Люди в погонах
Шрифт:
— Вы чем-то встревожены?
— Нет, нет, — сказала она, стараясь казаться веселой. — Я просто утомилась в дороге, немножко нездорова.
Григоренко медленно покрутил кончик уса, как бы говоря: «Ну, я-то знаю все, потому и зашел». Но, поняв, что женщина не желает выдавать своих чувств, перевел разговор на другое:
— Вы, простите за нескромность, совсем к нашим берегам?
— О нет, я ведь врач, связана с работой.
— Ну и что же? У нас будете работать.
— Где?
— В районной больнице. Терапевт им нужен. Далековато, правда.
— Мне Сережа писал, — призналась Наташа, присаживаясь
— Есть, — сказал Григоренко. — Но вопрос о переводе поднимать не следует.
— Почему?
— Сами посудите. Человек освоился, завоевал авторитет. Люди к нему привыкли. И вдруг...
Наташа вздохнула:
— А мне как быть? Работу бросить?
— Зачем бросать? — сказал Григоренко. — Возить вас будем.
— Что вы, — махнула рукой Наташа. — Это невозможно.
— Как, то есть, невозможно? — Григоренко поднял голову. — Мы детей в школу возим. Ежедневно.
— Куда, в райцентр? — удивилась Наташа.
— Конечно. Если не верите, завтра же можете прокатиться с ними. Организуем.
— Нет, почему же, верю.
Довольный Григоренко поднялся со стула, спросил веселым тоном:
— Убедил, кажется?
Наташа улыбнулась.
— Профессия у вас такая.
— Профессия солдатская, — заметил Григоренко, — а тут женщина, да еще врач. Извините, что ворвался без приглашения, оторвал от дел.
— Ничего, заходите вечером, — оказала хозяйка. — Сережа будет дома.
— Зайду. А вам, Наталья... как вас по батюшке?
— Мироновна.
— Вам, Наталья Мироновна, советую побыстрее перебираться. Что вы на двух лодках балансируете? Этак ведь и равновесие в два счета потерять можно. Садитесь в одну и плывите.
«Действительно, можно потерять равновесие, — задумалась Наташа, когда неожиданный гость ушел. — Как он метко сказал, будто в глазах моих прочитал. А может, мы уже потеряли это самое равновесие и барахтаемся в мутной воде? Может, я совершенно напрасно протягиваю руки и молю о спасении?» Она вздохнула и закрыла глаза.
— О нет! — вырвалось у нее из груди. — Сережа не такой. Он не может обманывать, я знаю, не может!
4
Через четыре дня Наташа собралась обратно в Москву. На станцию Мельников привез ее после обеда. Погода стояла солнечная. Снега в степи плавились, будто на разогретых кирпичах, и сизоватая дымка испарений медленно заволакивала дальние холмы с проглянувшими рыжими макушками. Легкий ветерок приносил на перрон запахи прошлогодних трав и неуловимую ласку бодрящего весеннего хмеля.
Наташа с удовольствием дышала степным воздухом и любовалась необозримой широтой окружающего простора. Она старалась отогнать от себя тревожные мысли, но внутренний голос неотступно спрашивал: «Неужели обман?»
Мельников понимал жену и сильно переживал, что не сумел до конца развеять ее сомнения. Глядя в лицо ей, он спросил, не скрывая беспокойства:
— Ты что ж, так и уедешь с недоверием?
Она промолчала.
— Как же это? — еще больше заволновался Сергей.
Наташа улыбнулась через силу:
— Ты понимаешь, Сережа. Вот смотрю
в глаза твои, думаю: чистые они, хорошие, и нет в них вроде никакого обмана. А как вспомню всю эту историю, сердце словно огнем охватывает.— А ты не вспоминай.
— Легко сказать, — вздохнула Наташа.
Вдали показался поезд. Пассажиры на перроне засуетились. Мельников взял жену под руку, сказал с сожалением:
— Так и не договорились ни до чего. Ну, ты готовься. Как только Володька школу закончит, сразу сюда, ладно?
— Может, сам приедешь за нами?
— Не знаю, что и сказать.
— А ты постарайся.
Зайдя в тамбур, Наташа повернулась и, помахав рукой, крикнула:
— Когда узнаешь о рукописи, сообщи!..
...Со станции Мельников поехал прямо в степь, к высоте «Верблюд». В километре от нее роты Буянова и Крайнова зарывались в землю, готовились к учебному бою. Окопные работы начались еще ночью, и теперь комбату не терпелось побыстрее взглянуть на результаты солдатского труда.
Оставив машину в лощине между двумя деревцами, Мельников пошел по узкому следу бронетранспортера. След привел его к балке, где в глубоких нишах были укрыты боевые машины. Водители торопливо маскировали ниши снегом, чтобы скрыть их от зорких глаз авиации. Комбат осмотрел все, велел ускорить темпы работы и пошел дальше, хлюпая сапогами по мокрому снегу и раскисающей земле.
С бугра его взору открылся весь район передовых позиций. Выглядел он пустынно. Лишь на самом правом фланге кто-то маячил, то пригибаясь, то выпрямляясь во весь рост.
«Кто это? — подумал Мельников. — Похоже, офицер или сержант. Рядового давно бы товарищи стащили в траншею».
Подойдя поближе, подполковник узнал старшего лейтенанта Крайнова. Постоял, посмотрел и выругался про себя: «Вот голова садовая. Солдатам небось приказал носа из-под земли не показывать, а сам разгуливает, точно по бульвару».
Тут и Крайнов увидел комбата. Он мигом спрыгнул в траншею, подбежал, вытянулся, доложил о состоянии дел.
— А я вас из самого городка приметил, — сказал Мельников. — Охотник, что ли, какой, думаю, бродит перед нашими пулеметами? Сапожки, значит, запачкать боитесь?
— Виноват, — ответил Крайнов. — Больше не повторится.
— Да, на фронте вы бы такую прогулку не повторили. Там подобных смельчаков снайперы без труда снимали. Ну, как вы тут окопались, показывайте!
Они пошли по траншее. Ноги скользили, вязли в грязи, перемешанной со снегом. Солдаты работали. Одни маскировали бруствер, другие выравнивали площадку для пулемета, третьи закрепляли кольями размытую водой стенку.
— А где у вас ниши? — спросил Мельников, повернувшись к Крайнову. Тот виновато пожал плечами.
— Не делаем, товарищ подполковник, прекратили.
— Почему?
— Вода же везде. Вот посмотрите! — Он провел комбата в расположение другого взвода и показал на одну из ниш, наполовину затопленную водой. — Какой от нее толк? Солдатам мука.
Мельников нахмурился:
— Какие вы сердобольные. Учите солдата отступать перед трудностями.
— Зачем отступать, просто...
— Чего там «просто»! Во время войны люди Днепр, Дунай с ходу форсировали, а вы перед ручейками остановились. Никаких уступок. Огневые позиции оборудовать полностью. Ясно?