Людовик IX Святой

Первая функция: король — помазанник Божий, поборник справедливости и миротворец

Миропомазанный король, Людовик Святой воплощает в себе и на высочайшем уровне осуществляет ценности и роли, в которых в христианском обществе проявляется первая функция.

Первый священный атрибут — правосудие [1201] .

Уже в преамбуле к его биографии Гийом де Сен-Папо говорит, что король «никого не обижал ни словом, ни действием и царственно хранил справедливость». Выражение вполне адекватно. Его правосудие «царственно» («souveraine») как по причине нравственного совершенства государя, так и благодаря осуществляемому им судопроизводству.

1201

См.: Buisson L. Ludwig IX, der Heilige, und das Recht. Freiburg, 1954. Chap.III. P. 87–130.

Об этом говорил Бонифаций VIII в одной из проповедей в Орвието:

Сколь велико было его правосудие, не просто явствует из примеров — оно осязаемо. Ведь он почти все время сидел на расстеленном на земле коврике и слушал судебные дела, прежде всего бедных и сирот, и велел поступать с ними по всей справедливости [1202] .

И в булле о канонизации он восхваляет в Людовике Святом «справедливого судию, воздающего по заслугам» [1203] . В этой функции возмездия король обретает земной образ Бога, воздающего par excellence, воздающего на века.

1202

Boniface VIII. Р. 149.

1203

Idem, Р. 154.

Но это суждение подкрепляется и современными свидетельствами. После возвращения из крестового похода 1254 году в Пере францисканец-иоахимит Гуго де Динь, который произвел на Людовика столь сильное впечатление, «наставлял в проповеди, что король должен править по воле своего народа; а в конце проповеди он сказал…, что ему не известно ни из книг правоверных, ни из книг нечестивых, чтобы причиной гибели какого-либо царства или владения или того, что они переходили в другие руки, было не что иное, как упадок правосудия. “Поэтому, — сказал он, — по возвращении во Францию король должен так справедливо править своим народом, чтобы не иссякала к нему любовь Божия, так, чтобы Бог не оставил Французское королевство по его смерти”» [1204] .

1204

Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 363.

Король оказывается ревнителем правосудия не только во Франции, в Париже или в Венсенне, но и за морем. Жуанвиль упоминает о нескольких «приговорах и осуждениях», вынесенных в Цезарее в Палестине, «когда король был там» [1205] .

Людовик, подражая Господу и в этом, был способен на милосердие. Как-то раз в день парламента одна женщина, стоя у подножия дворцовой лестницы, бросила в лицо королю такие слова: «Какое несчастье, что ты — король Франции, и какое чудо, что тебя не выдворили из королевства». Королевские сержанты хотели побить и прогнать ее, но Людовик остановил их. И, внимательно выслушав женщину, он ответил: «Конечно, вы правы, я не достоин быть королем. И если бы Господу нашему было угодно, было бы лучше, если бы другой был на моем месте, умей он лучше править королевством». И он повелел одному из камергеров (chambellans) дать ей денег, «40 су за сказанное ею» [1206] .

1205

Ibid. P. 277–283.

1206

Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 118–119.

Гийом де Сен-Патю рассказывает также, что в «отеле» (l'hotel) короля пропадала серебряная посуда и другие предметы. Людовик терпеливо сносил это и даже снабжал воров деньгами, а потом отправлял их за море [1207] . Милосердие и депортация — вот две грани правосудия Людовика Святого, королевского правосудия.

Ибо он мог быть и очень строгим, даже жестоким в своих приговорах. Он безжалостно карал богохульников. В Цезарее он велел поставить к позорному столбу одного богохульника, золотых дел мастера. В Париже «он повелел выжечь нос и губу одному горожанину», виновному в том же преступлении. Но особенно его укоряли за суровость правосудия, проявленную в деле сира Ангеррана де Куси, который без суда повесил троих знатных юношей, заблудившихся в лесу его сеньории, обвинив их в том, что они пришли охотиться на его землях, тогда как у них не было ни оружия, ни собак. Вспомним реакцию и поведение Людовика. Он приказал взять под арест Ангеррана, его рыцарей, сержантов и его совет и не дал разрешения на судебный «поединок» («bataille»), о котором просил сир. Бароны, входившие в состав совета, потребовали его освобождения. Он сухо отказал и встал, приведя баронов «в изумление и замешательство» («ebahis et confus»). Наконец, «по совету советников» («sur le conseil de ses conseillers») он освободил его, но наложил на него строгое взыскание: штраф в 12 000 парижских ливров, которые были отправлены в Акру на защиту Святой земли; он отнял у него лес, в котором тот велел повесить молодых людей; обязал его построить три часовни, дабы молиться за души повешенных, и лишил его права вершить правосудие, имеющее отношение к лесу и живорыбным садкам.

1207

Ibid. P. 151–152.

Суровость Людовика Святого объясняется не только тем, что дядя одного из молодых людей, обратившийся к нему с жалобой по этому делу, был аббатом, и не тем, что король хотел заменить право «поединка» судебным разбирательством. Главным для него было продемонстрировать, что перед правосудием все равны, в том числе и владетельные сеньоры. И поскольку только королевское правосудие способно заставить уважать этот принцип, он укрепил его своим действием перед лицом баронов и знати. В своем совете он сурово «отчитал» графа Бретонского Иоанна I Рыжего, который отказал королю в праве проводить ревизию баронов в делах, касавшихся «их самих, их наследства и их чести». Королевское правосудие Людовика Святого больше уже не было правосудием, судившим согласно рангу. Это было нашумевшее дело, несмотря на то, что королю пришлось наполовину уступить свои позиции [1208] .

1208

Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 135 sq.

Впрочем, было бы неверно и анахронично видеть в действиях Людовика попытку своего рода социального нивелирования. Он, как и все люди Средневековья, обладал чувством иерархии. Но перед грехом все люди равны. Вообще, для него правосудие всегда имело эсхатологическую перспективу. Оно предвосхищало равенство избранных и осужденных перед лицом вечности [1209] . В этом смысле Людовик был предрасположен слушать иоахимита Гуго де Диня и, возможно, испытывал влияние более радикальных взглядов: милленаризм питал в Средние века (и после) самые «революционные» идеи и порывы [1210] . Но, обратив душу к вечности, Людовик Святой всегда обеими ногами стоял на земле.

1209

О столкновении в ХIII веке иерархической тенденции и тенденции эгалитарной см.: Вuс Рh. L’Ambiguite du livre…

1210

Le Goff J. Millenarisme…

Мир

Неотрывно от правосудия существует вторая важная священная королевская функция, исполняемая Людовиком Святым, — мир [1211] .

Мир и правосудие связаны в коронационной присяге, которую принес Людовик IX [1212] . Правосудие должно восстановить мир, а желание мира инспирирует правосудие. В свой черед так сказал Бонифаций VIII: «Правосудие и мир неразделимы, и он так прочно утвердился в правосудии, что его королевство покоилось в мире» [1213] .

1211

См.: Buisson L. Ludwig IX… Kap.V. P. 183–248.

1212

См. Buisson L. Ludwig IX… P. 131.

1213

Boniface VIII. P. 149.

В этом воинственном средневековом мире Людовик опасался войны, ибо она неизбежно была источником несправедливости и греха. В своих «Поучениях» сыну он писал:

Любезный сын, заповедую тебе, чтобы ты старался, насколько это в твоей власти, не вести войны ни с какими христианами; и если тебя обижают, испробуй разные способы, чтобы узнать, не можешь ли ты найти средство восстановить свое право, не объявляя войны, и старайся, чтобы это так было во избежание грехов, совершаемых на войне…. Позаботься о том, чтобы были у тебя добрые советники перед тем, как затеять какую-нибудь войну, чтобы повод был вполне достаточный, чтобы ты как следует предупредил обидчика и выждал столько времени, сколько должно [1214] .

1214

Enseignements… / Ed. D. O’Connell. P. 189.

Он был великим «миротворцем» своего времени. Прежде всего, у себя, в своем королевстве. Далее он дает сыну такой совет:

Любезный сын, заповедую тебе, чтобы, случись войны и сражения на земле или между людьми, ты приложил бы все усилия к их прекращению, ибо именно это угодно Господу Богу нашему.

Но он — миротворец и за пределами королевства, особенно на его рубежах, стремясь создать зону мира на границах Франции. Гийом де Сен-Патю упоминает это в конце главы о любви короля к ближнему своему, говоря о нестабильной и грозящей войной восточной границе:

Услышав о войне между знатными людьми за пределами его королевства, он направлял к ним официальных послов, чтобы помирить их, неся при этом немалые расходы. Так он поступил, когда граф де Бар и монсеньер Генрих, граф Люксембургский, враждовали друг с другом. И так же он поступил с герцогом Лотарингии и упомянутым графом де Баром и со многими другими. И этим показал, что не только намеревался учить добру своего ближнего, но и изменять его к лучшему [1215] .

1215

Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 73–74.