сказал он, - потрудитесь вот с отцом Селивестром съездить и открыть одно дело!..
– прибавил он, показывая глазами на священника и подавая Вихрову уже заранее приготовленное на его имя предписание.

Тот прочел его.

– Когда же ехать туда надо?
– спросил он священника.

– Сейчас же!
– отвечал тот ему сурово.
– В воскресенье они были для виду у меня в единоверии; а завтра, на Петров день, сбегутся все в свою моленную.

– Тут становой им миротворит. Моленная должна быть запечатана, а он ее держит незапечатанною; его хорошенько скрутить надобно!
– приказывал губернатор.

Вихров молчал: самое поручение было сильно ему не по душе, но оно давало ему возможность уехать из города, а возвратившись потом назад, снова начать бывать у Захаревских, - словом, придать всему такой вид, что как будто бы между ним и Юлией не происходило никакого щекотливого разговора.

– С богом, поезжайте, - сказал ему губернатор.

Вихров раскланялся и вышел. Священник тоже последовал за ним.

– Не угодно ли вам будет со мной ехать, на моей паре?
– сказал он, нагоняя Вихрова на улице.

– А это далеко?

– Нет, одна пряжка всего.

– Хорошо!

Согласием этим священник, кажется, остался очень доволен.

– Вам будет без сумнения, да и мне тоже!
– говорил он.
– А вот и кони мои, - прибавил он, показывая на ехавшую по улице пару, которою правил, должно быть, работник.

Вихров шел быстро; священник не отставал от него: он, по всему заметно было, решился ни на минуту не выпускать его из глаз своих.

– А кто такой становой у вас?
– спросил его Вихров.

– Огарков, переведенный к нам из другой губернии, - отвечал священник.

– Ах, боже мой, Огарков!
– воскликнул Вихров.

Оказалось, что это был муж уже знакомой нам становой, переведенный в эту губернию тоже по рекомендации Захаревских.

– У него жена, - этакая толстая и бойкая?
– спросил Вихров.