Мальчик, Который Выжил
Шрифт:
Я тут же настораживаюсь. Его тон слишком довольный. Он что-то задумал.
— Ну дя.
— Тогда давай сыграем в шахматы. У меня есть полчасика.
Мама мгновенно выходит на передовую.
— Какие шахматы?! Моему сыну нет и двух лет!
Рогов беспечно отмахивается, словно разговор вообще не стоит её тревог.
— Ну-ну, Ирина Дмитриевна, что же вы всё к возрасту привязываетесь? Раз Вячеслав Светозарович уж в садик ходит, значит, и в шахматы пора играть.
— Но он не знает правила….
— А мы сейчас научим! — ухмыляется Рогов.
Мастер подходит к столу, привычным движением
— Так, смотри, княжич. Это ладья — ездит прямо, туда-сюда. Это конь — прыгает так, буквой «Г». Это ферзь — самый важный, ходит, как ему вздумается. А это пешки — шаг-шаг, но бьют вот так, боком. Понял? Всё, погнали!
Я хмурюсь, таращусь на доску и пытаюсь переварить шквал информации, но мама неодобрительно качает головой.
— Тимофей Тимофеевич, вы слишком быстро объясняли. Вячеслав вряд ли запомнил.
Усевшись напротив меня, Рогов небрежно опирается локтем на подлокотник кресла и задумчиво смотрит на княгиню.
— Думаете, княжичу не хватило мотивации запомнить? Тогда вот тебе мотивация: если он проиграет, я заберу Ксюню на недельку-другую в отчий дом! А может и на месяцок! Уж очень сильно я соскучился по дочке!
Мы с мамой переглядываемся. Ксения мгновенно бледнеет, её пальцы вцепляются в рукав моей рубашки.
Ну и задачка…
Отказаться играть? Гениально, конечно. Только вот я уже неплохо знаю Мастера — он обязательно придумает что-то ещё, и не факт, что полегче. А в отместку за отказ вполне может выдумать что-то похлеще, чем стометровку с шахматами.
Нет, уж. Сейчас условия самые легкие, как бы это парадоксально ни звучало. Только обозначим свою ставку.
Я наклоняю голову и улыбаюсь:
— А если вы не вииглаете, то мы вас месяц не увидим дома.
Рогов задерживает на мне взгляд — долгий, испытующий. Потом вдруг смеётся, хрипловато и раскатисто, как человек, который по-настоящему наслаждается моментом.
— Идёт! Не больше минуты на ход, княжич! Ты чёрными, я белыми. Белые всегда ходят первыми… Значит, я начинаю.
Он делает первый ход, и в его улыбке промелькивает что-то хищное — словно у кота, прижавшего лапой беспомощного воробья. Он, конечно, не сомневается в своём выигрыше.
Только вот я не воробей, а Разрушитель. Значит, разрушим планы Рогова.
Шахматы. Великая игра умов.
И мой ум сейчас лихорадочно пытается вспомнить хоть что-то полезное. В прошлой жизни я был отличным шахматистом, частенько играл с ближними хирдманами, да и как генерал разрабатывал стратегии, которые работали в реальных боях. Но теперь в моей памяти зияют пробоины размером с вулканический кратер. Всплывают обрывки — дебюты, контрответы, комбинации… но целостной картины нет. Всё, что раньше складывалось в стройную систему, теперь похоже на рассыпанный пазл.
Отлично. Просто идеально.
И главное, выиграть у Рогова сейчас невозможно. Ну вот никак. Вот если бы у меня была вся моя память, то я бы разнес любого. Хоть саму Хель!
Но он что-то сказал про полчаса.
Через полчаса он уйдёт?
Бинго. Играем!
Я делаю первый
ход, потом после Мастера наступает второй, но не спешу разворачивать наступающие комбинации. Ладья неспешно двигается с одного крыла на другое. Хожу ею туда-сюда, не давая партии развиваться.Рогов хмыкает и делает ход.
Я отвечаю манёвром коня, который вёл себя абсолютно аналогично — шёл в одну сторону, потом возвращался обратно, затем перемещался в другую…
Рогов продолжает играть, но я упорно торможу партию. Манёвры ферзя — исключительно в защите, мелкие ходы, повторения с небольшими изменениями, чтобы не попасть под правило трёхкратного повторения позиции.
Главное — не продвигать игру вперёд, но и не дать Мастеру задавить меня сразу.
Проходит пятнадцать минут.
Рогов прищуривается, но молчит.
Проходит полчаса.
Он смотрит на наручные часы.
Ещё немного… ещё чуть-чуть…
Я двигаю коня лениво, и опять этот ход ничего не значит, просто затягивает игру.
Рогов вздыхает, кладёт фигуру, снова смотрит на часы и, наконец, медленно встаёт.
— Что ж, мне пора.
Без лишних слов он начинает собирать шахматную доску.
Я ловлю выражение его лица — удивление? Да. Раздражение? Нет. Он не выглядит расстроенным. Скорее, заинтригованным. Будь у него больше времени, он бы меня разнёс, но я сумел воспользоваться его ограничением и вывернуть ситуацию в свою пользу. Рогов не проиграл, но и не выиграл. А именно на это я и поставил.
Мама довольно улыбается:
— Значит, месяц мы вас не увидим, Тимофей Тимофеевич?
Рогов кивает, направляясь к выходу:
— Верно, Ирина Дмитриевна, через месяц приду. Пока, дочка!
Ксения с радостью делает прощальный реверанс.
Мы с мамой и Ксюней провожаем Мастера до самой двери, терпеливо дожидаясь, пока он окончательно скроется за порогом…
И тут, едва дверь захлопывается, мама даёт волю чувствам. Её лицо буквально озаряется восторгом, глаза сверкают.
— Славка! — она хватает меня за плечи, заглядывая в лицо. — Какой ты молодец! Как ты вообще столько продержался?! Победил самого Рогова!
Я довольно усмехаюсь. В груди разливается приятное, тёплое ощущение победы. Азарт медленно расползается по телу, наполняя каждую клеточку.
Просто я не играл в шахматы. Я тянул время.
— Не знама, мама, — строю дурачка.
Ксюня тут же обнимает меня, радостно визжа:
— Сава, мой гелой!
Я пытаюсь выбраться из цепких объятий, но куда там — Ксю цепляется, как липучка.
— Я плосто иглал… — честно говорю я, состроив максимально недоумённое лицо.
Мама смеётся, качает головой:
— Ну да, иначе ты бы у него выторговал целый год. Но месяц тоже неплохо.
Ну да, как будто я случайно к этому пришёл. Я осознанно выбрал именно месяц, потому что всё-таки Рогов — неплохой учитель. Резкий, как понос, безусловно. Но, по правде говоря, так и должно быть.
Его резкость — не поганство, а метод воспитания. Она помогает быстрее учиться, становиться дисциплинированнее, крепче нервами. Будь я постарше, не исключено, что Рогов бы меня и колотил, но сейчас он использует психологическое давление. И, честно говоря, когда у меня были свои ученики, я делал то же самое.