Мак

Зная, что не смогу заснуть после такого зловещего сновидения, я отправился на кухню, налил в чайник воду из-под крана и поставил на плиту.

Чай - самый восхитительный напиток, который только могло изобрести человечество. В него можно добавить что угодно, и он всё равно будет великолепным - это же чай! Но современный человек предпочитает этой полезной для здоровья прелести... кофе. С утра кофе, на работе кофе, в обеденный перерыв кофе. На каждом углу кофейни, в пабликах "Вк" ванильные посты о кофе, кофе для похудения, зелёный кофе. Пей кофе; кофе - напиток постиндустриального общества! Пей кофе; кофе - это модно! Ходи в ёбаный "Старбакс" и вливай в себя латте, трать зарплату на капучино, захлебнись вонючим эспрессо. Ужрись кофеином так, чтобы ты срал кофейными зёрнами. Подсади на кофе свою жену, чтобы у неё для твоих детей вырабатывалось не молоко, а сразу какао. Удивляйся своей бессонице, гипертонии и сердечным приступам. Пей литрами это мейнстримное говно и корчись от горечи, но не подавай виду, ведь кофе - это модно!

Почему-то мне не повезло встретить людей, которые действительно любят кофе и не выпендриваются тем, что каждый божий день ходят в дорогую кофейню. Я бы и не пикнул, если бы меня не обрабатывали фразами типа: "Кофе бодрит лучше чая" или "Как ты можешь быть бодрым без кофе?", а также "Британские учёные доказали, что кофе полезнее чая!". А знаете, кто так говорит? Ублюдки, конечно же. Они не уважают чужих вкусов. Они не могут смириться с тем, что ты не следуешь моде и не делаешь мейнстримные вещи, потому как это символизирует их поражение.

Пока у меня тихо бомбило, мама проснулась и вошла на кухню, простирая объятия, в которые собиралась меня заключить. В потёртом домашнем халате, улыбающаяся, добрая и мягкая.

– Доброе утро, Максик!
– обхватила она меня двумя руками, упираясь носом мне в грудь. Мама была маленькой, толстенькой и очень милой. Эту женщину я любил больше всех на свете и вряд ли полюбил бы так собственную жену. Если у меня когда-нибудь появится жена.

– Ты ночью пришёл?
– спрашивает мама, ослабляя удущающие объятия.

– Да, ма. Я тебе чай сделаю, иди телек пока посмотри.

Она заранее рассыпается в благодарностях, как будто для неё совершили какой-то подвиг, и медленно уходит.

Стационарный телефон стоит у нас на кухонной тумбочке. Пока грелся чайник, я решил позвонить своему бывшему однокласснику, с которым мы до сих пор довольно неплохо общаемся. С подросткового возраста он был "жаворонком" и вставал тогда, когда я обычно ложился, поэтому звонок в шесть утра по отношению к нему не являлся свинским поступком. Не знаю, почему мне вдруг приспичило поболтать с ним. Просто если я надолго забываю про Вадима, он тут же начинает упрекать меня в "неуважении к старому приятелю".

– Фигасе, - отозвался вызываемый абонент.

Я угукнул и спросил, как у него дела. Основная деятельность Вадима - журналистика, но на досуге он подрабатывает писаниной коротких любовных романов для женщин под псевдонимом Лара Миткевич. Славы на таком поприще он не сыскал. Если честно, я поражаюсь его смелости и готовности к риску. Выучиться на журналиста - это настолько же опасно для твоего финансового положения, как не учиться вообще ни на кого. Например, у меня нет вышки, а у него есть, однако зарабатываем мы примерно одинаково.

– Ты вроде книгу писал?
– вспомнил я.
– В смысле нормальную.

– Э-э-э, друг, не спрашивай. Написал уже. И не одну.

– Чё не спрашивай? Чего не издашь, раз написал?

– А на кой чёрт мне это надо? Душу излил на бумагу и хватит.

– Зря, зря, - покачал я головой.
– А вдруг знаменитым станешь?

В трубке откровенно заржали.

– Мак, я не стану знаменитым писателем, потому что не пишу про геев, фэнтези и еблю. Хотя, по отдельности уже не катит. Вот те, кто пишет про всё это вместе, снимают сливки.

Я оставил его реплику без комментариев и, чтобы отвлечь Вадима от болезненной темы, спросил:

– Слушай, чувак, тут проблемка такая. В общем, что делать, если суд продался и оправдал преступника?

– То есть что делать, если тебя не устраивает решение суда?

– Да.

– Боже. Мак, это элементарно. Обжаловать в вышестоящем суде.

– О. Круто. Спасибо. И всё?

– Всё. Во что вляпался?

– Не я. Подруга. Уже хрен знает сколько мучается.

– Подруга - дура. Давно надо было обращаться.

– Сам ты дура!
– заступился я за Олю.
– Ей двадцать. Она молодая и наивная. Вспомни себя в этом возрасте.

– Эм. Я всего на три года старше. Как, собственно, и ты.

Мы оба замолчали, и, честно говоря, я понятия не имел, о чём ещё можно поговорить с бывшим одноклассником. Вадим, наверное, почувствовал моё замешательство.

– Ладно, Мак. Меня безумно тронуло, что ты не забываешь своего товарища, но в следующий раз лучше составь список тем для разговора. Удачи с судом.

– Пасиб.

Он первым бросил трубку, и я ещё раз убедился в том, что Вадим хороший мужик. Не каждый может похвастаться таким бывшим одноклассником.

Вода в чайнике закипела, и он неистово заверещал.

Не знаю, как заваривать чифир, но обычно чай я пью очень крепкий. Рецепт заключается в том, что сначала надо дать ему настояться, а потом забыть часа на два. После этого обнаружить чай остывшим, подогреть в микроволновке и выпить залпом - цедить такую горечь мелкими глотками невозможно.

Разлив по двум чашкам получившееся золотисто-коричневое варево, я отнёс его в гостиную, где мама смотрела "Свинку Пепу".

– Спасибо, Максик, - сказала она, когда я поставил чашки на миниатюрный столик.
– Что-то случилось?

– Да так. Олиного брата изнасиловали. И подкупили судью.

Видимо, это было сказано слишком прямо и грубо, потому что мама охнула и схватилась за сердце.

– Это у той-то девочки, у которой волосы по лицу?
– уточнила она, не скрывая изумления.

– Да, ма. Мы хотели отомстить.

Я отпил большой глоток из своей чашки и уставился в экран телевизора, где Пепа пыталась поговорить с подружкой по переписке из Франции. Обеим нехило мешал языковой барьер.

– Нельзя отвечать насилием на насилие, Максик.

Нужно было немедленно согласиться с этим изречением, иначе начались бы разглагольствования про добро и зло. После моего утвердительного кивка мама успокоилась и сосредоточилась на свинке и её упоротых членах семьи, которые имели привычку часто падать на пол от смеха.