М7
Шрифт:
На тот момент у Кати с жизнью были взаимно безответные отношения. Полоска черная, полоска белая, пунктир, сплошная.
К вечеру Кати въехала в Нижний и спустя несколько минут, поражаясь отсутствию пробок, пересекла Оку и очутилась в районе «Автозавод». Всего за пять часов слезного бегства она добралась до бабушки, позвонила в старую, потертую, обитую черной кожей, деревянную дверь. Своим появлением Кати чуть не довела бабушку до инфаркта - та в последнюю очередь ожидала увидеть в дверной глазок внучку, сонную, уставшую, с красными заплаканными глазами. В квартире удушливо пахло старостью и хозяйственным мылом.
Чай, сушки с маком, вафельный торт - бабушка выгребла на стол все содержимое серванта. Она последние годы жила очень скромно, не бедно, но около того, уехала из Москвы, потому что чувствовала себя лишней: ей казалось,
Маршрут: направо, в брак
Мы ходили налево. Мы совершали ошибки, и иногда наши ошибки были самыми верными решениями.
В свое первое утро в Нижнем Кати проснулась ровно в девять с ощущением, будто это была ее самая первая минута жизни - первый вздох, первый свет, пробивающийся сквозь плотно затянутые и как будто завязанные узлом тюлевые шторы. Первая чашка растворимого кофе - его капли обжигали, как будто она никогда раньше не касалась губами кипятка. Первые птицы горланили так звонко, что Кати чудилось, что всю предыдущую жизнь она провела в берушах, а выглянув на улицу сквозь старое, скрипящее, трудно открывающееся окно, удостоверилась - она не только научилась заново слышать мир, но и прозрела.
Все в первый раз. И до этого дня ничего не существовало. Какие-то прошлые жизни, Кати их забыла при новом рождении - она реинкарнировала. Новая Кати перестала завязывать волосы в хвост, выписывать цитаты из книг в серый блокнот и волевым решением завязала с чтением трагической поэзии Симонова.
Позавтракав с бабушкой - оладушки с яблоками и вишневым вареньем, растворимый кофе с молоком, сахар кубиками, мысли домиком - Кати отправилась в кино. Одна. На самый утренний сеанс. В незнакомый кинотеатр - заметив его по дороге на мойку и решив, что там переждет, пока автомобиль вычистят от напоминаний о В., вроде волос, упавших с его головы и сигаретных окурков, пепел с которых падал и разлетался по всему салону.
– Григорьева, ты?
Кати обернулась к мужчине, садящемуся в черный блестящий автомобиль возле входа на мойку - и зачем его мыть? Кати редко разделяла мужской педантизм.
– Вообще-то я уже пару лет как просто Григ, но когда-то была Григорьева. Коль, ты? Обалдеть! Глазам не верю! Ты как?
Коля, теперь, правда, уже Николай, а для близких Николя, учился в одной школе с Кати на два класса старше, в той самой английской спецшколе в 5-м Котельническом переулке на Таганке. Учился он класса до десятого, потом родители забрали его в частную школу «Сотрудничество» двумя километрами ближе к промзоне за внешней стороной Садового кольца. Почти десять лет назад их захлестнул подростковый роман. Кати была его первой любовью - он ее первым парнем. Вещи, как оказалось, разные.
– Ты что тут делаешь?
– полюбопытствовала Кати.
– Да я по работе приехал, у меня тут отец думает купить завод по производству полиэтиленовых пакетов - даже не спрашивай... Та еще муть... А ты что забыла в этих краях?
– А я к бабушке сбежала. Устала от Москвы.
Николай несколько минут молча изучал Кати - ту, что когда-то бродила в кедах по жизни, не пыжилась и не выдавливала из себя искусственную женственность. И только сейчас Николай начинал понимать, что женщина
живет во взгляде, а не во внешних атрибутах. Кати была из тех, кто пах телом, а не синтетикой даже на большом расстоянии, избегала тяжелых духов, загара и лжи.– Поехали позавтракаем где-нибудь!
– Николя мигом вспомнил их прогулки по Котельнической набережной, бордовые закаты, редкие зеленовато-лимонные рассветы, когда Кати сбегала из дома, убедившись, что мама и бабушка крепко спят. А если было совсем туманно и холодно, они покупали бутылку «Арбатского» и два пластиковых стаканчика, проникали в один из подъездов высотного дома - в те годы коды от домофона можно было вычислить по стертым кнопкам - забирались на верхний этаж, садились на широкие подоконники, смотрели на вечно праздный и хаотично движущийся город и слушали в кассетном плеере Guns N`Roses «Knocking On Heaven`s Door», разделяя наушники поровну. Тогда казалось, что рай был как никогда близок - нужно было просто выбрать одну из дверей и постучать.
Однако они прошли мимо во взрослую жизнь.
– Поехали. Можно взять еду с собой и сесть на Стрелке, где Волга сливается с Окой - оттуда вид открывается на город. Ты же знаешь, я урбанистка, - предложила Кати.
– Забавное слово.
– Ага.
«Нельзя же так быстро из одной любви в другую, но, говорят, клин клином вышибают. И В. надо вышибать», - думала Кати. И вышибала. Встречами с Николаем, разговорами, спустя пару недель цветами, ужинами - глупостью, бутафорией, всем тем, что она раньше считала лживым зазыванием в постель, - и теперь это отвлекало ее от мыслей, делало необходимой и желанной. Не важно ради чего - секса, любви, отношений, дружбы, - какая разница, если потом в одночасье все это сплетется воедино или просто исчезнет. Зачем искать название тому, что происходит, - оно уже происходит. «Живи. Не соотноси это с привычными нормами, не классифицируй», - уговаривала себя Кати.
Здесь, в Нижнем, Кати поняла, что все города устроены по единому принципу: где-то в камни, ограды и заводы заколочены огромные бюджеты, где-то архитектурных изысков больше обычного - в любом городе есть проспект Ленина и памятник ему на центральной площади. Везде есть мэры, нелегальных дел мастера, кормящие эти города, везде есть бедные, уставшие и славные, пьяные, весельчаки и трезвенники - везде есть люди.
Кати с легкостью могла бы найти счастье в маленьком городке, если бы кто-то, искренне заботящийся о ней, предложил ей спокойную жизнь вдали от трасс и столицы - она бы, не думая, согласилась жить даже на отшибе или в крохотном доме довоенной постройки, без лифта - какая разница где. В Москве лишь чаще стирать шторы и смахивать слезы. А люди, любовь - все такое одинаковое...
Николай был молодым. Не принцем, но молодым. Молодость, отсутствие багажа трагедий, возможность все начать с чистого листа завораживали Кати. Сложно поверить, но у них за три недели в Нижнем, проведенные бок о бок, не случилось ни поцелуев, ни секса - просто разговоры, встречи, имена, воспоминания, надежды. Кати даже привела его на ужин к бабушке, и та еще долго говорила много лестных слов о воспитании и манерах Николая и уговаривала Кати не разбрасываться ухажерами и поскорее выходить замуж. В свои годы прекрасно понимающая, что у ее внучки будет далеко не один брак. С таким характером, как у Кати, с первого раза точно не сложится, но надо начинать и надо пробовать. Однако в ее бабушке тлела надежда, что чем раньше Кати выйдет замуж, чем меньше успеет попробовать и изведать, чем меньше сравнений допустит, тем больше вероятность, что случится «раз и навсегда», пусть даже не с первой попытки.
«Раз и навсегда» чаще получается, когда не допускаешь сравнений и сослагательного наклонения, не знаешь, как могло бы быть иначе. С другим. Или как кошка, гулять по крышам сама по себе.
Женщинам нельзя привыкать к одиночеству. Одиночество - это диагноз. И лечит его лишь чудо или любовь. Ведь любовь и есть чудо, и если вам довелось любить - это навсегда, настоящая любовь не проходит со временем, не остывает и не угасает - она проникает в каждую клетку тела, минуту жизни и существует внутри нас. Все остальное - любовь придуманная, безопасная, с аварийными выходами, посадками и штампами в паспорте. Женщины предпочитают выходить замуж за тех, кого любят здоровой и отстраненной любовью, без слияния и поглощения, а тех, кого любили страстно и самозабвенно, пытаются забыть в никчемной безопасной любви.