Люсипаф
Шрифт:
Фефела вышел на кухню. За окном смеркалось. Звездочки вспыхивали в успокаивающемся небе и совершенно отчетливо складывались в собачью голову.
– Вот она тебе и нацепила третью шестерку, Август!
Чайник тем временем наполнился, и вода полилась через край.
* * *
– Тетя, тетя, как же ты так, раз два и в дамках, - сокрушался Пафнутий, невольно вспоминая тетино выражение, когда они часто бывало стучали в шашечки. Потом разойдутся в Чапая и давай щелчками сшибать друг дружку. Тетя всегда выигрывала. И вот, тут, бац-бара-бац!
"Эх, жизнь!
– сокрушился вконец Пафнутий.
– Ехал грека через реку... Как я без тетки Пальмиры? Надо хоть погребение на
Люси, как всегда, крутилась на своем пианическом стульчаке и плевалась в разные стороны подсолнуховой шелухой.
– Тетя!
– входя, произнес Пафнутий.
– Шо?
– выскочила, как пружина, из стула Люси.
– Коня кинула, - растерянно проговорил целитель.
– Как?
– опешила даже Люси.
– Как, как? Каком!
– взорвался Пафнутий. Но Люси не отступала. Она выхватила у Пафнутия из рук телеграмму и прочла: "Тетя Пальмира приказала всем долго жить. Шурюпинцы"!
"Шурюпинцы!" - усмехнулась про себя Люси.
– Ты шо, Влад, - начала она свой дипломатический вояж.
– Ты шо же ее?..
– Что я ее?
– нервничал Пафнутий.
– Ты шо ее в жертву?
– робко пока, но уже наступала Люси.
– Что в жертву?
– крякнул вдруг Пафнутий и опустился на табурет, как будто б наполовину расколотый.
"Ну, чурбан!" - мелькнуло у Люси.
– Ты что ее в жертву принес?!
– ударила она в упор.
– Кому в жертву?
– сдавал Пафнутий.
– Знаешь ты, кому! развернулась на своем пианическом стульчаке Люси.
– Богу что ли?
– решился выговорить Пафнутий.
– Да нету Боха, Влад, нету никакого Боха. Тебе сколько лет, идиот?
– Подожди, Люси, - начал было он. Но Люси перехватила инициативу, целясь и попадая в яблочко.
– Астралу в жертву, Влад. Астралу тетю ты и заклал!
– Откуда ты знаешь это?
– раскалывался все больше чурбан Пафнутия.
– Ха, ты шо ж думаешь, я слепая? Нет, брат ты мой, я - зрячая! и Люси подняла руки, крутанулась на резьбе стула, и, оказавшись лицом к окну, тихо и сильно произнесла:
– Прими и освяти нашу первую жертву, тетю Пальмиру!..
– Не убивал я тетю!
– закричал Пафнутий.
– В руках своих, о Астрал, согрей невинную и чистую душу тети Пальмиры, - не обращая внимания на мужа, стрекотала Люси.
– Повторяй за мной, Влад!
Люси взмахнула двумя руками: - Я клянусь, о Астрал, жертвовать тебе всехда самым невинным и чистым, шо отыщу в этой изхаженной вселенной!..
И Пафнутий, увидавший замаячившего на облаках Астрала с тетей Пальмирой на руках, повторил с ужасом слово в слово клятву Люси.
Астрал дослушал их и поплыл с облаками на запад доедать душу тети Пальмиры.
– А теперь!
– Люси крутанулась на стульчаке и, вонзившись с разворота в рояль, стукнула по клавишам:
– Вот оно, время Реквиема. Первой Астральной жертве посвящаю!
И она погрузилась в сочинение. Пафнутий, одуревший, с раскалывающейся головой, подошел к Люси, положил ей руки на плечи и торжественно проговорил:
– Возьми мои стихи.
– А, вот это верно, - сообразила мгновенно Люси. Это верно!
– А я должен ехать на погребение!
– докончил он в пустоту, и, выйдя, захлопнул Люси, погруженную в дикую какофонию будущего шедевра.
* * *
Подруга сидела в чебуречной и уписывала сочные хрустящие треугольнички. Между столов ходила толстая баба в засаленном на брюхе белом халате и смахивала на пол вонючей тряпкой остатки пищи.
– Молодой человек, поторопитесь, мы закрываемся, -
категорически и совершенно без интонации проговорила она в воздух."Ой, быдло!" - думала, съеживаясь Подруга.
– Ну, быдло! Когда уже вас всех приподнимет над землей, да прихлопнет!"
Дверь с ужасным грохотом стали ломать.
– Ты чего, с катушек съехал! Заорала баба такому же толстомордому, который барабанил в дверь.
– Не видишь, закрыто?!
Толстомордый, колотя с неистовством по стеклу, орал:
– Пустите хлеба купить!
– Ничего уже нет. Съели все!
– безапелляционно врала баба.
– Иди, иди отсюда, алкаш несчастный! Видите, молодой человек, как вы народ смущаете. У них хлеба нет, а вы свежие горячие чебуреки тут у всех на виду...
Подруга молча допила компот, вытащила носовую простынь, утерлась, и, грациозно заспешив к дверям, отчетливо произнесла:
– Ну и быдло же, прости, Господи. Вот быдло! Она сплюнула застрявшее в зубах мясо, открыла щеколду и выскочила за дверь, опасаясь летящей в спину тряпки. Сразу за дверью ее схватили грязные мужицкие лапы и так сильно швырнули в сторону, что она еле устояла на ногах.
– Ты шо такой холубой, Юра?
– испуганно закричала выросшая из-под земли Люси.
– Ничего я не холубой!
– нервно ответила Подруга, пытаясь пройти мимо и поскорее расстаться с Люси.
– Да как же не холубой?!
– пристала не на шутку Люси.
– Вот тебе зеркало, посмотрись.
Подруга взяла молча зеркало, взглянула внимательно на Люси, а потом в зеркало и увидела там, что она действительно с голубинкой. То ли неоновый свет, то ли это реакция на происшедшее, но из зеркальца на Подругу смотрело голубое лицо. Нет, не бледное, не желтое, не с синяками, а именно голубое.
"А почему я, собственно, не голубой, не голубая то есть. Я как раз и очень даже!" - начала успокаиваться уже Подруга, как Люси сделала новый шаг.
– А ты не думаешь, шо это то самое?
– заговорщически зашептала она.
– То есть?
– Подруге хотелось и отвязаться поскорее и в то же время было любопытно: "О чем это она?"
– Да то, шо Влад тебе нашел!
– победно объявила Люси.
– Ах, это! Да я о том и думать забыла, - бесшабашно махнула рукой Подруга.
– А вот и зря!
– Люси поймала Подругу за рукав куртки.
– Слушай, Юра, это всехда так, кохда к критической точке подходит. У Влада тетя так похолубела перед этим, - сделала тяжелую паузу Люси.
– Перед чем?
– Подруга начала потихоньку трусить.
– Перед тем, как ее того!
– запугивала Люси.
– Что тово?
– Перед смертью, Юра. Перед смертью. Так похолубела, так похолубела! Ты не шути. Не хочешь у Влада снимать - не надо. Никто не заставляет. Снимай у меня!
– А ты что, тоже снимаешь?!
– ошарашенно покачнулась Подруга.
– А почему же нет?!
– как будто задетая за живое, закричала Люси. Только я тайно работаю. Ну то есть, если ты хочешь снять, то снимаю я явно, а остальное, детали...
"Так-так, - рассуждала Подруга.
– Уже и порчу снимает. Скоро по-латыни заговорит, а там и столичный житель. О-хо-хо! А может и правда снимает? Попробовать что ли? Хуже-то не будет, уж во всяком случае! Чего я такая вдруг голубая сделалась?!"
А Люси распылялась: - Понимаешь, конечно, Влад - самородок. Но между прочим у него удар барабанчиковый, а это не всем подходит. Там в процессе по позвонкам приходится идти, и надо бы плавно, а он колотит. Не всем нравится. А некоторым и просто нельзя! - Что нельзя?
– недоговоров Подруга не переносила на дух, и всегда втыкала свой носик до конца, как можно глубже, чтоб уж все, как на ладошке.