Люди сороковых годов

– Остановите его, робя, а то он прямо на землю бухнет!
– воскликнул голова, заметив, что плотники, под влиянием впечатления, стояли с растерянными и ротозеющими лицами. Те едва остановили колокол и потом, привязав к нему длинную веревку, стали его осторожно спускать на землю. Колокол еще несколько раз прозвенел и наконец, издавши какой-то глухой удар, коснулся земли. Многие старухи, старики и даже молодые бросились к нему и стали прикладываться к нему.

– И его по начальству увезешь, государь милостивый?
– спросила Вихрова одна старуха, указывая головой на колокол.

– И его увезу вместе с образами, - отвечал он.

– Ах, напасти наши великие пришли, - проговорила старуха.

Две прежние старушки между тем лучше всех распорядились: пользуясь тем, что образа были совершенно закрыты от Вихрова народом, они унесли к себе не две иконы, а, по крайней мере, двадцать, так что их уже остановил заметивший это голова.

– Будет вам, старухи!
– проговорил он им негромко.

– Ну, теперь, братцы, начинайте ломать, - сказал Вихров. Ему страшно тяжела была вся эта сцена.

– Ломайте, братцы, - проговорил за ним и голова.

Один из плотников взлез на самый конек вышки, перекрестился и ударил топором; конек сразу же отлетел, а вслед за ним рассыпалась и часть крыши. В народе как бы простонало что-то. Многие перекрестились - и далее затем началась ломка: покатился с крыши старый тес, полетела скала; начали, наконец, скидывать и стропилы. Плотники беспрестанно кричали стоявшему внизу народу: "Отходите, убьет!"

– Куда же нам теперь материал этот лесной девать?
– спросил голова Вихрова.

– Я тебе сдам его под расписку, а ты продай его и деньги вырученные обрати в общественный капитал.

– Что же, мы же ведь опять и купим его себе, - заметил голова.

– Вы же и покупайте!

– Удивительная вещь, право!
– проговорил голова и вздохнул.

Вихров снова возвратился в свою комнату и стал продолжать письмо к Мари.

"Сейчас началась ломка моленной. Раскольники сами ее ломают. Что такое народ русский?
– невольно спросишь при этом.
– Что он - трусоват, забит, загнан очень или очень уж умен? Кажется, последнее вероятнее. Сейчас голова, будто к слову, спросил меня: Куда же денут материал от моленной?.. Я сказал, что сдам ему, - и они, я убежден, через месяц же выстроят из него себе где-нибудь в лесу новую моленную; образов они тоже, вероятно, порастащили порядочно. По крайней мере, сегодня я видел их гораздо уж меньше, чем вчера их было в моленной за всенощной. Я стараюсь быть непредусмотрительным чиновником..."

На этом месте письма в комнату вошел голова; лицо его было бледно, борода растрепана, видно, что он бежал в сильных попыхах.

– Неладно, ваше высокородие, - начал он взволнованным голосом, плотник там один зарубился сильно.

– Как зарубился?
– воскликнул и Вихров, тоже побледнев немного.

– Так, упал с крыши прямо на топор, что в руках у него был, - весь бок себе разрубил!

– Ну, что же делать!
– проговорил Вихров и хотел было выйти на улицу.

– Погодите маненько, ваше высокородие, - остановил его голова, - народ сильно оченно тронулся от этого!.. Бунтуют!.. "Это, говорят, все божеское наказание на нас, что слушаемся мы!" - не хотят теперь и моленной вовсе ломать!

– Да они это хуже сделают для себя, понимаешь ты?
– говорил Вихров.

– Я-то понимаю, судырь, это.

– Я все-таки пойду, пусть они меня убьют, - сказал Вихров и, надев фуражку, пошел.

Народ в самом деле был в волнении: тут и там стояли кучки, говорили, кричали между собою. Около зарубившегося плотника стояли мужики и бабы, и последние выли и плакали.

Вихров подошел к этой первой группе. Зарубившийся плотник только взмахнул на него глазами и потом снова закрыл их и поник вместе с тем головою. Рана у него, вероятно, была очень дурно перевязана, потому что кровь продолжала пробиваться сквозь рубашку и кафтан.

– Перевяжите его хорошенько!
– воскликнул было Вихров, но на это приказание его в толпе никто даже и не пошевелился, а только послышался глухой говор в народе.

– Поганое дело этакое заставляете делать, за неволю так вышло! раздалось почти у самого его уха.

– Всех бы их самих, барь-то, этак перерубить!
– проговорил на это другой голос.

Вихров вспыхнул: кровь покойного отца отозвалась в нем.

– Кто тут говорит, что всех бар перерубить надо? Кто? Выходи сюда! крикнул он.

Толпа сейчас же отшатнулась от него.

– Выходите и убивайте меня, если только сам я дамся вам живой! прибавил он и, выхватив у стоящего около него мужика заткнутый у него за поясом топор, остановился молодцевато перед толпой; фуражка с него спала в эту минуту, и курчавые волосы его развевались по ветру.

– Что случилось, того не воротишь, - доламывайте моленную сейчас же! кричал он звучным голосом.

Мужики не двигались.

– Говорят вам, сейчас же!
– повторил Вихров уже с пеною у рта.

– Нет, ваше высокоблагородие, мы ломать больше моленной не будем, произнес тот старик, который спрашивал его, за что начальство на них разгневалось.

– Вы не будете, - ну, так я ее буду ломать. Любезные!
– крикнул он, заметив в толпе писаря удельного и кучера своего.
– Будемте мы с вами ломать, - берите топоры и полезайте за мною, по двадцати пяти рублей каждому награды!

Кучер и писарь сейчас же взяли у стоявших около них раскольников топоры, которые те послушно им отдали, - и взлезли за Вихровым на моленную. Втроем они стали катать бревно за бревном. Раскольники все стояли около, и ни один из них не уходил, кроме только головы, который куда-то пропал. Он боялся, кажется, что Вихров что-нибудь заставит его сделать, а сделать - он своих опасался.

– Послушайте, братцы, - произнес Вихров, переставая работать и несколько приходя в себя от ударившей его горячки в голову, - я должен буду составить протокол, что я ломал все сам и что вы мне не повиновались; к вам опять пришлют войско на постой, уверяю вас!

– Да что, братцы, ломайте, - что это вы затеяли!
– произнес вдруг голова, откуда-то появившийся и заметивший, что толпа начинала уже немного сдаваться.

– Повинуйтесь, дружки мои, властям вашим!
– проголосила за ним одна из старух-девиц, успевшая в эту сумятицу стащить еще две - три иконы.

– Пойдемте, - проговорили прежние же плотники, и через несколько минут они опять появились на срубе моленной и стали ее раскатывать.

Вихров, утомленный трудами своими и всею этою сценою и видя, что моленная вся уже почти была разломана, снова возвратился в свой приказ, но к нему опять пришел голова.

– Как же насчет икон и колокола, ваше высокородие, прикажете?
– спросил он.

– В губернский город, в консисторию их надобно отправить, - отвечал Вихров.

– Что там с ними будут делать, осмелюсь спросить, ваше высокородие? продолжал голова.