Люди в погонах

— Где там? Слушать не хочет. Пиши, говорит, объяснение и все. Боюсь, как бы не заварил кашу. А то у меня ведь с переводом дело вроде настраивается. Ну, тебе тоже холодно не будет. Я знаю, зачем вызывает.

Жогин ожидал Мельникова не один. В кабинете сидели. Сердюк и Григоренко. Сидели молча. Замполит нервничал, двумя пальцами покручивал кончик уса.

— Садитесь, — сухо сказал Жогин, указав на приготовленный стул. «Какая любезность, — подумал Мельников. — Что-то раньше я не примечал этого».

Жогин помолчал, многозначительно постучал пальцами по столу.

— Ну, — спросил он, загадочно сморщив лоб и наклонив набок голову, — навели порядок в собственном доме? Жену уговорили?

— Да, — ответил Мельников, стараясь казаться спокойным. — Не совсем, правда.

— Не верит, наверное? И правильно делает. Я давно знал, что так получится. В донжуаны играете, подполковник.

— Никак нет, — попытался возразить Мельников. — Тут явное недоразумение. Я вчера уже вам докладывал.

— Бросьте прикидываться наивным, — оборвал его Жогин. — Запутались в бабьих юбках, так извольте мужественно признаться. А вы еще какие-то оправдания ищете. Да вы представляете, что значит не явиться своевременно на совещание, которое проводит командир полка? Думаете, телефонным звонком с вокзала прикроетесь?

— Так уж вышло нескладно, — ответил комбат.

— А что у вас выходит складно?

Мельников промолчал.

— Так вот, — деловито продолжал Жогин, обращаясь к Сердюку и Григоренко. — Надо поговорить серьезно. Дела У нас в первом батальоне ухудшаются. Необходимы какие-то меры.

«Ах, вот оно что, — догадался Мельников. — Момент, конечно, подходящий». Туго сцепив руки, он опустил их на колени.

Полковник говорил на этот раз не горячась, стараясь удержаться от привычной резкости.

— Чрезвычайные происшествия в батальоне растут, — продолжал он, то поднимая, то опуская брови. — Бронетранспортер сломали, человека в ледяной воде чуть не утопили. А что касается морального облика некоторых офицеров и прежде всего самого Мельникова... — Полковник сделал паузу и недоуменно пожал плечами. — Право, не знаю, как сказать. Вчерашний случай, признаюсь, ошеломил меня. Я доложил о нем генералу и еще раз подтвердил несогласие на представление подполковника к награде. Но это не все. Я не могу позволить, чтобы в моем полку, который все время был на хорошем счету, происходило черт знает что.

Говорил Жогин минут пятнадцать. Под конец он уже сбился с умеренного тона, стал, как всегда, наливаться яростью и угрожающе покрикивать на Мельникова:

— Вы забываете об офицерской чести. Меняете службу на женскую юбку. Я знаю о всех ваших похождениях с Ольгой Борисовной и молчать о них не намерен.

После его речи наступила тишина. И Григоренко и Сердюк сидели задумчивые, словно ошеломленные тем, что услышали. Потом замполит повернулся к комбату, опросил:

— Это верно?

Мельников поднял голову.

— Разрешите доложить...

— А я не разрешаю! — загремел Жогин, ударив широкими ладонями по столу. — Мне надоели ваши оправдания.

Григоренко дождался тишины, сказал более настойчиво:

— Пусть все-таки ответит на вопрос. Это необходимо.

— Ну, пусть ответит, — сдался полковник, — только покороче, без лирических объяснений.

Мельников не думал произносить длинных речей. Он очень сжато рассказал о случае с пропуском Ольги Борисовны, о недоразумении в отношениях с женой.

— Что же касается быта других офицеров, — заметил Мельников, — то здесь, вероятно, товарищ полковник имел в виду Степшина?

— Совершенно точно.

— Но ведь эта история давняя. Началась она до моего приезда в батальон.

— Хватит! — крикнул Жогин, вскочив со стула. — Я знаю вашу тактику. Раскусил ее хорошо. Можете идти.

Комбат встал и неторопливо вышел из кабинета. Проводив его злым взглядом, Жогин повернулся к замполиту:

— Поняли?

— Пока не очень, — ответил Григоренко.

— Мало поговорили, изучить не успели?

— Да, очень мало.

— Изучайте, — махнул рукой Жогин. — А мне надоело. Я не хочу рисковать батальоном.

Замполит ушел. Оставшись вдвоем с Сердюком, Жогин спросил вполголоса:

— Вы-то, подполковник, надеюсь, понимаете мою тревогу?

Сердюк неопределенно склонил лысую голову.

— А теперь вот что, — сказал Жогин, подавшись вперед и поставив на стол оба локтя. — Придется вам вторично заняться проверкой первого батальона. Отнеситесь к делу серьезно, придирчиво. Смотрите, чтобы снова не получилось, как тогда с изобретательством. Обвели вас.

— Простите, товарищ полковник, — сказал Сердюк, подняв безбровое лицо. — В комиссии по рационализации вопросы решаются большинством ее членов.

— Ну и что же, — повысил голос Жогин. — А вы заместитель командира полка. У вас авторитет, власть. Разве этого недостаточно? Однако я должен заметить, вы не очень стараетесь проявить себя. От серьезных дел почему-то уклоняетесь. Этак можно и аттестацию испортить. А она у вас, по-моему, неплохая. Да и задания вы получаете всегда такие, на которых можно проявить себя как следует. Требуется лишь побольше желания, подполковник.

Сердюк задумался.

— Ну вот, — сказал Жогин. — Значит, проверяйте. Временем не ограничиваю. Сколько потребуется, столько и работайте. Сообщу откровенно: Мельников не соответствует занимаемой должности. Учтите это. — Он поднял палец и многозначительно поводил им перед настороженным лицом Сердюка.

3

Открыв глаза, Наташа почувствовала болезненную тяжесть в голове и спрятала лицо под простыню. Но простыня была короткой и сползала с лица. Теперь уже боль и тяжесть ощущались не только в голове, а во всем теле. Особенно сильно болели ноги, будто после длительного и трудного похода.

Она уперлась локтями в подушку, осмотрела комнату, Сергея уже не было. Серое одеяло лежало на стуле. Неподалеку на гвозде висел полушубок, тот самый, в котором Сергей приезжал вчера на вокзал.

Наташа задумалась. Все случившееся всплыло в ее памяти, будто сновидение. Она вспомнила, как взяла билет, приготовилась к посадке. Вот подошел поезд. Пассажиры побежали к вагонам, а она, подняв чемодан, застыла на месте. Какая-то внутренняя сила сковала ее движения. Кто-то из мужчин сказал громко: «Вы одна, может, помочь?» Это страшное слово «одна» будто встряхнуло Наташу. Выпустив чемодан, она вдруг подумала: «Неужели Сережа потерян? И я так вот сразу ушла, согласилась...» Потом в большом окне вокзала замелькали вагоны уходящего поезда. Потом...