Люди сороковых годов

"Что такое, где мы это?" - подумал Вихров.

Самого Плавина он увидел стоявшим в дверях гостиной, высоко и гордо поднявшим свою красивую белокурую голову, и тоже в звезде и в белом галстуке.

Когда Вихров подошел к нему поклониться, Плавин дружески, но заметно свысока и очень недолго пожал ему руку. Генералу же он пожал руку гораздо попродолжительнее и даже сказал при этом что-то такое смешное, так что старик махнул только рукою и пошел далее в гостиную. Между гостями Плавина было очень много статс-секретарей, несколько свитских генералов и даже два-три генерал-адъютанта и один товарищ министра. Вихров начал уже чувствовать, что он обмирает в этом обществе: с кем заговорить, что с собой делать - он решительно не находился... Вдруг вдали, в углу гостиной, он увидел и узнал, к величайшему восторгу своему, еще памятное ему лицо Марьеновского. Как к якорю спасения своего бросился он к нему и, даже не совсем соблюдая приличие, во весь голос закричал ему:

– Марьеновский, здравствуйте! Узнаёте ли вы меня?

Сам Марьеновский был уже совсем седой и несколько даже сгорбленный старик, но тоже со звездой и в белом галстуке. Видно было, что служебные труды и петербургский климат много, если не совсем, разбили его здоровье. Всмотревшись в лицо героя моего, он тоже воскликнул:

– Боже мой! Кажется, господин Вихров!

– Точно так, - отвечал тот, и оба приятеля, не стесняясь тем, что были на модном рауте, расцеловались между собой.

– Я давно слышал, что вы здесь, но решительно не знал - где вас найти, - говорил Марьеновский.

– А я так и не знал, что вы здесь, - говорил Вихров, - но вы, конечно, служите здесь?

– Да, я тоже вместе с другими занимаюсь по устройству новых судебных учреждений.

– И слава богу, что вас выбрали!
– воскликнул Вихров.
– Человека более достойного для этого трудно было и найти; но сядемте, однако; здесь можно, надеюсь, сидеть?

– Можно!
– отвечал Марьеновский, и оба приятеля уселись несколько в стороне.

– Прежде всего объясните вы мне, - начал Вихров, - как вы знакомы с здешним хозяином?

– Кто ж с ним не знаком в мире служебном и деловом!
– отвечал с усмешкою Марьеновский.
– Но скажите лучше, как вы с ним знакомы?

– Очень просто: он товарищ мне по гимназии; я вместе с ним жил...

– Вот что!..
– произнес Марьеновский.
– Он, впрочем, и без этого любит быть знакомым с артистами и писателями.

– Но неужели же он в самом деле государственный человек?

– Еще какой! На петербургский лад, разумеется.

– То есть умеет подделываться к начальству.

– О, господи! Про какие вы ветхие времена говорите!.. Ныне не то-с! Надобно являть в себе человека, сочувствующего всем предстоящим переменам, понимающего их, но в то же время не выпускающего из виду и другие государственные цели, - каков и есть господин Плавин.

– Но в сущности, однако, что же он?

– В сущности ничего! Господин, кажется, очень любящий комфорт и удобства жизни и вызнавший способ показывать в себе человека весьма способного.

– Но в чем же именно эти способности его состоят?
– продолжал расспрашивать Вихров.

– Главное, я думаю, в том, что все эти новые предположения, которые одних пугают и смущают, а другими не совсем сразу понимаются, он так их сумеет понизить и объяснить, что их сейчас же уразумевают и перестают пугаться. Он в этом отношении очень полезен, потому что многое бы не прошло, что проходит через посредство его.

– Но зато и вреден тем, что оно проходит так, как он понимает.

– Да, по большей части далеко не так, как было вначале, и удивительное дело: он, кажется, кандидат здешнего университета?

– Кандидат!
– подхватил Вихров.

Марьеновский пожал плечами.

– Учили, что ли, их очень плохо, но, верьте, он ничего не знает: все, что говорит, - это больше выслушанное или накануне только вычитанное; а иногда так проврется, что от него пахнет необразованием.

– Именно необразованием, - подхватил Вихров.

– Пахнет необразованием, - повторил еще раз и как-то досадливо Марьеновский.

– А скажите, нет ли у вас в товариществе Захаревского - правоведа?

– Нет, но он служит в другом месте и занимает очень видную должность.

– Он очень честный человек... и юрист, должно быть, хороший.

– Да, только внешний отчасти, неглубокий.

– И вы видаетесь иногда с ним?

– Очень часто даже!

– Не передадите ли вы ему, что я здесь и очень желал бы с ним повидаться, а потому он или сам бы побывал у меня, или я бы приехал к нему, а вот и адрес мой!

– Непременно скажу и, я думаю, даже вместе с ним и приеду к вам.

– Пожалуйста!
– воскликнул Вихров, крепко пожимая его руку.

Марьеновский после того встал.

– Ну, я и домой, мне еще работать надо, - сказал он и потихоньку вышел из гостиной.

По уходе его Вихров опять очутился в совершенном одиночестве. Под влиянием всего того, что слышал от Марьеновского, он уставил почти озлобленный взгляд на хозяина, по-прежнему гордо стоявшего и разговаривавшего с двумя - тремя самыми важными его гостями.

"Неужели же никогда этот господин не обличится, - думал он, - и общество не поймет, что он вовсе не высоко-даровитая личность, а только нахал и человек энергический?" Воздавай оно все эти почести Марьеновскому, Вихров, кроме удовольствия, ничего бы не чувствовал; но тут ему было завидно и досадно.

Посреди такого размышления к нему подошел Эйсмонд.

– А что, не пора ли нам и по домам?
– шепнул он ему.

– С великою радостью, - отвечал Вихров, и оба они тоже потихоньку выбрались из комнат и отправились.

– Поедемте к Донону ужинать, - вот где вы с женой ужинали!
– сказал как-то особенно развязно генерал.

– Хорошо!
– согласился Вихров.

Генерал бойко и потирая с удовольствием руки вошел в отель.

– Водки, братец, нам поскорее, водки!
– говорил он, садясь перед одним столиком.
– Садитесь и вы, пожалуйста, - прибавил он Вихрову.

Тот уселся против него.

– Ну-с, что же нам съесть? Жена очень хвалила, вы тогда ужинали салат из ершей. Сделай нам салат из ершей.

– Слушаю-с, - отвечал ему лакей.

– Потом котлеты, что ли, паровые.

– Не прикажете ли бараньи котлеты?.. Есть настоящая кушелевская баранина.

– Давай, давай; в клубе едал кушелевскую баранину, хороша очень!

Затем они начали ужинать; генерал спросил шампанского, и когда уже порядочно было съедено и выпито, он начал как бы заискивающим голосом: