Люди желтых плащей

Помимо бытового мусора, наводнившего улицы (удивительно, как быстро он разнесся по городу в отсутствие людей), под ногами попадаются трупы птиц и мелких грызунов. Еще вчера ничего подобного не наблюдалось, а сегодня все ими буквально кишит. Возможно, их сгубил сам вирус, но мне почему-то кажется, что причина в последствиях, приведших к отключению инстинкта самосохранения. Воображение рисует голубей, камнем бросающихся к земле, и обезумевших крыс, нападающих на собак.

Погруженный в утреннюю дымку город напоминает руины давно исчезнувшей цивилизации. Причиненные апокалипсисом разрушения ничтожны по сравнению с тем, что сделают с городской инфраструктурой погода и время, но даже сейчас я чувствую себя туристом на Марсе. Это больше не мой Ростов. Через год или пять здесь будут джунгли. Камень искрошится, железо сгниет, дороги и тротуары зарастут травой, улицы заполонят дикие животные. Какой биологический вид будет царствовать в этой биосфере? Не знаю. Но вряд ли это будет "человек разумный". Скорее, "человек безумный".

Бегущий в авангарде Женя замедляется, оглядывается на нас, машет рукой: "стоять". Останавливаемся, замираем. Вытягиваю шею и смотрю на дорогу.

Впереди в строю припаркованных у обочины машин вижу наш "Ниссан" с открытым багажником. Возле автомобиля как будто никого, но мы все равно соблюдаем осторожность, приближаясь к нему. Жестом приказываю брату обойти машину сзади; мы с Артом, с оружием наизготовку, заходим спереди.

– - Никого, -- шепчет Женя. Подступает к багажнику, заглядывает: -- Ай бляди, ай бляди...

Значит, мы пришли слишком поздно.

Арт огибает машину по кругу, я заглядываю в салон. Пусто.

Вдруг слышу у себя за спиной:

– - Не шевелись.

Знакомый голос с хрипотцой...

Потом ружейное дуло упирается мне между лопаток.

07:00

"Они прятались в салоне соседней машины", -- слишком поздно доходит до меня. Нет, не так. Они поджидали нас в салоне соседней машины.

– - Убери это!
– - Женя вскидывает свой "Моссберг".

Ева у меня за спиной, поэтому он целится скорее в меня, чем в нее. Находиться на линии огня сразу двух дул -- ощущение не из приятных. Да что там, я вот-вот наложу в штаны...

– - Слышь, завязывай, -- Арт дергает цевьем дробовика: "щелк-щелк".

Сон в руку...

– - Сам завязывай, белобрысый, -- произносит еще один девичий голос.

Лилит. Мне не надо поворачиваться, я и так знаю, что второй из украденных "ИЖ-ей" направлен на моего друга. Чертовка дождалась, пока Арт возьмет на прицел Еву, и только потом обнаружила себя.

Женя приставным шагом меняет диспозицию и берет на мушку Лилит.

Теперь у нас самая настоящая мексиканская ничья.

07:10

Стоим и целимся друг в друга -- пять человек посреди оккупированного кровожадными монстрами города. Лучшей иллюстрации никчемности человеческой натуры просто не найти.

– - Мы только возьмем пару ваших ружей и немного патронов, -- говорит Ева. Она вытравила из голоса приветливые нотки, но ему по-прежнему не хватает жесткости.
– - Вам все равно столько много не надо. Будем считать это платой за ночлег.

– - Слышь, мы сами решим, сколько нам надо, а сколько нет, -- произносит Арт.
– - Убери ружье и давай нормально поговорим.

– - Мы с тобой вчера наговорились, дружок. Языком чесать ты мастак.

Даже периферическим зрением вижу, как краснеет лицо Арта.

– - Я тебя сейчас ебну, убери пушку!
– - скалит зубы Женя.

Он всегда так делает, когда хочет нагнать страху на оппонента, но сейчас его попытки больше похожи на струю зловонного секрета из-под хвоста скунса. Капюшон кобры исчез. Он защищается, а не нападает.

– - А я ебну твоего братика, -- парирует Ева.
– - Так что сам убери.

Ее голос дрожит, и я понимаю, что она напугана не меньше нашего, если не больше. И, тем не менее, она идет до конца. Как бы парадоксально это ни звучало, но у девочки есть яйца.

– - Ты хоть стрелять умеешь?
– - подаю голос я, стараясь не выдавать страха, сковавшего язык.

– - Мой батяня заядлый охотник, я разве не говорила? Берет меня с собой в степь с семи лет. Так что давайте лучше договоримся.

Торопит события. Первый признак неуверенности.

– - А пушку заряжать научил? У тебя в ружье-то патроны есть?

– - Попизди еще чуток, и сам узнаешь.

– - Какими заряжала?
– - захожу с другого бока.
– - Тридцать шестыми?

– - Двенадцатыми. Тридцать шестыми только мух сбивать.

– - Двенадцатые, это такие золотистые?

– - Нет, такие синие. Золотистые -- это двадцать четвертые. Хорошь меня проверять, сказала умею, значит умею! Давайте лучше к делу!

Последняя фраза звенит на высокой ноте, почти истерично. Ружье между моими лопатками ходит ходуном, выдавая дрожь в руках своей владелицы. Надо дожать.

– - Это вы решайте. Нас все равно на одного больше.

– - ПЕРЕСТАНЬ ЦЕЛИТЬСЯ В МОЕГО БРАТА, ТУПАЯ СУКА!
– - вопит Женя, и я чувствую, как Ева вздрагивает.

Уловив это, Арт подхватывает:

– - Если ты выстрелишь, я убью тебя. Мелкая убьет меня. А Женя убьет ее! Ты чо, бля, до трех считать не умеешь?

– - А потом я вернусь домой и ебну твою подружку, -- наконец, раскрывает свой "кобриный" капюшон Женя.
– - Только не быстро...

– - Медленно, -- говорю я со всей уверенностью, на которую сейчас способен.
– - Он будет убивать ее очень медленно.

Пауза. Только треск пожара вдалеке.

Потом...

– - Обещайте, что возьмете нас с собой.

07:15

– - Хорошо, -- отвечаю без раздумий, -- обещаю.

Слишком быстро согласился. Пожалуй, следовало выдержать паузу.

В голосе Евы сомнение:

– - Ты отвечаешь за свои слова?

Как сказал один хороший писатель: слова -- ветер.

– - Отвечаю.

Она не так глупа, чтобы положиться на мою честность или, смешно сказать, совесть. Понятие совести придумали люди, в естественной природе оно не встречается. Теперь же, когда мы вернулись к истокам, принятые обществом искусственные модели нравственного поведения обречены на исчезновение. Что касается порядочности, то она и в былом мире стоила не дороже конского яблока, а сейчас и того дешевле.

Но у Евы нет другого выхода. Все, что ей остается -- уповать на те крохи этического воспитания, что еще остались в нас от наших родителей.