Мальчик, Который Выжил

Зато Ден в восторге. Носится по песчаным руинам, радостно топоча металлическими лапками, ведёт себя так, словно лучшего момента в своей жизни у него ещё не было. Я смотрю на него и задумываюсь: может, стоит начать подкармливать его эхожуками Порядка? А то ведь так и не вырастет в нечто внушительное! В прошлой жизни у меня был Деннахал — здоровенный скорпион, настолько огромный, что я на нём частенько ездил верхом. Вот это была машина разрушений! А Ден пока просто булыжник на ножках. Со зверьми Порядка тут, видимо, сложно. Разводить их не умеют. Надо будет попросить у мамы.

Пока я предаюсь важным стратегическим размышлениям, Ксюня подносит мне свою новую песчаную поделку и радостно заявляет:

— Слава, толтик!

Я, конечно, человек вежливый (и опытный в детском общении), поэтому делаю вид, что ем. Говорю «ням-ням», чем вызываю у Ксюни экстаз. Она в порыве эмоций обнимает меня. Опять.

С трудом удерживаюсь, чтобы на рефлексе не провести подножку и не перекинуть Ксюню через бедро. Она уже в который раз кидается на меня с обнимашками, а я, вообще-то, не привык к таким внезапным проявлениям нежности. Да и нафига? Мамы мне мало, что ли?

Но терплю телячьих ласк. И вот, пока я героически выдерживаю тактильную атаку, в песочницу внезапно заходят мама, а с ней — жена моего брата Лидия Николаевна и маленький говнюк Степан в коляске. О, какие гости!

Мама объявляет:

— Вячеслав Светозарович и Ксения Тимофеевна, смотрите, кто к вам пришёл!

— Дласьте, — без особой радости тянем мы с Ксюней одновременно, просто потому что мама потом будет ругать, если не поздороваемся. Вежливая она у нас.

Лидия Николаевна расстёгивает ремешки на коляске, и Стёпа буквально вываливается оттуда, как десантник на вражескую территорию. Ксюня настороженно наблюдает за этим вторжением.

Степан подбегает к её песочным творениям, хмурится и недовольно спрашивает:

— Это чё?

— Мои толтики, — отвечает Ксюня хмуро.

Степан внимательно смотрит на «толтики». А потом его озаряет. И с каким-то почти ритуальным восторгом он начинает их топтать.

— БАХ-БАХ! — торжественно возвещает он.

Ксюня в шоке. Глаза становятся огромными, как блюдца.

— Мои толтики… — шепчет она, потрясённо глядя на руины своего шедевра.

Я же в восторге. Ну сам же дал повод! Раз племяшка хочет «ба-бах», то пусть получает «ба-бах».

Действую быстро: пока Стёпа не успевает раздолбить очередной песочный тортик, подрываю его магией.

Хлопок — и песчаный торт разлетается за миг до того, как занесённый башмак племянника опускается вниз. Ударная волна слегка пошатывает его, и он плюхается на пятую точку. Скорее даже от испуга, чем от самого толчка.

И тут же, ожидаемо, раздаётся пронзительный плач.

Лидия Николаевна в панике подхватывает сынка на руки, перепуганно причитая:

— Стёпа! Ты что? Ты подскользнулся?

Взрослые ничего не заметили. Да и сам Стёпа не понял, что произошло. Для него это был просто внезапный хлопок, звук, который напугал, а не что-то сверхъестественное.

Зато Ксюня с облегчением смотрит на целые «толтики», потом переводит взгляд на меня — и вдруг улыбается. Догадалась-таки. Ну и остальные тортики спасены, а это главное.

Кстати, о разрушениях. Взрыв, конечно, был детским — в прямом и переносном смысле. Вреда он нанести не мог, хотя бы потому, что магическое ядро балбеса Стёпы уже пробудилось и магия равномерно растеклась по телу. Чтобы серьёзно навредить другому магу, нужна сила побольше. Простого человека я, возможно, и смог бы ранить, но у одарённых всё не так просто. Магия насыщает тело носителя, делая его более устойчивым к урону. Поэтому убить нас обычным оружием сложнее — пуля или нож нанесут меньше вреда, чем обычная оплеуха другого мага.

Магия отлично убивает магию.

Тем временем Лидия Николаевна продолжает успокаивать Степана, но её взгляд цепляется за меня. О, я сразу понимаю, что она делает. Сканирует. Вот же… ну конечно. Только фиг тебе, дорогуша.

Моё ядро все так же укрыто магической скорлупой, а отверстия в ней хоть и расширились за последнее время, всё ещё такие крошечные, что я их скорее чувствую, чем вижу. Ни слабый, ни даже средний маг не смогут их обнаружить. Так что иди-ка ты со своим рентгеновским взглядом, Лидия Николаевна.

Мама тоже это замечает. Она, воспользовавшись моментом, предлагает моей невестке пройти в беседку.

— Пойдёмте, Лидия Николаевна, посидим, поболтаем.

— Да, конечно, — та кивает и берёт Стёпу на руки.

Значит, что-то обсудить хотят. Хорошо. Я бы даже сказал, отлично. Это шанс узнать, что за человек жена моего брата, да и сам брат заодно.

— Ксю, я пи-пи! — объявляю подруге, не дожидаясь реакции, исчезаю в кустах.

Занимаю позицию неподалеку от беседки. Прислушиваюсь. О да, отлично слышно.

В беседке Лидия Николаевна сразу переходит в наступление:

— Как это Слава смог в два года поступить в «Юные нобили»? У него что, уже пробудилась Атрибутика? Он умеет ею пользоваться?

Мама отвечает спокойно, ровно, без капли лишней симпатии:

— Наверное, вы и сами могли увидеть, что у него ядро такое же травмированное, как у меня. Он не может пользоваться Атрибутикой Алхимии.

Я мысленно фыркаю. Браво, мама. Ни грамма лжи, но и ни капли правды. Я ведь на самом деле использую Атрибутику, но не Алхимию, а Разрушение.

— Тогда как он смог поступить в «Юные нобили»? — не унимается Лидия Николаевна.

Мама пожимает плечами, с видом человека, которому совершенно неинтересно обсуждать очевидные вещи:

— Мой сын — гений, вот и всё.

Лидия Николаевна хмурится. Я внимательно слежу за поведением матери. Голос её ровный, спокойный, но в нём нет даже тени теплоты. Просто вежливость. Холодная, безличная, будто она разговаривает не с женой своего пасынка, а с налоговым инспектором, который пришёл проверить семейный бюджет.

Из поведения княгини ясно одно — мама прекрасно понимает, зачем здесь Лидия. Она пришла не в гости, а на разведку, хочет узнать обо мне больше. И если мама скрывает правду от неё, значит, она скрывает её и от моего брата.

Вывод очевиден: брату доверять нельзя.

Внезапно я слышу шаги по тропинке. Быстро оборачиваюсь и замечаю Ефрема.

Дружинник останавливается, чуть наклоняет голову:

— Княжич, ты что тут делаешь?

Я спокойно отвечаю:

— Так… пи-пи ходил.