Людовик IX Святой

Проказа греха

Причиной глубокой скорби, постоянно владевшей Людовиком Святым, было чувство греха, того греха, который есть своего рода проказа и которому следует предпочесть физическую смерть. Искупить его можно только добровольным страданием.

Страх смертного греха внушила своему сыну Бланка Кастильская. Она гордо говорила, соединяя в своих словах строгую христианскую мораль с сильной любовью ревнивой матери-собственницы, что скорее предпочла бы увидеть своего сына мертвым, чем согрешившим с чужой женой [1723] . Он не забыл это наставление: «Он вспоминал, что его матушка не раз говаривала ему, что, по ней, лучше бы он умер, чем совершил смертный грех» [1724] .

1723

Geoffroy de Beaulieu. Vita… P. 4–5.

1724

Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 42.

В свой черед Людовик Святой перефразировал этот вопрос Жуанвилю: что бы он выбрал: совершить смертный грех или стать прокаженным? Сенешал, набожный, но нормальный человек и христианин, ответил, что лучше совершить тридцать смертных грехов, чем стать прокаженным. На что король ответил:

Да будет вам известно, что проказа не идет ни в какое сравнение со смертным грехом…. Умирая, человек исцеляется от телесной проказы; но когда умирает человек, совершивший смертный грех, он не знает наверное, искупил ли он его своею жизнью настолько, чтобы заслужить прощение Господа: вот почему ему следует страшиться, что эта проказа пребудет с ним столько времени, сколько Господь пребудет в раю. И я прошу вас предпочитать, чтобы все несчастья вроде проказы и прочих болезней обрушились на ваше тело, чем чтобы смертный грех проник в вашу душу… [1725]

1725

Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 42.

Такое же нравоучение Людовик адресует и своему сыну:

… ты должен всячески избегать смертного греха, не совершать его ни за что на свете и сознавать, что, совершив смертный грех, ты понесешь наказание: тебе отрежут ноги и руки и ты расстанешься с жизнью в жестоких мучениях [1726] .

Людовик — связующее звено в той цепи комплекса нравственной вины, где страждущее тело прокаженного служит образом проказы души.

Образ распятого Христа

1726

O'Connell D. Les Propos de Saint Louis… P. 186.

Такое обостренное восприятие греха породило особое почитание Христа, который своими страстями позволил человеку обрести вечное спасение, несмотря на первородный грех, и почитание Креста, орудия этих страстей и искупления.

Итак, великим образцом для Людовика Святого был Христос, Христос Страстей, Христос Распятый [1727] . В XIII веке король — это распятый Христос в короне. Это новый образ монарха par excellence.

В торжественных случаях Людовик Святой вспоминает распятого Христа. В Клюни в 1246 году он сказал Иннокентию IV: «Разве не написано, что Христос унизился до позорного Распятия?» [1728] Своих подданных в послании из Акры в августе 1250 года он просит: «Мы призываем вас служить тому, кто сослужил вам на кресте, пролив кровь свою ради вашего спасения…» [1729] . Приобретя реликвию, терновый венец, и повелев построить для него ковчег — Святую капеллу, Людовик Святой хотел посвятить капеллу своего королевского дворца божественным скорбям.

1727

О генезисе этого образа и культа см. прекрасное исследование: Sepiere M.-Ch. L’Image d’un Dieu souffrant: Aux origines du crucifix. P., 1994.

Началу поклонения в XI–XIII веках Христу Страстей, распятому Христу, посвящена большая литература.

Я обращаюсь к работе: Francastel G. Le Droit au trone: Un probleme de preeminance dans l’art chretien du IVe au XIIe siecle. P., 1973.

Что касается Людовика Святого, то о многом говорят слова, приведенные Гийомом де Сен-Патю.

1728

Mathew Paris. Chronica majora… T. VI. P. 202;

O’Connell D. Les Propos de Saint Louis… P. 91.

1729

Ibid. P. 171.

Как ни парадоксально, но Жуанвиль вкладывает иронические слова о Людовике Святом в уста неверного. Именно в то время, когда король был пленником в Египте, один старый мусульманин обратился к пленным христианам: «Вам негоже сетовать, что вы попали в плен из-за него, потерпели поражение из-за него, были ранены (navres) из-за него, — ведь и он претерпел за вас…» [1730] .

Мученичество: агония и смерть

Людовик, как это явствует из его отношения к гибели брата Роберта I Артуа, всегда считал гибель в крестовом походе одной из форм мученичества. В 1241 году он заявил матери, говоря о татарах, нахлынувших на христианский мир: «Или мы отразим их натиск, или, случись нам потерпеть поражение, то отойдем к Богу как истые христиане или мученики» [1731] .

1730

Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 430.

1731

Mathew Paris. Chronica majora… T. V. P. 147;

O’Connell D. Les Propos de Saint Louis… P. 147; этот же хронист приводит иную версию слов Людовика Святого: «Или мы заставим этих тартар вернуться… в их места тартарейские…, или же они всех нас вознесут на небо».

И когда во время пребывания в Святой земле между 1250 и 1254 годами он отправился подбирать трупы христиан, убитых сарацинами у Сидона, чтобы похоронить их, то обратился к своим товарищам:

Предадим земле мучеников сих…. Они выстрадали смерть, а мы должны выстрадать это (трупный смрад, погребение тел). Не брезгайте телами сими, ибо это — мученики, и ныне они в раю [1732] .

В начале биографии Людовика, написанной вскоре после его кончины, Жоффруа де Болье изображает короля как добровольную жертву.

1732

Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 101.

Он помимо телесной епитимьи, которую, несмотря на нездоровье и слабость тела, ежедневно приносил Богу, наконец во втором заморском походе с благоговением принес себя как совершенную жертву (quasi holocaustum integrum) Господу… и там (в Тунисе) заслужил стать жертвой Христа, и там счастливо почил во Господе, как мученик и неустанный ратник Божий [1733] .

Рассказ о его болезни, агонии и смерти близ Туниса уже у самых ранних его биографов стал обязательной темой, неминуемым свидетельством отваги, в котором смешалось множество общих мест о смерти доброго христианина, о благой смерти. Жоффруа де Болье неустанно говорит об этой благодати, ниспосланной Богом как счастливое завершение испытаний короля (qui labores ipsius voluit feliciter consummare). Состояние Людовика все ухудшалось, он благочестиво совершил последние таинства «в здравом уме и в полном сознании» (sana mente et integro intellectu). Чувствуя приближение смерти, он думал только о Боге и о возвеличении христианской веры. Он мечтал послать доминиканского проповедника к правителю Туниса. Силы его покидали, а голос слабел, но он не переставал молить о помощи святых, которых особенно почитал: святого Дионисия, «особого покровителя его королевства», святого Иакова и многих других.

1733

Geoffroy de Beaulieu. Vita… P. 3–4.

Когда настал его смертный час, он повелел положить ему руки крестом на подушке, усыпанной пеплом, и вверил душу Творцу. Это случилось в тот самый час, когда сын Божий испустил дух свой, приняв смерть на кресте во спасение человечества [1734] .

В булле о канонизации Бонифация VIII содержатся и другие упоминания об этой благой смерти («он счастливо отошел к Богу», faciliter migravit ad Christum), но все христологические детали (руки, раскинутые крестом; смерть в три часа пополудни) опущены [1735] .

1734

Geoffroy de Beaulieu. Vita… P. 23.

1735

Boniface VIII. P. 159.

Напротив, Жуанвиль, которого не было в Тунисе (и потому он испытывал угрызения совести), следует традиции описания смерти Людовика Святого «в тот самый час, когда сын Божий принял смерть на кресте во спасение человечества» [1736] .

Более того, он был не согласен с тем, что при канонизации короля не причислили к святым мученикам. С Людовиком Святым поступили несправедливо, даже признав его святость.

И мне кажется несправедливым, что его не причислили к сонму мучеников за все те скорби, которые он испытал в крестовом походе, и еще за то, что он последовал Господу нашему в высоком деянии Креста. Ибо, если Бог принял смерть на кресте, то и он тоже, ибо умер в Тунисе, будучи крестоносцем [1737] .

1736

Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 406.

1737

Ibid. P. 4.

Значение, придаваемое страданию и самые формы страдания в личности и жизни Людовика Святого подводят итог развитию католического христианского вероучения XIII века: возрастающая роль тела и физического страдания, кодификация в лоне системы «дел милосердия», любви, обращенной к «страждущим телам и душам», скорбь по поводу греха, вездесущность слез за традиционной сдержанностью, поклонение страждущему Христу и Кресту Страстей, акцент на агонии умирающего — все это скорбное прославление страдания вело к уже готовому явиться образу Человека скорби, к Ессе homo [1738] , одним из провозвестников которого был Людовик Святой.

1738

Се человек (лат.). — Примеч. пер.

Но прежде всего он предстает еще в истории страдания, обретающего значимость. Как святой, он был святым испытанного и желанного страдания, в любви к бедным и больным, в любви, подражающей распятому Христу, святой покаяния и самопожертвования, мирской повтор Франциска Ассизского. Если наградой последнему в его призвании страстотерпца были стигматы, то Людовик Святой завершил свой путь скорби в трагический и славный час смерти Иисуса.

Следствием почитания распятого Христа и Креста было то, что Людовик Святой сам прошел жертвенный путь: принеся покаяние в том, что превыше всех покаяний, — в крестовом походе; претерпев муки болезни, поражения, плена, во втором походе он стал мучеником. Король, приносящий себя в жертву, — один из аспектов священной королевской власти в разных обществах [1739] — король-жертва, он после длительной агонии обрел благость смерти по образу и подобию Иисуса.

1739

Heusch L. de. The Sacrificial Body of the King // Fragments for a History of the Human Body / Ed. M. Feher. N. Y., 1989. Vol. III. P. 387–394.