Люди сороковых годов

– Много ли ты душ загубил?
– продолжал его расспрашивать Вихров.

Сарапка посмотрел на него исподлобья.

– Я уж говорил-то-тко, сколько, - произнес он.

Вихров заглянул в дело.

– Там сказано: двенадцать душ, - проговорил Вихров.

– Ну, коли двенадцать, так так!

– Верно это?

– Верно.

– Да ты не клеплешь ли на себя, чтобы дольше сидеть в остроге?

– Нет, не клеплю, - отвечал Сарапка.

– Показал правильно, - подтвердил и атаман.

– Отчего же он столько перегубил - зол, что ли, он?

– Кто его знает - зол ли больно, али трусоват: оставь-ко кого в живых-то, так, пожалуй, и докажет потом, а уж мертвый-то не пикнет никому.

– Правда это?
– переспросил Вихров Сарапку.

– Правда!
– отвечал тот как-то сердито.

– Вот видите что-с, - продолжал Вихров, снова начав рассматривать дело.
– Крестьянская жена Елизавета Петрова показывает, что она к вам в шайку ходила и знакомство с вами вела: правда это или нет?

– Слышали мы, сударь, это, - начал отвечать атаман, - сказывали, что бабенка какая-то болтает это, - и в остроге, говорят, она содержится за то; но не помним мы как-то того, - хаживали точно что к нам из разных селений женщины: которую грозой, а которую и деньгами к себе мы прилучали, но чтобы Елизавета Петрова какая была, - не помним.

– Ну, а ты не помнишь ли?
– спросил Вихров Сарапку.

– Нет, и я не помню тоже!
– отвечал тот.

– А вам не показывали ее?
– спросил Вихров уже атамана.

– Нет-с, въявь-то не показывали; может, и признаем, как в лицо-то увидим.

– Я вам ее покажу, когда отберу от нее показание, а вы выйдите пока!

Разбойники с своими конвойными вышли вниз в избу, а вместо их другие конвойные ввели Елизавету Петрову. Она весело и улыбаясь вошла в комнату, занимаемую Вихровым; одета она была в нанковую поддевку, в башмаки; на голове у ней был новый, нарядный платок. Собой она была очень красивая брюнетка и стройна станом. Вихров велел солдату выйти и остался с ней наедине, чтобы она была откровеннее.

– Скажи, пожалуйста, как ты попала в это дело разбойничье?
– спросил он ее.

– Тут чиновники вот тоже были; я сама пришла к ним и сказалась, отвечала она довольно бойко.

– Что же ты сказалась?

– Что я с разбойниками этими самыми в знати была.

– Но они, однако, говорят, что не знают тебя...

– А пес их знает, пошто они это говорят.

– А ты утверждаешь, что их знаешь?

– Утверждаю.

– Что с обоими с ними - с атаманом и есаулом - даже была близка?

– Известно...

– Стало быть, ты дурного поведения?

– Какая уж есть, такая и живу, - отвечала Лизавета, слегка улыбнувшись.

– Что же, у тебя есть муж?

– Муж есть, и свекор, и свекровь.

– Может быть, тебе жить у них было плохо?

– Какое же плохо? Так, как у всех баб, - отвечала Лизавета и как будто бы сконфузилась при этом немного.

– А мужа ты любишь?

При этом вопросе Лизавета явно уж покраснела.

– Люблю!
– протянула она.

– А что он - старый али молодой?

– А кто его знает - средственный.

– А собой красив?

– Ничего, красив!

– Позовите атамана!
– крикнул Вихров.

Через несколько мгновений вошел атаман.

Он сначала поклонился Лизавете. Лицо его явно выражало, что он ее не знает. Она тоже ему поклонилась и при этом слегка усмехнулась.

– Знаешь ты ее?
– спросил Вихров атамана.

Тот еще несколько времени пристально посмотрел на Лизавету.

– Никак нет-с, сударь!
– отвечал он.

– А она говорит, что тебя знает, - сказал Вихров.

– Не знаю, где она меня знала, - отвечал атаман и пожал даже от удивления плечами.

– Как же не знаю, - знаю, - отвечала Лизавета с не сходящей с уст улыбкой.

– Знает так, что и любовницей твоей была; была ведь?
– спросил Вихров Лизавету.

– Была-с, - проговорила она и при этом опять заметно сконфузилась.

– И любовницей даже была - здравствуйте, мое вам почтение!
– произнес шутя и с удивлением атаман.

– Что же, не была?
– спросил его Вихров.

– Какое, сударь, помилуйте! Как же она любовницей моей могла быть, коли я и не видывал ее?

– Нет, врешь, шалишь, видывал!
– подхватила бойко Лизавета.

– Ну, где же я тебя видывал, где?
– начал как бы увещевать ее атаман. Я, дура ты экая, в душегубстве повинился; пожалел ли бы я тебя оговорить, как бы только это правда была?

Лизавета слушала его стоя, отвернувшись к окну и смотря на улицу.

– Позовите теперь Сарапку, - сказал Вихров, чтобы с обоими разбойниками дать Лизавете очную ставку.

Тот вошел и никакого, в противоположность атаману, внимания не обратил на Лизавету.

– Ты знаешь ее?
– спросил его Вихров.

– Нет, - отвечал Сарапка, не глядя на Лизавету.

– Вот видишь, и этот говорит, что тебя не знает.

– Да хоть бы они все говорили, - не сказывают, запираются.

Атаман усмехнулся.

– Есть нам из-за чего запираться-то, - начал он, - ну, коли ты говоришь, что у нас была, - где же ты у нас была?

– В лесу!
– отвечала Лизавета.

– Да ведь лес велик! Кое место в лесу?

– На хуторе барском!..

Атаман с удивлением пожал плечами, а Сарапка при этом только исподлобья на нее взглянул.

– Что ж ты делала у них?
– спросил уж ее Вихров.

– Пила, разговаривала с ними.

– О чем?

– Они спрашивали, кои у нас мужики богаты, чтобы ограбить их; я им сказывала.

– А они что тебе рассказывали?

– Рассказывали, что бабу около нашего селенья убили.

– Было это?
– спросил Вихров атамана.

– Было, точно-с. Вон он и убил!
– отвечал атаман, показывая головой на Сарапку.

– Так ты стоишь на своем, что была с разбойниками в согласии?
– спросил Вихров Лизавету.